Одним словом, перед нами старая и хорошо известная по любым воспоминаниям былого высокочиновного человека картина условий работы не в одной только Австро-Венгрии, но и в иных буржуазных странах. Известная часть сил и времени затрачивалась не только непроизводительно, но и во вред делу, внося неровность в отношения с окружающими, нервозность в работу, создавая излишнее трение в и без того скрипевшей машине военного управления габсбургской монархии.
Как расценивал тяжесть своей службы начальник генерального штаба, послушаем лучше всего самого Конрада. Уволенный от должности начальника генерального штаба в декабре 1911 года после пяти лет пребывания в ней за разногласия с министром иностранных дел Эренталем и назначенный армейским инспектором, Конрад рассказывает: «Я был рад, что, оставляя так мало привлекательную должность начальника генерального штаба, снова мог вернуться к войскам. Конечно, я не буду скрывать, что был рад и личной свободе. Отныне я мог распределять свою служебную деятельность по своему желанию, мог производить по своему выбору служебные поездки, был в состоянии, не считаясь со временем, проезжать своего коня, мог также посвящать время матери, детям, друзьям и знакомым». «Это была передышка после пяти лет!» восклицает начальник австрийского генерального штаба.
Ровно через год назначенный вновь на должность начальника генерального штаба, Конрад, учитывая то тяжелое положение, в каком оказывалась Австро-Венгрия, не обрадовался своему назначению. Получив приказ об этом, Конрад открывает нам, что «Опять судьба своей тяжестью вторгнулась в мою жизнь!». «Неохотно я расстался с моим постоянным кругом деятельности», заканчивает Конрад, описывая свой перевод на новую, вернее, старую должность по генеральному штабу.
Может быть, иные скажут, что это не что иное, как проявление малодушия со стороны Конрада, но после знакомства с этой личностью, что мы считаем обязанными сделать в следующей главе, едва ли можно обвинить этого человека в слабости духа. Высказанное Конрадом мы считаем именно честно данной им оценкой должности начальника генерального штаба в монархии Габсбургов, которая для твердого, самостоятельного во взглядах, инициативного человека отнюдь не была усеяна розами.
Да и не у одного только начальника австрийского генерального штаба была такая дорога, полная труда и работы. Мы боимся расширить рамки нашей книги и увлечься описанием работы начальников штабов других государств, но, думаем, позволено будет указать хотя бы на Германию, где начальник генерального штаба, более, чем где-либо, забронированный от всяких интриг, – и тот, как Шлиффен, сидевший с 6 ч. утра на коне, непрерывно работавший затем в течение всего дня, после лишь 2 часов
ночи гасил лампу, отходя в область Морфея. Даже такой жизнерадостный л женолюбивый начальник генерального штаба, как известный всем Сухомлинов, и тот говорит в своих воспоминаниях о тяжелой работе в должности начальника генерального штаба. Правда, на славянские и романские натуры эта сизифова работа все же меньше оказывала влияния, вследствие их большей легкости в отношении к делу, но за то бывала и чревата последствиями.
Может быть, нам не следовало предупреждать событий и говорить так подобно о «нормальной» работе начальника генерального штаба, а изложить это, как вывод из всего написанного ниже, так как преждевременно можно напугать читателя, примером чего может служить В. Новицкий, усомнившийся в полезности труда из-за одного лишь четвертого тома воспоминаний Конрада. Не претендуем, если убоявшийся вместе с нами окунуться в детали работы начальника генерального штаба, закроет эту книгу. Но тот, кто хочет ознакомиться с ней или даже мечтает быть в будущем начальником генерального штаба, а мечтать, конечно, никому не возбраняется, должен знать заранее о том тернистом пути, который начертан для этой должности. Если судьба сулит ему вступить на эту дорогу, то пусть он не обольщает себя житейскими радостями, а с сознанием громаднейшей ответственности взвалит на свои плечи тяжелую ношу.
Теперь бросим беглый взгляд на работу Большого генерального штаба в Вене. К сожалению, свидетели, показания коих в этом мы могли использовать, кроме повествований самого Конрада, немногочисленны и кратки в своих выводах. Мы опираемся на свидетельство не раз упоминавшегося нами Краусса и германских представителей при ставке австро-венгерской армии Крамона (его книга – «Наш австро-венгерский союзник») и Фрейтага фон Лорингофена (его труд – «Обстоятельства и люди, как они мне казались»).
