Крупнейший знаток большевизма Борис Суварин объясняет происхождение советского государства так: Ленин был одержим двумя историческими прецедентами — якобинцы потерпели поражение, ибо недостаточно гильотинировали, парижские коммунары потерпели поражение, ибо недостаточно расстреливали. Нужно избежать этих ошибок и террор нарастает кресчендо.
С октября 1917 г. террор становится важнейшим элементом строительства социалистической утопии. Во всех странах, вступающих на путь строительства лучшего мира по советскому образцу, всюду — от Кубы до Камбоджи, от Албании до Эфиопии, от Чехословакии до Китая — сопротивление коммунистам подавляется жесточайшим образом. Террор рассматривается как единственная возможность навязать большинству населения власть меньшинства.
По сравнению со сталинским террором преследования хрущевской эпохи казались предельно мягкими. Они получили название — репрессии.
Советские граждане, и в том числе подвергавшиеся преследованиям и посаженные, и западные наблюдатели настолько привыкли к сталинским размерам террора, что его замену репрессиями сочли изменением режима.
Немецкий психолог Бруно Беттельгейм, побывавший в гитлеровских концлагерях, а затем получивший возможность эмигрировать в США, анализировал поведение эсесовской охраны и заключенных. Б. Беттельгейм отмечает особое значение в процессе психического уничтожения личности безжалостной, бессмысленной, тотальной жестокости по отношению к заключенному сразу же после ареста. Классическое описание этого процесса дает А. Солженицын в сцене ареста Володина в романе «В круге первом». Психологический шок долгих лет сталинского террора, испытанный целым народом, оставил после себя Большой Страх, который замещает Большой террор.
Преемники Ленина и Сталина имеют возможность применять террор выборочно, в тех направлениях, где обнаруживается тенденция к уменьшению Большого Страха.
Репрессии эпохи Хрущева и Брежнева стали реальным отражением происходящих в обществе процессов, разоблачающих фикцию тотального подчинения идеологии. Репрессии вытаптывают прорастающие сквозь выжженную террором почву ростки сопротивления.
Первое направление преследований — диссидентское движение. В 1978 г. «Краткий политический словарь» впервые включил статью «диссиденты». «Диссиденты» — по определению Словаря — «люди, отступающие от учения господствующей церкви (инакомыслящие)». Империалистическая пропаганда, объясняет Словарь, использует этот термин «для обозначения отдельных отщепенцев, оторвавшихся от социалистического общества, лиц, которые активно выступают против социалистического строя, становятся на путь антисоветской деятельности, нарушают законы и, не имея опоры внутри страны, обращаются за поддержкой за границу, к империалистическим подрывным центрам — пропагандистским и разведывательным». Это определение достаточно широко, чтобы охватить всех «отступающих от учения господствующей церкви» — советской идеологии. Статья «диссиденты», звучащая как обвинительное заключение, заканчивается приговором, сформулированным Брежневым: «Наш народ требует, чтобы с такими, с позволения сказать, деятелями обращались как с противниками социализма, людьми, идущими против собственной Родины, пособниками, а то и агентами империализма. Естественно, что мы принимаем и будем принимать в отношении их меры, предусмотренные законом».
Крупнейший специалист по диссидентству — председатель КГБ Андропов, расшифровывая слова генерального секретаря, относит к числу диссидентов людей, «побуждаемых политическими или идейными заблуждениями, религиозным фанатизмом, националистическими вывихами, личными обидами и неудачами... наконец, в ряде случаев психической неустойчивостью». Председатель КГБ напоминает, что «социалистическая демократия носит классовый характер». Следовательно, «все советские граждане, интересы которых совпадают с интересами общества, пользуются высшими демократическими свободами. Совершенно иначе обстоит дело, если эти интересы не совпадают». В этом случае: «Пусть нам не твердят о гуманизме». В 60-ю годовщину революции председатель КГБ торжественно прокламирует закон социалистической демократии, все, кто с нами согласен, совершенно свободны быть с нами согласными.
