Служба вестовщиков продолжалась год — от весны до весны. За это время 2–3 месяца они проводили на границе в ««вестовой станице». Обычно она состояла из четырех — шести человек, правда, известны станицы и по двенадцати служилых. Остальное время выборные люди находились в Туле и Мценске. Отсюда некоторые из них ездили с официальной корреспонденцией в другие города.
Не известны документы, обязывающие вестовщиков выполнять роль гонцов. Но если просмотреть списки выборных и старинные грамоты, то сразу можно определить, что доставляли их в основном те, кого посылали «на вести». Так, уже известный нам В. Б. Аборин по крайней мере один раз доставлял почту из Курска в Мценск, трижды возил ее до Тулы и дважды скакал с письмами из Тулы в Москву.
На странице 84 воспроизведено письмо, пришедшее из Тулы в Москву 26 февраля 1622 г. Доставил его Яков Резанов. Отметка об этом сделана на обороте письма[25]. Яков Васильевич Резанов — тоже вестовщик. На службу в засечную черту он приехал в марте 1621 г. из Каширы. Письмо, доставленное боярским сыном Резановым, — старейшее из сохранившихся в наших архивах. Такая форма адресования корреспонденции и отметок о ее прибытии применялись на русской почте до первой четверти VIII в.
Ехавшим на границу вестовщикам за счет казны выдавали два коня [84]. Гонцы, посылаемые из городов, пользовались услугами ямщиков. Они снабжались подорожной по уже известной нам форме. Эта подорожная предписывала ямщикам и всем жителям придорожных сел и деревень без задержки давать посланному лошадей, а если надо, то и проводников.
Первоначально гонцы скакали без смены от исходного пункта до Москвы. Но уже в 30-х годах XVII в. вводится эстафетный способ передачи сообщений. Вестовщики из удаленных городов, таких, как Елец, Ливны, Курск, Воронеж, стали ездить только до Тулы. А еще через десять — пятнадцать лет посыльные сменялись во всех городах, где были вестовые станции. К этому времени редкий гонец проезжал более 150 верст, обычно путь едущего был 70–80 верст.
Из грамоты 1637 г. можно узнать, как осуществлялась пересылка известий из Валуек (современная Белгородская область). 23 сентября прискакали из степей станичные атаманы Логинка Бобырев и Захарка Беляев с товарищами. Казаки привезли в Валуйки весть о каком-то движении в татарской стороне. Воевода Мелентий Кнышев немедленно уведомил об этом своих соседей в Осколе[26] и Коротояке. Иван Ржевский, руководивший обороной Оскола, сообщил про «татарскую весть» в Ливны. Оттуда ее немедленно передали в Новосиль, а новосильский воевода И. П. Турский счел нужным отправить нарочного гонца прямо в Москву. И… получил за это от царя строгий выговор. Оказалось, что та же «татарская весть» была получена в Москве за два дня до этого. Ее переслали из Коротояка эстафетным способом [88].
В 1644 г. было еще раз приказано всем воеводам посылать отписки только до следующего города, в котором имелись ямские подставы.
Своеобразной почтовой «конторой» засечной черты стала Тула, штаб-квартира воеводы Большого полка сторожевых войск. Все гонцы привозили свою почту в городское присутственное место съезжую избу. Здесь подьячие распределяли полученную корреспонденцию: грамоты в Тулу отдавались воеводе, а бумаги в другие города раскладывались по соответствующим сумкам и тотчас же отправлялись. Все южные города посылали отписки и челобитные в Москву только через Тулу. Исключение составляла Рязань, или, как ее тогда называли, Переславль-Рязанский. Рязанский воевода сносился с Тулой лишь по делам, связанным с обороной засек, вся остальная почта доставлялась из Рязани в Москву через Коломну.
Только особо важные, особо срочные сообщения разрешалось посылать в Москву с нарочными гонцами. Это было вызвано тем, что посыльный вез, как правило, только одну грамоту. От такой «почты» государство получало только излишние расходы. Поэтому правительство строго предупреждало нарушителей установленного порядка доставки корреспонденции.
Вернемся к гонцу новосильского воеводы И. П. Турского. 3 октября 1637 г. приехал в Москву сын боярский Федор Шипилов с воеводской грамотой. И уже на другой день, даже как следует не отдохнув от долгого пути, гонец во весь дух мчался обратно. На этот раз в суме у него среди писем в различные города лежала царская грамота к И. П. Турскому, подкрепленная обещанием «государева гнева»: «И ты 6 впредь с такими вестьми нарочных гонцов к нам не посылал не о скорых делах…. чтоб в том лишнего бы расходу не было» [89].
