Симон Шноль - Герои, злодеи, конформисты отечественной НАУКИ

Глава 5

Генерал Альфонс Леонович Шанявский (1837-1905)

Братья Михаил Васильевич (1871-1943) и Сергей Васильевич (1873-1909) Сабашниковы

Профессора Кесслер, Щуровский, Богданов и многие их коллеги, купцы-меценаты, великая княгиня Елена Павловна, принцы И Т. и А. П. Ольденбургские, множество молодых людей, «шедших в народ» учителями и врачами — их объединяет внесословное, вненациональное, массовое проявление «духа времени», настроения общества, достигшего высшего уровня после реформы 1861 г. (см. [3-6]). Рыцарем этого общественного настроения был в последней трети XIX века генерал А. Л. Шанявский Альфонс Леонович Он родился в Польше. Взаимоотношения Польши Шанявский и России на протяжении многих веков были очень сложными. Не раз они воевали друг с другом. Заключали военные союзы и расторгали их. Были времена, когда Польше принадлежали многие древние русские города (даже Киев и Смоленск), бывало и наоборот - польские города отходили России. Впрочем, Польша воевала со многими своими соседями. Много раз производились разделы польских земель. И сохранилась в конце концов Польша как государство только благодаря неукротимому и гордому характеру поляков. После поражения Наполеона Священный союз европейских государств в 1815 г. на Венском конгрессе очередной раз перекроил карту Европы. И Королевство Польское стало частью Российской империи. Николай I, однако, вполне сознавал, что Польша - пороховая бочка, что источником взрыва может быть свободолюбие поляков и особенно представителей ее высших аристократических кругов. И многие польские аристократы - борцы за национальную независимость - кончили свою жизнь в Сибири. В июле 1830 г. произошла «очередная» революция во Франции, в сентябре - в Бельгии. В Польше еще в 1828 г. было организовано тайное революционно-освободительное общество. И вслед за Францией в Польше вспыхнуло восстание, которое было жестоко подавлено. Европейцы симпатизировали полякам и осуждали Россию. Странная, непостижимая вещь патриотизм. Великий Пушкин был оскорблен этой реакцией европейцев и ответил им знаменитым стихотворением «О чем шумите вы, народные витии», где говорил, что это наше внутреннее дело — спор Польши с Россией, что это «спор славян между собою». Пушкин — автор оды «Вольность»... Кто-то посоветовал Николаю I, или он сам придумал: чтобы искоренить свободолюбие поляков, чтобы примирить их с Россией, нужно забрать мальчиков из высших аристократических семей и воспитать их в духе российского патриотизма, в духе преданности российскому императорскому дому. Тех мальчиков, из которых, останься они дома, и получатся пламенные польские патриоты-революционеры. Кто мог это посоветовать? Может быть, тупой и жестокий Аракчеев, который тогда же предложил отбирать еврейских мальчиков 7-9 лет и отдавать их в солдаты (часто, но не всегда, в качестве музыкантов)? Мальчиков этих причисляли к кантонистам. Многие из них умирали еще в дороге, а те, кто выживал, служили солдатами 25 лет и за это время совершенно утрачивали связь с родными и близкими. Переживания и муки этих детей волновали русское общество. Волнуют они и меня — правнука одного из таких кантонистов... Верна ли идея, при всей ее жестокости? В самом ли деле искореняются гордость, революционный дух, свободолюбие, верность семье и своей Родине, если воспитывать таких детей вне семьи? Бывает по-всякому. Вопрос в том, в каком возрасте взять ребенка из семьи. Есть ужасный советский опыт. Массовые аресты в СССР в «1937 г.», когда арестовывали обоих родителей. Тогда были созданы специальные «команды» (обычно из активных комсомольцев) по «отлову» остающихся детей. Их забирали и помещали в специальные детские дома. При этом выполняли указание: разлучать братьев и сестер, давать им новые и разные имена и фамилии - чтобы они ничего не помнили. Так вот, уже 7-летние дети никогда не забывают свое прошлое и сохраняют (даже не