Разочаровавшие толпу гладиаторы должны были быть счастливы, что отделались так дешево — только побоями.
Морские сражения на потеху толпе
О массовых гладиаторских битвах мы уже упоминали выше. Они случались довольно редко и чаще всего не в амфитеатре, слишком малом для подобных зрелищ. Так, например, в 46 г. до н. э. Цезарь приурочил к своему триумфу сражение двух отрядов, в состав каждого из которых входили по 500 пеших солдат, 300 всадников, а также 20 слонов, на спинах которых в специальных башенках также располагались вооруженные бойцы. Проходило оно в цирке.[57]
Еще одна грандиозная резня состоялась в 7 г. до н. э. в честь умершего пятью годами раньше Агриппы в построенной им Септе.[58] По свидетельству Светония, в 44 г. Клавдий после победы в Британии «дал на Марсовом поле военное представление, изображавшее взятие и разграбление города, а потом покорение британских царей, и сам распоряжался, сидя в плаще полководца». Для несколько меньшего боя между пехотинцами, устроенного Нероном в 57 г., арены амфитеатра было вполне достаточно, в то время как триумфальные игры Домициана, в которых принимали участие конные и пешие гладиаторы, проходили в цирке.
Но истинной кульминацией всех этих кровавых игрищ были, несомненно, настоящие морские сражения, устраивавшиеся для развлечения толпы. Затопляя огромные пространства, устраивали искусственные озера. На них выпускали корабли со специально обученными гладиаторами, особенно из числа военнопленных, вступавшими в смертельную схватку на воде.
Традиция эта восходит к Цезарю. В 46 г. до н. э. он первым устроил в связи со своим четырехкратным триумфом подобный спектакль на озере, специально для этого устроенном на Марсовом поле. Противоборствующие стороны в составе тысячи матросов и 2000 гребцов, посаженных на различные корабли, отчаянно бились друг против друга, представляя тирийский и египетский флоты. По свидетельству Светония, «на все эти зрелища отовсюду стекалось столько народу, что много приезжих ночевало в палатках по улицам и переулкам; а давка была такая, что многие были задавлены до смерти, в том числе два сенатора». Через год после смерти Цезаря, т. е. в 43 г. до н. э., озеро на Марсовом поле было засыпано, так как считали, что его дурно пахнувшие испарения способствовали распространению зверствовавшей тогда эпидемии.
Тысячи и тысячи гладиаторов и гребцов, гораздо больше, чем во времена Цезаря, выступали в другой большой морской битве, устроенной Августом во 2 г. до н. э. в связи с освящением храма Марса Ультора (Мстителя), воздвигнутого в честь Цезаря. Для этого на правом берегу Тибра, примерно напротив засыпанной арены первой битвы на воде, было выкопано огромное озеро, размерами своими — 557 х 536 м — втрое превосходившее площадь Колизея. Берега его окружали кустарники, рощи и сады, а устроенный посредине искусственный остров позволял выполнять искусные тактические маневры. Озеро это со всеми сооружениями, продолжавшее существовать и в дальнейшем, именовалось навмахией; этим словом обозначались и водные гладиаторские бои. На его глади вступили в кровавую битву на потеху многотысячной толпе вооруженные силы «афинян» и «персов», размещенные на тридцати остроносых биремах и триремах, а также множестве более мелких кораблей.
Римский поэт Овидий (43 г. до н. э. — 17 г. н. э.), заметивший, что огромное стечение народа из всех уголков страны, случавшееся при такого рода увеселениях, благоприятствовало новым знакомствам и флирту, в своей поэме «Наука любви» так восхваляет эту морскую битву:
А вспоминать ли о том, как Цезарь явил нам морскую
Битву персидских судов и кекропийских судов,[59]
Как от закатных морей до восточных морей собирались
Юноши с девами в Рим, разом вместивший весь мир?
Кто в подобной толпе не нашел бы предмета желаний?
Многих, многих, увы, пришлый замучил Амур.
