Р. Почекаев - Цари ордынские. Биографии ханов и правителей Золотой Орды

Единственная за все время его правления военная акция против иностранного государства (не входившего в состав Монгольской империи) была проведена в Крыму, против генуэзцев Кафы. Поводом для похода послужило то, что генуэзские торговцы, пользуясь голодом и бедственным положением ордынских кочевников, скупали их детей и продавали в рабство на Ближний Восток. Желая положить конец этой практике и наказать генуэзцев за то, что они осмелились торговать его подданными, Токта в 1308 г. отправил войско на Кафу. Не рискуя вступать в бой с ханскими воинами, генуэзцы погрузились на корабли и вышли в море, а город подожгли, чтобы он не достался ордынцам. Тогда хан обрушил свой гнев на их соотечественников, находившихся в это время в Сарае и других ордынских городах, и повелел конфисковать их имущество. {180} Гнев хана на генуэзцев так и не остыл окончательно: только в 1313 г. его преемник Узбек позволил им вернуться в Кафу. {181} Однако, как ни странно, итальянские торговые республики не проявили ответной враждебности и не расторгли отношения с Золотой Ордой: уж слишком выгодным было торговое сотрудничество с ней, слишком благоприятный режим для иностранных торговцев установил хан Токта, прекрасно понимавший все выгоды международной торговли!

Около 1310-1311 гг. Токта, как принято считать, провел в Золотой Орде денежную реформу: он приказал всем монетным дворам чеканить одинаковую монету нового веса, запретив хождение, старых монет. Впрочем, вряд ли это была реформа в современном ее понимании: просто хан наконец-то взялся за упорядочение денежных отношений в стране, которую в течение ряда лет сотрясали смуты. Вполне вероятно, что Токта намеревался сделать единственным центром выпуска монеты Сарай, однако преждевременная смерть не позволила ему реализовать свои планы. {182} Поскольку теперь власть хана была сильна, а государство – единым и процветающим, любой приказ хана исполнялся скрупулезно, и новая монета, соответственно, получила полное доверие населения и иностранных торговцев.

Хан пользовался доверием и уважением своих подданных еще и благодаря своим личным качествам: он отличался щедростью, добродушием, гостеприимством. Также он покровительствовал ученым и медикам. После двух последних царствований – безумного Туда-Менгу и молодого неуравновешенного Тула-Буги, да еще и диктатуры амбициозного бекляри-бека Ногая – Токта выглядел наиболее достойным преемником прежних правителей и в особенности своего отца Менгу-Тимура. Не удивительно, что с его именем в народной памяти стали связывать спокойствие и процветание государства. Внешние враги также не осмеливались тревожить границы Золотой Орды, поскольку опасались многочисленных войск Токты. {183}

Таким образом, внешняя политика и экономика страны не вызывали у хана особой тревоги. Гораздо более неопределенным представлялось ему будущее государства из-за того, что до сих пор в Золотой Орде не был установлен четкий порядок наследования. Токта не без оснований опасался, что после его смерти в Орде вновь начнутся смуты, из-за которых все его созидательные труды пойдут прахом. Хан решил сделать своим преемником своего сына Ильбасара и стал постепенно приучать его к государственным делам. Так, поначалу он отдал ему в управление одну из областей, прежде входивших во владения Ногая, а к концу своего правления, по некоторым сведениям, сделал своим бекляри-беком. {184} Тем самым он приучал ордынских нойонов и военачальников к подчинению своему сыну, что должно было облегчить Ильбасару приход к власти после смерти отца.

Впрочем, Токте в 1312 г. исполнилось всего 38 лет, и он вовсе не собирался умирать. Напротив, он был здоров, полон сил и планов. Тем неожиданнее оказалась его скоропостижная смерть. Согласно официальной версии, он путешествовал по Волге, корабль, на котором он находился, потерпел крушение, и хан утонул. {185}Однако вскоре стали распространяться слухи, что хан был отравлен сторонниками его племянника Узбека, который и стал следующим ханом Золотой Орды.