сознавая этого) нравственные оценки и реакции, заложенные в семье. И знаю я это тоже не понаслышке, а из опыта жизни в детдоме и знания судеб многих таких детей. (Я вернусь к этой теме в очерке о Э. С. Бауэре и его детях). Альфонс Леонович Шанявский, представитель древней польской аристократии, родился 9 февраля 1837 г. В этой аристократической семье взрослые уделяли большое внимание воспитанию и обучению детей. Главой рода Шанявских в то время, по-видимому, был архиепископ Иосиф Шанявский [8]. В молодости он принимал участие в освободительной борьбе, был активным участником восстания 1794 г. Но к старости стал ретроградом, начальником цензурного комитета, религиозным деятелем, преследовал свободомыслие. Для образования и воспитания мальчиков из рода Шанявских он организовал специальную «коллегию»», куда и отдали юного Альфонса. Возможно опыт спартанской (?) жизни в этой коллегии облегчил дальнейшую судьбу этого мальчика. Альфонс был отнят от семьи, вывезен в Россию и помещен в детский кадетский корпус в Туле. Можно полагать, что это было совсем не похоже на современные детские дома. Детей хорошо учили, одевали, кормили, но знаем мы об этом очень мало. Л. А. Шанявская: «...к счастью, заведение это оказалось тогда так хорошо и образцово обставленным и мальчика способного и замечательно красивого так пригрели и обласкали, что он до конца своих дней не мог вспоминать без умиления своего Тульского корпуса, его директора и особенно учителя русского языка. „Там, — говаривал он, - меня с ранних лет научили любить многое русское"» (см. [6,9,10,23-25]). После окончания «курса малолетних» Шанявского перевели в Орловский кадетский корпус, а затем в Константиновское военное училище в Петербурге. Альфонс отлично учился. Константиновское училище он окончил первым (первым — по успехам в учебе) — его имя было занесено на мраморную доску. Из училища Шанявский, как тогда говорили, «вышел в гвардию» — в привилегированный Егерский полк. Вскоре он поступил в Академию Генерального штаба, которую окончил тоже первым, и также его имя было занесено на мраморную доску. Л. А. Шанявская: «Академия Генерального штаба стояла тогда очень высоко; под влиянием 1860-х годов, когда было всеобщее стремление к просвещению, в Академии читались дополнительные сверхкомплектные курсы профессорами Университета, и сами офицеры ходили в Университет на лекции, а по воскресеньям была устроена воскресная школа грамотности для обучения желающих — поэтому жизнь шла живо и весело». Это было, как отмечено выше, время накануне возрождения России, освобождения крестьян, и Шанявский, наряду с учением в Академии, слушает лекции в Петербургском университете. По окончании Академии в мае 1861 г. он (как «первый») принят на службу в Генеральный штаб и вскоре произведен в полковники. Блестящая карьера Шанявского была в значительной мере связана с покровительством нового военного министра, замечательного человека, генерал-фельдмаршала графа Д. А. Милютина (см. главу 1). Министр поручает Шанявскому ответственную работу в Генеральном штабе по рекрутскому набору в России. Но петербургский климат, слабое здоровье — туберкулез, кровь горлом - и генерал Шанявский по настоятельной рекомендации врачей уезжает продолжать службу в Восточную Сибирь. Его приглашает генерал-губернатор граф Муравьев-Амурский: идет освоение новой российской территории — амурского края. 10 лет в Сибири. В постоянных разъездах и экспедициях «в седле» — болезнь отступает. Это были лучшие годы его жизни. Его (поскольку здоровье улучшилось) вызывают в Петербург. Он участвует в законодательной работе по воинской повинности в казачьих войсках. Но снова резко ухудшается здоровье, и он 38-ми лет от роду уходит в отставку в звании генерал-майора и уезжает в Сибирь как частное лицо. Удался ли замысел царя? Ну, пока кажется, что вполне удался: вместо свободолюбивого революционера — генерал, опора Российского престола, что и требовалось получить...