Не вдаваясь в детальную характеристику вообще австро-венгерского генерального штаба, мы все же должны отметить его основные черты. Выше был дан облик офицера былой армии Валленштейна на рубеже XX века, который был также свойственен, конечно, и представителям ее генерального штаба. Последние были теми же «носителями» идеи габсбургской монархии, теми же офицерами армии Валленштейна, интересы которых главным образом были сосредоточены внутри этой армии.
Карьеризм, свойственный вообще командному составу австрийской армии, при наличии особого кастового сознания принадлежности к генеральному штабу, создавал в последнем ярко выраженный тип, зараженный в избытке чванством. Представители генерального штаба армии Дунайской империи отличались обычной «веселостью», свойственной вообще жителям этого государства. Но нужно признать, что, несмотря на это, они были хороню теоретически подготовлены в военном деле. На теорию обращалось большое внимание, что и составляло коренную ошибку, так как не развивалась сила воли, ответственность в принятии решений. «Австрийский генеральный штаб всегда страдал преувеличенной теоретичностью в то время, как фронтовая служба была ему чужда, и всякое стремление к самостоятельной работе часто подавлялось приказаниями свыше», – пишет в своих «Воспоминаниях» Людендорф.
В результате такой подготовки генеральный штаб отрывался от войск, не знал их, не говоря уже об общественной жизни. Последняя расценивалась «мозгом армии» в большинстве, как источник удовольствий, которых было так много в веселой Вене.
В следующих главах мы отрекомендуем персонально некоторых из представителей генерального штаба, здесь же считаем себя обязанными отметить, по свидетельству Крамона, что генеральный штаб австро-венгерской армии отличался работоспособностью, неутомимостью в ней, за долгие годы совместной работы в управлении генерального штаба сплотился в тесный кружок, особенно это заметно было в оперативном бюро. Такое заявление Крамона как будто не вяжется с тем, что сказано было о карьеризме, но из нижеследующих строк будут ясны причины и следствия.
Краусс, говоря о развитии протекции в общественной жизни Австрии, указывает, что от этого не была свободна и армия. Вокруг таких высоких персон, как военный министр и начальник генерального штаба, образовывались особые группы, заботящиеся исключительно о своем благополучии.
Выдающиеся личности, конечно, были не только далеки от таких группировок, но преднамеренно со стороны последних держались в тени, были удаляемы ими, чтобы не принести вреда стоящим на высоких постах бездарным личностям. Краусс особо отмечает эту болезнь генерального штаба, где она приобретала характер инфекции.
Нужно отметить, что Краусс, как бывший кандидат на пост начальника генерального штаба может быть и пристрастным в своих суждениях, но и сам Конрад не скрывает того, что вокруг него был тесный круг людей, с которыми он делился всем. Если учесть, что бывший начальник австрийского генерального штаба не отличался уменьем распознавать людей, то мы будем недалеки от выводов Краусса. Конечно, здесь не место распространяться о вреде штабов, подбираемых по «семейному» или «приятельскому» и другим признакам. Говоря про то, что в Крымскую кампанию у англичан «правильно организованного штабного корпуса не существует: каждый генерал образовывает свой штаб из своих родственников и приверженцев из полковых офицеров, независимо от специальных знаний», – Энгельс приходил к совершенно неоспоримому выводу, что «подобный штаб хуже, чем отсутствие какого-либо штаба».
Итак, не подлежит никакому сомнению, что управление генерального штаба в Вене, иными словами, Большой генеральный штаб, пополнялся на основах протекции. Правда, этим страдало подобное же учреждение в Петербурге, да и в иных столицах Европы. Вена не была в этом законодательницей мод.
Нам неизвестно нормальное распределение дня рядового работника австрийского Большого генерального штаба. Нет сомнения, что в штабе производилась большая работа, если и не по полезности, то по затрате сил и времени. За это ручаемся, учитывая тот бюрократический режим, который вообще был свойственен монархии Габсбургов. Со стороны трудно судить о работе Большого генерального штаба, но Конрад свидетельствует о ней, как о значительной и тяжелой.
