В феврале 1932 года на захваченной маньчжурской территории было провозглашено независимое государство Маньчжоу-Го, во главе которого японцы поставили «императора» Айсинцзеро Пу И, последнего представителя китайской императорской династии Цинь. Японская Квантунская армия быстро продвигалась к северным границам Китая. Она была слишком слаба для нападения на СССР, но вектор движения просматривался совершенно четко, тем более, что в конце 1931 года Япония отклонила очередное предложение Советского Союза подписать пакт о ненападении (первые предложения были в 1928 и 1930 годах). Япония обычно нападала без объявления войны, так что советский Дальний Восток превратился в зону постоянной напряженности. Забегая вперед, можно сказать, что в течение 1932–1940 годов японские военнослужащие 891 раз нарушали границу СССР, 433 раза обстреливали советскую территорию и суда, в результате было убито 80 и ранено 107 человек. Японская разведка перебросила на территорию Советского Союза 57 вооруженных банд, и советские пограничники задержали 2732 японских шпиона.
Нетрудно понять, что Дальний Восток в ЗО-е годы был объектом особого внимания и советской разведки. Особую роль тут играла войсковая разведка ОКДВА – Особой Краснознаменной Дальневосточной Армии. Не зря туда в апреле 1935 года направили Яна Берзина, а помощником у него стал «главный диверсант Разведупра» Христофор Салнынь. Много наших разведывательных сетей было и в Маньчжурии, и в Китае.
Что же касается самой Японии, то работа в этой стране, изолированной от континента, насквозь пронизанной древними традициями, была очень трудна. Еще в 1908 году русский военный агент, полковник Генерального штаба Самойлов писал, что «в Японии разведка является делом особенно трудным и рискованным». Почему? Он выделял несколько особенностей национального характера японцев:
1. Патриотизм японцев, воспитанных в строгих правилах преданности престолу и отечеству и в очень редких случаях идущих на сотрудничество с иностранной разведкой. «Предлагающие свои услуги обычно бывают принуждены к этому денежными затруднениями вследствие игры и кутежей, а так как в Японии игры запрещены, то много шансов за то, что данное лицо уже находится под наблюдением полиции и за каждым шагом его следят, следовательно, он легко может попасться, что обыкновенно и бывает довольно скоро».
2. Скрытность и недоверчивость японцев. Их «никоим образом нельзя обвинить в болтливости. Многое из того, что в европейских странах является предметом обыденных разговоров офицеров, чиновников и пр., никогда не обсуждается вне присутственных мест. Следовательно, уничтожается возможность кому бы то ни было услышать и воспользоваться этим для каких бы то ни было целей».
3. Расширительная трактовка понятия «секретность». «В Японии секретными считаются многие вещи, которые в европейских странах появляются в печати и продаются для публики: большая часть карт, все учебники военных училищ, штаты и пр. секреты».
4. Широко распространенная в стране сеть осведомителей. «Укоренившаяся среди японцев привычкашпионить и подсматривать друг за другом выработала из них отличных агентов тайной полиции. В Японии не считается позорным ремесло доносчика и шпиона».
5. Хорошо организованная служба жандармерии и полиции. «Без преувеличения можно сказать, что за всеми официальными лицами, живущими в Японии, по пятам следует агент полиции. Иногда он даже не скрывается, и в случае вопроса о том, зачем он неустанно следует, обыкновенно дается ответ, что это делается для безопасности… Японцы не стесняются осматривать вещи в отсутствие владельца, прочитывать письма, подслушивать…»
К середине 30-х годов атмосфера шпиономании, царившая в стране, усилилась до немыслимых пределов. Уже в 1934 году на содержание спецслужб страна расходовала в пять раз больше средств, чем Великобритания со всеми ее колониями, и в 80 раз больше, чем США. К 1938 году эти расходы возросли еще в шесть раз.
Разведкой и контрразведкой занимались сразу несколько различных служб. Самой многочисленной, разветвленной и всеобъемлющей среди специальных служб была тайная полиция и контрразведка – Кемпейтай, подчинявшаяся непосредственно министру внутренних дел. В 1945 году эта организация насчитывала 140 тыс. платных агентов, из которых половина являлась штатными сотрудниками. Причем это были далеко не европейские контрразведчики. Каждый будущий агент после тщательнейшей проверки его самого и всей семьи на шесть лет призывался в армию, а потом, если он оказывался подходящим для этой работы, то проходил еще и годичные курсы. Кроме того, он должен был знать несколько иностранных языков. Сотрудники и агенты Кемпейтай были везде и контролировали все: бюро переводов и фотомагазины, аптеки и публичные дома. А слежка за иностранцами в охваченной шпиономанией Японии была поистине всеобщей.