Начало 70-х годов было кульминацией первого периода диссидентского движения, развивавшегося прежде всего под лозунгом защиты прав граждан, соблюдения закона. Смелость диссидентов, предающих широкой гласности факты нарушения законов и репрессий, поражает мир. А. Солженицын и А. Сахаров дают пресс-конференцию иностранным журналистам. Американский журналист демонстрирует по телевидению выступления Владимира Буковского, Александра Гинзбурга, Андрея Амальрика и Петра Якира, причем Гинзбург присылает пленку с записью своего комментария из лагеря. П. Якир определил новое положение в стране: «При сталинизме всегда был железный занавес, и никто не знал, что здесь творится. Сейчас мы стараемся каждый арест, каждое увольнение с работы предавать гласности, то есть информировать людей о том, что происходит в нашей стране». Основание в 1970 году А. Сахаровым, А. Твердохлебовым, В. Чалидзе Комитета защиты гражданских прав — первой открытой диссидентской группы, награждение А. Солженицына Нобелевской премией в октябре того же года были восприняты, как победа диссидентства и вызов власти. Открытая деятельность диссидентов рассматривалась как проявление слабости власти и уступки Западу, как смена «разрядки». Западное общественное мнение, пораженное смелостью советских диссидентов, выступает в их защиту: «...сила западной гневной реакции была неожиданна для всех и для самого Запада, давно не проявляющего такой массовой настойчивости против страны коммунизма, и тем более для наших властей, от силы этой реакции они просто растерялись».
Арест П. Якира в июне 1972 года показал, что КГБ разработал тактику борьбы с «инакомыслием». Она останется неизменной на протяжении всех 70-х годов. Каждый «инакомыслящий» становится объектом бдительного внимания, окружается тайными и явными агентами. Инкубационный период заканчивается, когда выясняются все друзья, единомышленники, сочувствующие. Затем производится один или несколько арестов, организуется процесс. Шум, вызываемый процессом над ставшим известным диссидентом, концентрирует на себе внимание Запада. Под этот шум производятся аресты неизвестных диссидентов — репрессии, как камень брошенный в воду, расходятся широкими кругами. Страх возвращается.
Суд над Якиром и Красиным, организованный в августе 1973 года, был первым послесталинским политическим процессом, на котором обвиняемые признались и раскаялись. Советские следственные органы вновь используют «раскаяние» как форму борьбы. Большинство диссидентов отказывается «раскаяться» и использует суд, как трибуну для выражения своих взглядов. «Самиздат» распространяет выступления на процессах В. Буковского, А. Амальрика, Ю. Орлова, А. Твердохлебова и других. Советская пропаганда — печать, телевидение — распространяет выступления «покаявшихся диссидентов»: П. Якира, украинца Ивана Дзюбы (1976), грузина 3. Гамсахурдия (1978), священника Дмитрия Дудко (1980).
В 70-е годы КГБ громит правозащитное движение, подвергает арестам членов групп по наблюдению за выполнением Хельсинкских соглашений, созданных в Москве в 1975 году по инициативе Юрия Орлова, а затем на Украине, в Литве, Грузии и Армении (1976—77), инициаторов создания свободных профсоюзов (1978—80), верующих, участников национальных движений. Рапорт Эмнести Интернейшенел «Политические заключенные в СССР: отношение к ним и условия заключения» перечисляет наиболее распространенные виды репрессий: «лагерь, тюрьма, психиатрическая больница, в которой заключенные пользуются меньшими правами, чем их товарищи в лагерях, ссылка и высылка».
Преследования, которым подвергаются диссиденты за «инакомыслие», являются лишь частью репрессивной политики государства. Поскольку «цель коммунизма — всестороннее и гармоническое развитие личности», постольку, утверждают советские философы, «эта цель не может быть достигнута без активной регулирующей и организаторской деятельности государства». Репрессивная политика в СССР объясняется воспитательной необходимостью, борьбой с «пережитками прошлого». Главные пороки в обществе «реального социализма» — это «хищение социалистической собственности, прогулы, злоупотребление спиртными напитками».
Воровство и коррупция приобрели всеобщий характер, позволяющий советскому адвокату сделать вывод о превращении СССР в 60—70-е годы в «клептократическое государство». Алкоголизм приобрел чудовищные размеры. На пленуме Верховного суда СССР приводились результаты исследования, проведенного в одном районе Литовской республики. В 1963 г. на одного жителя приходилось в среднем 8 литров водки, в 1973 г. — 28,5 л. В среднем каждый житель района (Литва — одна из передовых по культуре республик СССР) потратил на водку 230 руб., а на книги — 3 руб.