Однако предшествующие и все последующие гладиаторские морские сражения затмила навмахия, устроенная Клавдием в 52 г. н. э. на Фуцинском озере (Лаго ди Челано). Незадолго перед разрушением перемычки в конце туннеля, прокладывавшегося много лет через Абруццкие Апеннины, он использовал последнюю возможность перед спуском озера в Лирис (Гарлиано) для того, чтобы устроить на нем колоссальное морское сражение. Выше мы уже упоминали об этом, приведя краткое свидетельство Светония. Подробнее сообщает о нем Тацит в своих «Анналах»:
«Клавдий снарядил триремы и квадриремы, посадив на них девятнадцать тысяч человек; у берегов озера со всех сторон были расставлены плоты, чтобы сражающимся некуда было бежать, но внутри этого ограждения оставалось довольно простора для усилий гребцов, для искусства кормчих, для нападения кораблей друг на друга и для всего прочего, без чего не обходятся морские бои. На плотах стояли манипулы преторианских когорт[60] и подразделения конницы, на них же были возведены выдвинутые вперед укрепления с готовыми к действию катапультами и баллистами, тогда как остальную часть озера стерегли моряки на палубных кораблях».
Знак к началу битвы подавал серебряный тритон — греческий морской бог, по виду наполовину человек, наполовину дельфин, — с помощью машины поднимаясь из воды. «Берега, холмы, вершины окрестных гор заполнили, как в амфитеатре, несметные толпы зрителей, привлеченных из ближних городов и даже из Рима жаждою к зрелищам, тогда как иных привело сюда стремление угодить принцепсу. Сам он в роскошном военном плаще и недалеко от него Агриппина в вытканной из золотых нитей хламиде [широкой греческой накидке] занимали первые места. И хотя сражение шло между приговоренными к смерти преступниками, они бились, как доблестные мужи, и после длительного кровопролития оставшимся в живых была сохранена жизнь.
По окончании зрелища, разобрав запруду, открыли путь водам; но тут стала очевидной непригодность канала, подведенного к озеру выше уровня его дна или хотя бы до половины его глубины. Из-за этого в течение некоторого времени продолжались работы по его углублению, и затем, чтобы снова привлечь народ, на озере возводится помост для пешего боя, и на нем даются гладиаторские игры. Возле места, где озеру предстояло устремиться в канал, было устроено пиршество, участников которого охватило смятение, когда хлынувшая с огромной силой вода стала уносить все попадавшееся на ее пути, сотрясая и находившееся поодаль, сея ужас поднятым ею ревом и грохотом. Воспользовавшись испугом принцепса, Агриппина принимается обвинять ведавшего работами на канале Нарцисса[61] в алчности и хищениях, но и он не молчит, упрекая ее в женской необузданности и в чрезвычайно высоко метящих замыслах».
Корабельные бои происходили и на арене амфитеатров, заливавшихся для этого водой. Уже в деревянном амфитеатре, построенном в 57 г. н. э. по приказу Нерона на Марсовом поле, устраивались такого рода зрелища. На глади искусственного пруда, в котором плавали рыбы и морские животные, сражение вели «афиняне» и «персы». Затем вода была вновь спущена и арена осушена, и зрители могли насладиться видом резни на суше.
Аналогичное водное сражение воспевает и Марциал в своей «Книге зрелищ»:
Если из дальней страны запоздалый ты, зритель, явился
И для тебя первый день зрелищ священных теперь,
Пусть не обманет тебя Эниона морская судами,
Точно на волнах морей: суша была здесь сейчас.
Ты мне не веришь? Смотри на подвиги водного Марса —
Миг — и воскликнешь уже: «Море здесь было сейчас».
На празднике, состоявшемся там же в 64 г., Тигеллин[62] включил в его программу еще один пункт. В начале игр также состоялась морская битва, затем были организованы гладиаторские бои. В завершение празднества арена была вновь затоплена, и Тигеллин устроил великолепный пир на воде.
До него пир на кораблях давал Нерон, использовав место бывшей навмахии Августа.
Та же самая старая навмахия служила местом проведения блистательных игр, устроенных в 80 г. Титом в рамках 100-дневного празднества по случаю открытия Колизея. По его приказу искусственное озеро было укрыто бревнами, и на построенной таким образом площадке состоялись гладиаторские игры для народа, а также «травля 5000 разных диких зверей», как сообщает Светоний. Во второй день то же самое место служило ареной состязаний боевых колесниц. На третий день последовала битва между «афинянами» и «сиракузянами», завершившаяся победой «афинян», пробившихся наконец к маленькому острову и взявших крепость, расположенную на нем.
Неудивительно, что придворный поэт Марциал пришел от этой битвы в восхищение и оценил ее выше, чем знаменитое сражение на Фуцинском озере:
