Чтобы понять ту эпоху, мы должны увидеть в Шотландии взаимодействие и столкновение тенденций, общих для всей Европы: консолидации, централизации, создания строгой социальной структуры, а в этих рамках — новый расцвет учености и духовности. Мы видели, что к концу VIII в. уже появились первые ростки культурного возрождения. Но их уничтожили набеги викингов, а в Южной Европе — сарацин, добравшихся в 732 г. до самой Луары и прочно закрепившихся в Испании. Мусульмане оставались непрестанной угрозой, которая через несколько лет после смерти Карла Великого нависла и над Римом, и над Константинополем. Германию опустошали славяне, венгры угрожали и Германии, и Италии. Рассыпалась созданная Карлом Великим структура, а Ирландия, светоч Запада, к 900 г. лежала в руинах.
Но и в этой труднейшей ситуации нашлись люди, продолжавшие бороться, как Сиагрий, или Бонифаций, или король Артур четыре столетия назад. Среди этих людей мы можем назвать и нескольких королей из династии Мак-Альпинов. Люди, сражавшиеся против значительно превосходящих сил, могли потерпеть поражение, и часто так оно и происходило. Но именно они заронили искру надежды в сердца тех, кто последовал за ними. К X в. по всему западному христианскому миру началась организация сопротивления. (Восточная Римская империя, лишенная многих владений, но никогда не сваливавшаяся в пучину хаоса, была достаточно спокойной и самой цивилизованной частью Европы.) Начала принимать определенные очертания феодальная система, система общественной и военной организации (в ту эпоху это были синонимы), основанная на единственном сохранившемся от прежней организации элементе — семье. Следует отметить, что на латыни X в. слово patria вовсе не означает обширную территорию вроде страны или даже области, оно означает семью или род. Семьи владели своими землями, небольшие семьи требовали у более крупных предоставлять им защиту в своей крепости, служившей укрытием от грабителей, а за защиту они платили, неся гарнизонную службу, хотя владелец замка нанимал и постоянный гарнизон, наделяя его членов земельными участками из своих владений. Социальными единицами на континенте были (в отличие от привычного нам клана родичей, происходящих от общего предка) сам замок и окрестное население, семья владельца замка и его сторонники, расселенные на его землях. Впрочем, этот социум был наследником римской традиции paterfamilias. В данном случае под familia понималась социальная еде-ница, которая включала как родичей, так и клиентов. Эти отдельные маленькие patriae разрастались. Когда владелец замка становился могущественным, все большее число людей вступало с ним в вассальные отношения, принося ему «оммаж». Сфера его влияния расширялась, и одного замка было уже мало. Его «люди» строили другие замки, но они все еще находились на земле их господина и были обязаны служить ему, так же как гарнизоны из их собственных «людей» служили им самим. Таким образом, система развивалась и вглубь и вширь, пока процесс субфеодализации не охватил все формы: от крупных фьефов, провинций империи, до маленьких городков-крепостей с одной деревней. Сеть феодальных владений ширилась, а феодальные отношения были закреплены сначала обычаем, а затем и законами. Со временем все люди, живущие на земле, оказались связаными этими отношениями, а выражение «человек без господина» стало синонимом разбойника. Господин А держал X за службу другому господину В, который держал X, Y и Z за службу своему господину С, и так далее. В свою очередь, господин был обязан защищать своих вассалов. То есть обязательства были взаимными, и это следует помнить, ибо об этом очень часто забывают историки, хотя сами вассалы[51] очень хорошо помнили об этом, и когда они считали, что их права нарушены, то незамедлительно переходили на службу к другому господину, имея на это полное моральное право.
Нужно запомнить одну вещь. Сеть взаимных обязательств, теоретически связывавших всех мирян, начиная с самого императора, основывалась на владении землей и защите земельных владений. Клан создавался из поселенцев-захватчиков; в сущности, это была связь по общности происхождения. Фьеф возник из гарнизонов, созданных для защиты от захватчиков. А после того как была выполнена эта первичная цель, фьеф со своей четкой и ясной стуктурой показался чрезвычайно удобным устройством для той в высшей степени логической точки зрения, которая доминировала в средневековом мышлении, а тесная связь социальной единицы с владением четко очерченным участком земли во многом подготовила человеческое воображение к восприятию того понятия, которое мы называем национальностью[52].