Узбека, без преувеличения, можно считать золотоордынским «Константином» или «Юстинианом»: за время своего правления он установил в Золотой Орде господство новой религии – ислама, провел административную и денежную реформы, строил города, вел активную дипломатическую и завоевательную деятельность. Исследователи не без оснований утверждают, что Золотая Орда при этом хане достигла пика своего расцвета и могущества. Но был ли велик и могущественен сам хан Узбек? И насколько полезными для государства оказались его деяния?

Узбек, родившийся в 1281 г., был сыном Тогрула – незадачливого сына Менгу-Тимура, который стал сначала «младшим» соправителем хана Тула-Буги и своего сводного брата Алгуя, а затем вместе с ними же был убит в результате заговора Ногая и Токты. {186}

После гибели Тогрула его десятилетний сын Узбек был, по некоторым сведениям, вывезен на Северный Кавказ (где, возможно, проживали его родичи по материнской линии). {187} Позднее, когда страсти, связанные с государственным переворотом, улеглись, Токта позволил племяннику вернуться ко двору и держал юного царевича при себе, причем не в качестве пленника или заложника, а в соответствии с его положением представителя «Золотого рода». В качестве такового Узбек обладал собственным улусом и даже командовал войсками. {188}

После смерти Токты, который, подобно своим предшественникам, не назначил себе наследника, оставалось два главных претендента на золотоордынский престол – сын хана Ильбасар и племянник Узбек. {189} У сына Токты было преимущество, поскольку он, как мы помним, в последние годы правления отца находился при нем, был бекляри-беком и пользовался значительным влиянием среди сановников.

Однако и Узбек имел немало сторонников, наиболее влиятельными из которых были сановники из Хорезма – хорезмский наместник Кутлуг-Тимур со своими братьями Сарай-Тимуром и Мухаммад-ходжой, а также шейх-уль-ислам Имад ад-Дин ал-Маскири. Поддержка Кутлуг-Тимура объяснялась его родственными связями с Узбеком: они были двоюродными братьями по материнской линии. Сближение же с хорезмским шейх-уль-исламом произошло на религиозной почве: Узбек с молодости воспитывался в мусульманских традициях, и многочисленные мусульмане Золотой Орды связывали свои надежды с его приходом к власти. Один из влиятельных хорезмийских шейхов, Алла ад-Дин ан-Нуман, прямо говорил Узбеку: «Царство отойдет к тебе, и ты будешь царем после Токтая». {190} Кроме того, Узбека поддерживали те сановники и военачальники, которые не могли похвастать особой близостью к Токте и поэтому не имели оснований возвыситься и при его сыне в случае его прихода к власти. Среди таковых оказались полководцы Тама-Токта (потомок Шибана, сына Джучи) и Иса из рода уйшин, {191} а также одна из жен Токты – ханша Байалун, дочь византийского императора Андроника II.

Не удивительно, что многие приверженцы Токты и его сына видели в Узбеке опасного соперника Ильбасару в борьбе за трон и советовали остальным нойонам: «Царство принадлежит сыну Токтая, но сперва нужно схватить Узбека, потому что он враг наш, а после того уже можно сделать царем сына Токтая». Но Узбек со своими сторонниками опередил их: против Ильбасара был составлен заговор, и когда сын Токты готовился принять присягу своих новых подданных, он был окружен сторонниками Узбека и убит, По некоторым сведениям, Узбек собственноручно зарезал своего двоюродного брата и соперника, а Кутлуг-Тимур – его первого советника Кадака. {192}

Впрочем, некоторое время спустя Узбек и сам чуть не стал жертвой почти такого же заговора. Сторонники Токты и Ильбасара не собирались прощать Узбеку убийство сына Токты, а также, как они подозревали, отравление самого хана. Заговор составили бывшие любимцы Токты со времен его победы над Ногаем – нойоны Тунгуз и Таз. Узбек был вовремя предупрежден своим двоюродным братом Кутлуг-Тимуром, которого щедро отблагодарил за услугу: после воцарения Узбека он стал его бекляри-беком, а его сын Харунбек женился на ханской дочери. {193}

Перед вступлением на трон Узбек пообещал своим мусульманским сторонникам превратить Золотую Орду в исламское государство. Однако выполнить это обещание ему удалось лишь на седьмой год своего правления – к 1320 г., когда он почувствовал себя достаточно уверенным для столь радикальных преобразований. {194}