Что влекло его в Сибирь? Сибирь, особенно Восточная, прекрасный край. (Край этот был прекрасен в XIX веке, но и сейчас еще многое сохранилось.) Необозримые просторы. Могучие полноводные реки. Волшебное, самое глубокое и самое прозрачное на Земле озеро Байкал. Горы. Озера. И тайга. Главное дерево тайги лиственница, сибирские кедры, пихты, ели. Огромные запасы ископаемых — угля, нефти, золота, алмазов. А в тайге лоси, рыси, медведи, соболь. И сколько птиц! Кому довелось побывать в нетронутых таежных просторах — долгие годы видит их во сне, слышит крики гусиных и журавлиных стай. Но не только красоты влекли Шанявского в Сибирь. Диалектика истории на каждом шагу. После 1825 г. в Сибирь на каторгу и в ссылку был отправлены многие сотни декабристов. И все последующие годы в Сибирь ссылали наиболее прогрессивных и образованных людей. В самых глухих местах оказывались носители просвещения и высоких нравственных принципов. «Нормальным» путем на такое продвижение «света знаний и культуры», т. е. буквально просвещение, потребовались бы сотни лет. А тут насильственно расширялись границы просвещения («Когда благому просвещенью / отдвинем более границ...» — опять Пушкин). Меня занимает здесь еще один, драматичный аспект. Сибирь — место ссылки, в том числе многих и многих поляков. Более того, в Сибири оказываются однофамильцы (родственники?) А. Л. Шанявского [23,24]. Общался ли он с ними? Помогал ли? Узнать это мне не удалось. Так в Сибири возникли форпосты и центры современной культуры — Томск, Иркутск, Тобольск, Красноярск. Центрами культуры стали и многие совсем небольшие сибирские города. Определялось это, конечно, не только ссыльными, но и развитием торговли и промышленности. Такой способ просвещения — посредством арестов и насильственного поселения «в местах не столь отдаленных» цвета отечественной интеллигенции — вполне бессознательно, но с ужасающей интенсивностью осуществлялся потом советской властью. Лишь вне больших городов разрешали жить сотням тысяч представителей науки, культуры, искусства. И это было счастьем — не убили, а выпустили из тюрьмы или концлагеря, или «только сослали». Зато как расцвели «национальные по форме и социалистические по содержанию» науки и искусства в национальных окраинах. К нашему рассказу прямое отношение имеет небольшой город Кяхта — почти на самой границе с Монголией. Он был основан в 1727 г. в связи с интенсивным развитием торговли России с Китаем. Шелк, чай и другие китайские товары поступали этим путем, через Кяхту, в Россию. Кому известно, что российские жители, сегодня непрестанно на работе и дома пьющие чай, еще недавно не знали, что это такое. В Кяхте в середине прошлого века обосновался Василий Никитич Сабашников, разбогатевший на чаеторговле. Его жена, Серафима Савватьевна, местная сибирячка, образование получила в Петербурге в «институте» (Институт благородных девиц) и играла видную роль в интеллектуальной жизни Кяхты. «Дом родителей... был средоточием кяхтинской... интеллигенции, среди которых были и политические ссыльные, в том числе декабристы. Мама получала из Москвы и Парижа (в Кяхту!) книжные новости и охотно делилась ими со знакомыми... К нам постоянно заходили просматривать получаемые родителями иностранные и столичные журналы. Вероятно, через китайскую границу отец получал „Колокол'1 Герцена...» [9,10]. К чему я все это? А к тому, что, попав в Сибирь, генерал Шанявский подружился с этой семьей, и многое в его жизни определилось этой дружбой. Судьбы Шанявских и Сабашниковых, их роль в культурной жизни России так тесно связаны, что рассказ дальше должен был бы идти о двух этих фамилиях. Опять диалектика — неисповедимость путей... Прорыли Суэцкий канал, и стало выгоднее везти чай в Россию из Китая не сухопутными путями через Кяхту, а морем через канал в Одессу И Сабашниковым, и другим кяхтинским чаеторговцам пришлось искать иные поприща. Осваивался Амурский край. В. Н. Сабашников занялся (и успешно!) поиском и добычей золота. В этой v ; ' " „ Михаил Васильевич деятельности он через некоторое время объединился Сабашников с Аполлинарией Ивановной Родственной, дочь которой Лидия Алексеевна стала женой А. Л. Шанявского. Высококультурный и образованный генерал Шанявский вошел полноправным участником в Зейскую золотопромышленную компанию (Зея — приток