И эта военная система работала. Она держала на расстоянии викингов и сарацин или, как произошло в главной континентальной колонии норманнов, ассимилировала их, хотя норманны и наложили на нее свой характерный отпечаток. Благодаря своей потрясающей адаптивной способности они переняли эту систему в тот же период, когда Нормандия приняла французскую культуру, но переняли ее как уже нечто данное. Поэтому, тогда как во Франции и в Германии феодальные отношения зарождались в нижних слоях общества, в Нормандии, как позднее в норманнской Англии, они были насаждены сверху и с самого начала разом охватили все государственное устройство.
К середине XI в. эта система стабилизировала социальную структуру в большей части континентальной Европы, и хотя эта стабилизация носила характер скорее относительный, чем абсолютный, она дала возможность возродиться Церкви. К тому моменту Церковь оказалась в очень тяжелом положении: в хаосе нашествий ее духовные функции секуляризировались, ее владения передавались тем людям, которые могли обеспечить им наиболее эффективную защиту, а не тем, кто мог наилучшим образом их использовать, пока они не стали восприниматься как наследуемая собственность. И все же уже в 910 г. положение стало меняться: в этом году, Вильгельм, герцог Аквитанский, основал во французской Бургундии аббатство Клюни. Там во всей своей строгости и с новыми существенными дополнениями возродилось Правило св. Бенедикта. До того монастырь был одинокой изолированной единицей, зависимой (если он вообще был с кем-либо связан отношениями зависимости) только от местного епископа. Теперь же новые клю-нийские монастыри, которых вскоре стало очень много, связывались с первичным монастырем и образовывали сильную и обширную межнациональную организацию, подчинявшуюся только Папе и достаточно мощную, чтобы успешно противостоять любым, попыткам навязать им светский контроль. Клюни и его грандиозная сеть дочерних монастырей привлекали к себе лучшие умы эпохи. Они боролись с секуляризацией, слабостью и деградацией Церкви и вдохнули новую жизнь в представления о Божьем Граде — общине, живущей в мире, но не являющейся его частью, главой которой был не светский князь, а преемник апостола Петра. Тем не менее князья охотно оказывали им поддержку, ибо клюний-цы приносили с собой духовное возрождение и, как следствие, возрождение интеллектуальное. Император Генрих III (1039–1056 гг.) проявил себя ревностным сторонником этого движения, а в 1049 г. его двоюродный брат Бруно стал первым Папой-клюнийцем, приняв имя Льва IX. Он недолго восседал на папском престоле, но этот краткий период был очень важен. Лев IX считал (и имел для этого все основания), что светский контроль над духовными силами является корнем зла своего времени. Он боролся с глубоко проникшим в церковное тело ядом симонии, то есть покупкой и продажей церковных должностей; запретив духовным лицам вступать в брак (что вновь вошло между ними в обычай, несмотря на прежние запреты), он положил конец передаче должностей по наследству, а освободив священника от семейных уз, дал ему ту независимость, которую восхвалял апостол Павел.
Церковные реформы привели к великому возрождению учености. Снова ожили философия, законоведение, теология. Герберт, в 999 г. ставший первым французским Папой под именем Сильвестра II, прежде изучал в Испании мусульманскую науку, математику и астрономию. Арабская культура унаследовала греческие традиции, особенно традиции Аристотеля, книги которого были принесены в Сирию и Персию некоторыми ересиархами, изгнанными из Константинополя. К середине XI в. ломбардец Ланфранк и бургундец Ансельм принесли новую ученость в монастырь Бек в Нормандии, основанный в 1040 г., а от свечи Бека зажглись очаги в Кане, Руане, Жюмьеже, Фекампе, Авранше и Сен-Мишеле. В результате Нормандское герцогство стало научным светочем Севера. За возрождением наук последовало возрождение искусств, начавшееся с архитектуры. В Центральной Франции вскоре после 1100 г. зародился стиль, который мы называем норманнским или французским романским, стиль, характеризующийся использованием больших округлых сводов, округлой арки, поддерживаемой массивными колоннами, как в нефе аббатства Керк в Данфермлайне. В сущности, этот стиль своими истоками уходит в римскую и византийскую архитектуру, но и название «норманнский» не лишено оснований, так как норманны не только в совершенстве овладели этим стилем, но и добавили некоторые детали, демонстрирующие сильнейшее скандинавское влияние: переплетающийся орнамент, чрезвычайно сходный с кельтскими образцами, гротескные птичьи головы и зигзагообразные формы, напоминающие следы легкого бриза на спокойной поверхности моря. Возрождение переживали и ремесла, например, вышивка и металлообработка. Еще до 1000 г. во Франции появляются первые прекрасные образцы изделий из цветного стекла.