Коллега Зорге, немецкий журналист Фридрих Зибург вспоминал: «В двух или трех поездках, предпринятых мной вместе с Зорге, нам пришлось иметь дело с прямо-таки несметным числом полицейских в форме и в штатском, ходивших за нами по пятам, проверявших наши документы и заводивших с нами разговоры… Нередко во время утреннего бритья в моем гостиничном номере появлялся довольно нечистоплотный молодой человек со можеством авторучек в нагрудном кармане; беспрерывно кланяясь и с почтительным шипением втягивая воздух, он представлялся полицейским агентом и выражал надежду, что я чувствую себя в Японии в полной безопасности. То же самое происходило со мной и во время экскурсий, в общественных парках и даже в храмах.
Эти молодые люди с их буквально кричащей „неприметностью“ большей частью бывали совершенно удовлетворены, как только я вручал им свою визитную карточку с надписью на японском языке. Агент Кемпейтай, как правило, долго изучал визитку, словно какой-то особо важный документ, отвешивал очередной поклон и просил разрешения оставить ее у себя.
Вместе с Зорге я побывал также в городах Киото, Нара и Ямада, где мы осматривали священные храмы. В поездах к нам то и дело обращались какие-то люди, пользуясь несколькими фразами на ломаном английском или немецком языках, и просили у нас визитные карточки. На вокзале в Ямада нас обступила целая группа полицейских в форме; беспрерывно кланяясь и с почтительным шипением втягивая воздух, они записали наши биографические данные… Как-то раз один из полицейских даже попросил разрешения осмотреть наши авторучки. Позже я узнал, что японцы испытывают особый страх перед авторучками, ибо считают, что с их помощью шпионы производят фотосъемку или разного рода измерения. Постоянно велись также разговоры об инфракрасных лучах, с помощью которых, якобы, шпионы проделывали свои темные дела…»
Тот же Зибург рассказывал, как полицейский агент инструктировал на предмет распознавания шпионов… гейш. Оказывается, шпиона легко можно узнать по внешнему виду. Это мужчина – конечно, белый. Он носит пальто с поднятым воротником и шляпу, держит в зубах короткую трубку, а в глазу – монокль. Гейши слушали молча и внимательно. Впрочем, шпиону ничего не стоило обвести их вокруг пальца – достаточно было узнать от доверенной подружки содержание инструктажа, опустить воротник пальто и оставить дома трубку и монокль…
В Москве Рихард пробыл совсем недолго – около трех месяцев. Практически сразу же после первой командировки его послали в другую. Неужели он был так уж срочно нужен в Японии? Обычно нелегалам после длительного пребывания за границей давали отдохнуть, затем отправляли на переподготовку, кадровым сотрудникам предоставляли возможность поработать в центральном аппарате. Правда, последнее Рихарда не касалось, поскольку он не был кадровым сотрудником. Генерал Судоплатов квалифицирует его как специального агента. Но и специальному агенту ни дом отдыха, ни разведшкола нисколько бы не помешали. Однако Рихарда не отправили на переподготовку, хотя и подготовки в свое время он не получил. Для сравнения: нелегала Артура Адамса перед командировкой в США готовили девять месяцев, а США – это далеко не Япония, это намного проще. Да, у Зорге был определенный конспиративный опыт, но имелось достаточно много специфических вещей, которых он не знал. Тот же Судоплатов отмечает: «К сожалению, он не был подготовлен к поведению на случай провала». И не только к этому…
В 1935 году, когда начальник ИНО НКВД Артузов был назначен заместителем начальника Четвертого управления, с ним вместе в Разведупр пришла группа чекистов. В команде Артузова был и Борис Гудзь, который стал куратором группы «Рамзай». Уже в наше время в одном из своих интервью он сказал:
– Когда я познакомился с легендой «Рамзая», то был просто поражен ее непродуманностью. В 20-е годы в Германии Зорге был партийным функционером-антифашистом. Он редактировал газеты, писал статьи, выступал на различных собраниях и, конечно, не мог не попасть под подозрение полиции. Потом в качестве корреспондента немецкой газеты отправился в Шанхай, где работал два года… Затем некоторое время жил в Москве. Отсюда его направили работать в Токио корреспондентом. По нашему мнению, это было грубейшее нарушение конспирации. Когда мы проводили подобные операции, то продумывали всю легенду до мельчайших подробностей… Карин и Артузов тоже считали, что «Рамзай» висит на волоске, и его разоблачение – лишь вопрос времени.