Амура). Генерал поставил поиск и добычу золота на научную основу - изучил иностранную литературу и опыт аналогичных компаний мира. «Пошло хорошее золото» — золотопромышленники стали очень богатыми людьми России [Афанасьев]. Может быть, после всего сказанного неудивительно, что Лидия Алексеевна Родственная (Шанявская), выросшая «в далекой сибирской глуши», была также высокообразованным прогрессивным человеком, ни в чем не уступающим своему супругу. Я упоминал выше, что по приказу военного министра Д. А. Милютина в 1872 г. в Санкт-Петербурге при Николаевском госпитале были открыты женские врачебные курсы. Но не сказал, что открыты они были благодаря настойчивости Лидии Алексеевны. Можно не сомневаться, что с министром ее познакомил генерал Шанявский — их семья образовалась в том же 1872 г. Это Лидия Алексеевна убедила министра, что во все времена раненым воинам помощь оказывали женщины. Что дать женщинам медицинское образование — в интересах государства. Идеи женской эмансипации, высшего женского образования занимали в те годы прогрессивную часть общества в разных странах. Весьма сильным это движение было и в России [15]. Лидия Алексеевна отдавала этой идее не только силы, но и почти все свое, а затем и общее с супругом состояние. В 1882 г., в силу упомянутых выше обстоятельств, Высшие женские врачебные курсы были закрыты. Около 12 лет Л. А. и А. Л. Шанявские вели борьбу за их открытие. Более ста раз они обращались в разные инстанции. Лишь в 1894 г., при восшествии на престол Николая II, был открыт Женский медицинский институт, но при условии финансового обеспечения за счет частных средств. Шанявские пожертвовали на это 300 тыс. рублей своих и еще 200 тыс. по завещанию покойного члена той же золотопромышленной компании П. В. Берга. Заботились супруги и о просвещении Сибири. На их средства (30 тыс.) была построена гимназия в Благовещенске. Они приобрели 1000 десятин и выделили 1000 рублей на устройство сельскохозяйственной школы в Чите. Однако Альфонс Леонович говорил: «Все женщины..., как будто мало среди мужчин таких, которые тщетно стучатся в двери высшей школы». Действительно, дело просвещения в России после событий 1866-1881 гг. резко ухудшилось. Сословные ограничения, высокая плата за обучение, надзор, цензура привели к очень тяжелому положению. Прогрессивные деятели — профессора университетов, лишенные кафедр и возможности вести научную работу, уезжали за границу. В 1887 г. был уволен из Московского Университета за прогрессивный образ мыслей профессор государства и права Максим Максимович Ковалевский [1]. В 1901 г. он основал в Париже «Высшую русскую школу общественных наук». Сходная судьба у другого знаменитого общественного и научного деятеля России тех лет, профессора Александра Ивановича Чупрова — экономиста, математика, публициста [2]. Дело, которому посвятил жизнь генерал Шанявский, как и вообще дело просвещения в России, чрезвычайно обязано многолетней издательской деятельности братьев Михаила и Сергея Васильевичей Сабашниковых. Они намного моложе Шанявского, но и издавать книги они начали очень молодыми: Михаилу было 19 лет, Сергею — 17. Первая изданная ими книга «Злаки Средней России» была написана их домашним учителем и другом П. Ф. Маевским. Это было в 1891 г. Столько привлекательного и поучительного было в их жизнях. А если добавить, что Сергей трагически погиб в 1909 г., и все годы дальше «дело Сабашниковых» вел Михаил Васильевич, но всегда от имени двух братьев. Советская власть не сразу закрыла издательство: его высоко ценили Ленин и Луначарский. Закрыто оно было в 1930 г. Но многие, многие годы изданные ими книги сохраняют свою ценность. Они начали с книги П. Ф. Маевского. 9-е (!) издание «Флоры» Маевского вышло в 1950-е годы. Тому, кто заинтересуется, нужно прочесть «Воспоминания» М.В.Сабашникова и книгу С.