Реальный человек и легендарный герой — воистину удивительная судьба! Но, помимо ратных подвигов, помимо спасения Южной Франции от сарацин. Гильом Желлонский оставил след в истории христианства: он оказал помощь своему другу, святому Бенедикту Анианскому, в составлении нового устава бенедиктинцев, тремя веками ранее написанного святым Бенедиктом Нурсийским. В него вошли элементы устава святого Колумбана, ирландца, участвовавшего в распространении христианства на континенте.
В 817 году Людовик Благочестивый, сын Карла Великого, при грандиозной стечении духовенства в Экс-ла-Шапель приказал всем монастырям королевства принять обновленный устав. Незадолго до этого события было основано бенедиктинское аббатство в Але, которому дали столь редкое в те времена имя: Нотр-Дам. В 813 году граф Разе Бера IV вручил ему дарственную хартию, которая, впрочем, может быть поставлена под сомнение, как и большинство монастырских хартий того времени. Дело в том, что документ содержит явный анахронизм: в нем упоминается о том, что монастырь находится под непосредственным покровительством папы — чего не делалось до конца X века. Тем не менее аббатство начинает функционировать, а графы Разе заботятся о том, чтобы у него были средства к существованию. Спустя век аббатство Але оказалось в своего рода «союзе монастырей» под эгидой знаменитого аббатства Сен-Мишель-де-Кукса, расположенного у подножия Канигу. В 993 году во власти аббата Гарена были Сен-Мишель-де-Кукса, Сен-Пьер-де-Мас-Гренье, Сен-Илер. Пьер-де-Леза и Нотр-Дам-д'Але, но в 998 году, после его смерти, этот союз распался. В тот момент начал набирать силу другой орден, пожалуй, наиболее значимый среди тех, что бытовали во Франции до появления святого Бернара и цистерцианцев. Это был орден клюнийцев, который в свою очередь внес вклад в следующую реформу бенедиктинских монастырей.
Гильом Желлонский передал графство Разе одному из своих сыновей. Вплоть до 870 года графством управляли его потомки, череда правителей по имени Бера, до тех пор, пока Разе не перешло в руки графов Каркасонских. Надо заметить, что такой поворот событий впоследствии стал причиной длительных споров между графами Каркасона и Барселоны. Во время правления графов Каркасонских Разе был важным центром, в котором могли собираться сеньоры из всех близлежащих земель. Аббатство Але успешно развивалось; слух о том, что в нем хранится обломок Святого Креста, увеличивал как его престиж, так и приток паломников в Разе. В 1090 году в сфере влияния Нотр-Дам-д’Але оказалось аббатство Сен-Поликарп, а 16 июня 1096 года аббатсгво Але посетил папа Урбан II. Визит понтифика, навестившею Але наравне с Тулузой и Каркасоном, как нельзя лучше свидетельствует о его интересе к монастырю на берегах Од. Наконец, в 1067 году графиня Эрменгарда уступила (точнее, продала за тысячу унций золота) верховную власть над Каркасоном и Разе своему родственнику Раймону-Беранже, графу Барселонскому. Переход Разе в сферу влияния Каталонии отразился на частных уставах некоторых монастырских орденов. Отныне тамплиерский орден, обосновавшийся в Безю, более не зависел от французского монарха Филиппа Красивого, будучи во власти графа Барселонского; по этой причине ордену Безю удалось ускользнуть от репрессий со стороны короля.
Но далее в истории Разе начинается темный период. В Окситании пробил час катаров. Охватывая регион за регионом, катарская «ересь» получила многочисленную поддержку со стороны местной знати. На проблемы религиозного характера наслоились проблемы политические: окситанские правители прекрасно знали, чего добивалась от них Северная Франция, в частности капетингская монархия. Юг Окситании всегда считался страной ереси и протеста, словно это было особенностью его национального менталитета. Как бы то ни было, катаризм нашел в Окситании благодатную почву для расцвета.
Графство Разе в тот момент стало виконтством. В 1194 году оно находилось во власти Раймона Роже Транкавельского, виконта Каркасона и Безье, героя крестового похода против альбигойцев. Преданный Симоном де Монфором, виконт умер в тюремной камере Каркасона в 1209 году. Но знамя восстания подхватил его сын, чье воспитание было поручено графу Фуа, при дворе которого в изобилии водились еретики чуть ли не всех сортов, что ни для кого не было тайной. Объединяло всех их одно общее: глубокая ненависть к Франции и капетингскому королю.