Спустя несколько лет, 18 октября 1649 г., был выпущен специальный указ, запрещавший посылать нарочных гонцов с маловажными сообщениями 1901. Этот документ имел огромное значение для упорядочения пересылки грамот. Указ был адресован, в первую очередь, воеводам засечной черты, но со временем его действие распространилось и на другие города.
Правительство установило, что воеводы «нарочно с невеликими делы гонцов из городов посылают», а из Москвы из разных приказов каждый день уезжают «по одной дороге и в один город по два и по три гонца». И от таких посылок в Москве и в других городах не хватает ямских подвод, а от лишних прогонов «казне убыль великая». Поэтому царь Алексей Михайлович приказал воеводам и приказным людям отписки с неважными сообщениями посылать или с нарочными гонцами, едущими из других городов в Москву, или, если отписок будет много, то посылать своего гонца. Посланным с отписками следовало «давать летом по одной подводе с телегою, а зимним временем с саньми; а больше того гонцам не давать. А для Государевых великих и скорых дел» гонцам давать такие же средства передвижения, но только с проводниками. Неслужилым людям, посадским и целовальникам, везущим воеводские отписки, велено было подвод не давать, так как они ехали в Москву прежде всего по своим делам. Одновременно было указано, чтобы московские приказы прежде чем послать грамоту «не о скорых делах», сносились между собой, узнавая, не едут ли гонцы в нужные им города. Ссылаясь на то, что в 1649 г. по сравнению с прошлым годом «в ямском денежном сборе убыль многая» и в казне не хватает денег на выплату ямщикам жалования и прогонов, царь приказал гонцов других городов отпускать из Москвы «без подвод», т. е. не давать им денег на оплату обратного проезда [90].
Долгое время тульские ямщики возили гонцов до самой Москвы. Наконец, 26 мая 1638 г. воевода князь И. Б. -Черкасский написал царю: «На Туле ямщиков сорок человек, а разгоны многие. Тех ямщиков з городу не ставает. потому что лошади изгонены. А в Серпухове стану нет. И которые вести будут скорые… гонцом с скорыми вестми к тебе, государь, поспешить будет не-мочно. А в Серпухове для поспешения гонцом без прибылых подвод для скорых посылок быть нельзя». Правительство мгновенно прореагировало на это письмо. На другой же день князю Черкасскому была отправлена с нарочным гонцом ответная грамота: «По нашему указу в Серпухове для скорыя гоньбы велено держать 20 подвод с проводниками» [91]. Такое количество лошадей на серпуховском стане сохранилось до 1667 г., когда их стало 30.
Последний документ обнаружен среди переписки Разрядного приказа с тульскими воеводами И. Б. Черкасским и В. И. Стрешневым в 1638 г. [92]. Эти столбцы интересны тем. что почти на каждой грамоте имеются даты отправления и получения. По ним можно определить, что почта, как правило, приходила в пункт назначения через 18–20 часов и очень редко находилась в пути свыше суток. Правда известен случай, когда грамота из Разряда от 27 апреля пришла в Тулу только 25 мая, Но если внимательно просмотреть остальные бумаги, то можно выяснить, что грамота просто затерялась в приказе: в тот же день туляки получили и письма, написанные 24 мая.
С марта по июнь из Москвы в Тулу гонцы отправлялись ежедневно. С июля, когда уменьшалась вероятность татарских набегов и спешных вестей становилось меньше, почту возили через 1–2 дня. Осенью и зимой вестовщики ездили не реже одного раза в неделю
Каждый гонец вез в своей суме 10–15 писем. Только Московский стол Разрядного приказа с 24 апреля по 29 мая 1638 г. отправил в Тулу свыше 80 грамот. Ежегодно только из Москвы отсылалось не менее 2300 писем. В основном это была официальная корреспонденция.
Тульские воеводы в своих грамотах обычно перечисляли отправления в каждой из почт. Часто после перечня отписок, челобитных и других бумаг на царское имя и в приказы в них встречаются слова: «и ыных грамоток две» (иногда — «три», очень редко — «четыре»).
Что это за «ыные грамотки»? Хочется думать, что так называли частные письма. Возможно ли такое толкование непонятного термина? Попытаемся выяснить.
С самого начала следует оговорить, что в XVII в. гражданское население порубежных городов было малочисленным. Даже по переписным книгам 1678 г. в Туле посадских значилось 312 человек, в Ельце — 319, а в Ефремове, как говорится в старинных документах, «посацких не написано» [93]. Поэтому грамотки частных лиц затерялись в потоке служебной корреспонденции. И все-таки попробуем их поискать. Одну находку помогла сделать книга.