Белова «Книгоиздатели Сабашниковы» [9-И]. Они издавали бесценные серии книг: «Серия учебников по биологии», «Первое знакомство с природой», «История», «Памятники мировой литературы», «Страны, века и народы», «Русские пропилеи. Материалы по истории русской мысли и литературы», «Пушкинская библиотека», «Ломоносовская библиотека», «Руководства по физике, издаваемые под общей редакцией Российской ассоциации физиков», «Богатства России. Издание Комиссии по изучению естественных производительных сил России», «Исторические портреты», «Итоги работ русских опытных учреждений», «Homo Sapiens», «Записи прошлого». И множество замечательных книг вне серий, адресованных самым широким демократическим слоям. Издательская деятельность братьев Сабашниковых неоценима для дела просвещения России. Она оставила след не меньше, чем деятельность Шанявских. Эти замечательные люди были не просто близкими друзьями. Они служили одному делу, одной идее. Более того, без моральной и материальной поддержки Сабашниковых вряд ли был бы осуществлен замысел Шанявских — создание Народного университета, о чем я и начинаю, наконец, рассказывать. Катастрофическое положение с просвещением, а следовательно, и с высшим образованием в России проявилось в 1904-1905 гг. в сокрушительном поражении России в Русско-японской войне. Есть очевидная для меня аналогия — ухудшение образования при Николае I и поражение в Крымской войне, и при Николае II и поражение в войне с Японией. А. Л. Шанявский — генерал! — потрясен этим поражением и прямо связал его с реакционной политикой в народном образовании. Он пишет министру народного просвещения [6] 15 сентября 1905 г.: «...наряду с внешними бедствиями перед страной перспектива одичания. Правительственные школы не выдерживают толчка освободительного движения, целые годы в них не было правильного учения...» Размышляя, как повлиять на создавшуюся ситуацию, он обращается к М. М. Ковалевскому и А. И. Чупрову Чупров жил тогда за границей (у него сильная стенокардия), и Шанявский обратился к нему через Н. В. Сперанского, чтобы тот в свою очередь спросил М. М. Ковалевского: «не согласится ли Максим Максимович променять руководство своей парижской школой на аналогичное образовательное предприятие в Москве?» На это Чупров ответил, что не нужно конкурировать (с существующими) университетами, а нужно дополнять и корректировать их. Существующие университеты недоступны для «...реалистов, семинаристов, воспитанников технических и земледельческих школ, для евреев и проч. и сверх того для всех женщин. Это такой контингент, который способен заполнить десять высших школ в России. Вот для этого-то элемента, ныне не допущенного в Университет, а между тем жадно к нему стремящегося, и должен быть дан исход... При такой постановке новое учреждение не будет переходить дорогу ни университетам, ни Высшим женским курсам Герье, ни кому-либо другому..., и правительству неловко будет мешать новому предприятию, и Думе есть основания хлопотать, и частным лицам резон жертвовать... Было бы очень желательно ввести преподавание естественных наук в широком смысле слова, как основу для выработки миросозерцания для последующего выбора практической специальности». Это письмо Чупрова было исключительно важно для Шанявских. В 20-х числах августа 1905 г. М. М. Ковалевский прибыл в Москву, и Лидия Алексеевна собрала «военный совет>». В него входили М. М. Ковалевский, В. К. Рот, С. А. Муромцев, М. Я. Герценштейн, князь С. Н. Трубецкой, В. Е. Якушкин, Н. И. Гучков, Н. М. Перепелкин, Н. Н. Щепкин, Н. В. Сперанский и братья Сабашниковы. Профессор В. К. Рот, директор Нервной клиники Московского Университета, обсудил эти планы с городским головой князем В. М. Голициным. А тем временем резко обостряется болезнь Альфонса Леоновича - развивается аневризма аорты. Это когда стенка аорты истончается, начинает пульсировать и в любой момент может разорваться. Смерть могла наступить от любого эмоционального или физического напряжения. И Лидия Алексеевна делает все возможное, чтобы этого не случилось. Резко ограничивается общение. Только с близкими друзьями. Перед домом, чтобы шум колес экипажей и стук копыт лошадей не тревожил больного, на мостовую настилается солома. Альфонс Леонович и Лидия Алексеевна дома обсуждают проекты лишь с самыми близкими друзьями — братьями М. В. и С. В. Сабашниковыми, Н. В. Сперанским и профессором В. К. Ротом. Обсуждается, в основном, идея создания в России открытого университета, аналогичного открытой для всех «Высшей русской школы общественных наук» М. М. Ковалевского в Париже. Можно предполагать особую роль в этих обсуждениях крупнейшего специалиста в истории народного образования, замечательного педагога и друга Сабашниковых Николая Васильевича Сперанского, бывшего когда-то домашним учителем братьев.