Господствующей «ересью» в XII–XIII веках было катарское учение, но не стоит забывать, что в те времена существовали и другие «еретические» доктрины. Ни один период в истории не насчитывает столь огромного количества сект, диссидентских учений и странных культов, среди которых были и откровенно дьявольские ритуалы. Официально инквизиция была создана ради того, чтобы бороться (как словом, так и делом, точнее, огнем) с теми, кого в деревнях почтительно называли «добрыми людьми», а в церковных кругах — «дуалистами». Но, помимо этого, в ее задачи входило также противостоять потоку различных «ересей», ворвавшихся в христианский мир Западной Европы. Нельзя сказать, что это было время веротерпимости — скорее всего, такого слова тогда еще не существовало… Любое возражение против официальной доктрины, любой диалог с иной религиозной традицией оказывался невозможным: слова Священного Писания и его официальные комментарии не вызывают сомнений у истинных верующих и не нуждаются в обсуждении — таков был вердикт Римско-католической церкви. К этому можно было бы еще добавить: «Вне Церкви никто не обретет спасения!», рефреном звучавшее в ту темную эпоху. Однако сколько отклонений от официальной доктрины можно выявить в литературных памятниках и произведениях искусства того времени! И сколько странных еретиков гнило в тюрьмах и горело на кострах инквизиции… Непримиримая жестокость Церкви по отношению к «еретикам» вполне объяснима: ведь они ставили под сомнение главенствующую роль священников, что подрывало основы трехчленного общества «oratores — bellatores — laboratories» (служители церкви — воины — работники). К тому же, даже несмотря на то, что в некоторых бедных приходах духовенство легко могло скатиться до уровня нищеты, никогда более у Церкви не было столь богатых доходов. Принять доктрину катаров, утверждавших, что священники ни на что не годятся, значило добровольно отказаться от обильных запасов, поставляемых проведением культов и налогами. Страх перед подобными катарскими идеями, охвативший окситанское ортодоксальное духовенство в начале XIII века, заставил их принять позицию сеньоров Северной Франции: бороться и отдавать свою жизнь во имя истребления дьявольской доктрины — вернее сказать, во имя истребления тех, кто ее проповедует и поддерживает. Под удар Церкви попали как еретики, так и окситанские сеньоры, дерзнувшие поддерживать «этих безбожников». Так начался очередной крестовый поход, послуживший прекрасным прикрытием для истинных целей папства и капетингской монархии. Так, во имя Бога, который никогда не ошибается (и во имя материальных интересов французского короля и его вассалов), была уничтожена катарская Окситания.
Невозможно обойти молчанием все зверства крестового похода против альбигойцев: поход во славу Господа, противоречивший самой доктрине христианского милосердия, привел к культурному и духовному геноциду страны. Невозможно умолчать о тех чудовищных способах удовлетворения человеческого эгоизма, на которые благословило участников похода папство. Невозможно забыть истребление Безье. Невозможно оправдать садистскую жестокость Симона де Монфора или любого из его подручных. Но равным образом невозможно переделать Историю.
Лишенный отца и законного наследства, молодой Транкавель, воспитанный при дворе графа Фуа под несмолкаемый антифранцузский и антипапский ропот, не мог остаться равнодушным к происходящему. Несмотря на свой юный возраст, он решил отомстить: отныне целью его жизни будет вернуть себе незаконно отнятое наследство, то есть графства Альби, Каркасон и виконтство Разе, столь дорогое его сердцу.
Молодой Транкавель — довольно любопытный персонаж в этой истории: не говоря о его авантюрном характере, скажем лишь, что он напоминает одного из тех, кто «ищет Грааль», это своего рода рыцарь, сражающийся с мельницами. Собственно, поэтому некоторые не колеблясь утверждали, что он был прообразом Персеваля, ставшего королем Грааля в немецкой версии Вольфрама фон Эшенбаха. Но увы, когда Персеваль впервые появился в эпопее о короле Артуре, Транкавель еще не родился: Кретьен де Труа, создатель «сына вдовы» Персеваля, взялся за перо в 1190 году. Однако почему не предположить обратное? Кто знает, быть может, молодой Транкавель, ознакомившись с произведением Кретьена де Труа, дополненным умелыми писателями конца XIII века, решил взять этого героя за образец, то есть отомстить убийце своего отца и стать королем идеального царства…
