На это божественное откровение, переданное через епископов, Карл ответил торжественным обязательством «стоять на страже закона и справедливости». Выбор не был подчинен этому заявлению, однако последнее было принято как «надлежащее и необходимое». Уже в Кьерзи в марте 858 года Карл обменялся клятвами со своими феодалами, однако при совершенно иных обстоятельствах, вне избрания и освящения. В 869 году в Меце начался процесс, который почти через десять лет приведет затем к ритуалу коронации и священной клятве в Реймсе 8 декабря 877 года Людовика Заики. Клятву он подписал собственноручно. Новый король был провозглашен «Божией милостью и волей народа»; он обязался сохранить права и привилегии епископов и всего духовенства и защищать свой народ, «управление которым доверено ему милостью Божией и Генеральной Ассамблеей аристократов», храня закон и установления в неизменности и непреложности. Эти слова, или примерло такие же, произносили при восшествии на престол все преемники Людовика в Западнофранкском королевстве. Клятва стала одной из составных элементов королевской власти, или «регалий».
На протяжении всего столетия епископы не уставали напоминать королю о его долге, о подчиненности его поступков правовым нормам, заботясь главным образом о защите и сохранности церквей. Ибо поведение короля определяет не только порядок, справедливость и мир среди доверенного ему народа, но также и его собственное спасение, как настойчиво говорил Луп Феррьерский Карлу Лысому. Чтобы быть правильно понятой, Церковь распространяла трогательные повествования, заимствованные из богатой традиции чудес и видений, собираемых в назидательных целях. Так, в 824 году монах Веттин из Рейхенау рассказал, в предчувствии близкой смерти, о своем путешествии в загробный мир, где он увидел Карла Великого, терзающегося в муках из-за своих незаконных любовных приключений; это был первый намек на так называемый «грех Карла Великого». Валахфрид Страбон, наставник Карла Лысого, позднее описал в стихах это видение, связанное со столь знаменитой личностью. Еще большее впечатление на королей производило видение Эшера, епископа Орлеанского, — свидетеля адских мучений Карла Мартелла, осужденного на них за присвоение церковных богатств. Гинкмар в своем послании 858 года напоминает Людовику Немецкому, такому же узурпатору, чего стоило подобное поведение его предку. В конце 877 или в начале 878 года некий мирянин по имени Бернольд рассказывал, что он видел во сне Карла Лысого, находящегося в темном месте и пожираемого червями, изглодавшими его до костей. Король обратился к Бернольду: «Передай епископу Гинкмару, что я не умею следовать его советам и советам моих приближенных; за все эти мои грехи мне и предстоит испытать то, что ты видел». Бернольд просил Гинкмара за короля, чьими молитвами и молитвами его братии Карл был прощен. Столь красноречивым было это повествование, явно вдохновленное самим Гинкмаром, стремящимся держать в своих руках преемника Карла.
Однако престарелый архиепископ, охваченный ностальгией, принимал желаемое за действительное. Идея королевской власти, находящейся под неусыпной опекой Церкви, которая прививает в христианском народе порядок, мир и справедливость, оставалась в основном в мире предписаний и представлений. Общество было глухо к внушениям епископов. Истина же состояла в том, что возрастала секуляризация церкви, ее структур и ее владений. Епископства и особенно аббатства, долгое время контролируемые королем, переходили в подчинение вельможам; разногласия, различия торжествовали, как всегда, над единством и прочностью. После смерти Карла Лысого величественные образы идеологии, прославляющей короля и Церковь, рассыпались в прах, эти образы, воплощенные в роскошных гравюрах бесценных книг во славу Бога и короля: Библия графа Вивьена, проданная в Туре в 846 году, Реймсская Псалтирь, датируемая 860 годом, или еще великолепная «Золотая книга» («Codex aureus») с уцелевшим переплетом из слоновой кости, каллиграфически написанная и украшенная в 870 году в королевской канцелярии. Во всех этих книгах король предстает в ореоле своего величия.
Прощальный жест императора Карла, последнего великого короля франков, — это церковь королевского дворца в Компьене, являвшаяся образцовой копией восьмиугольного собора в Ахене. Церковь была посвящена Богоматери и открылась 5 мая 877 года. Это была дорогостоящая постройка, поражающая богатством материала, изобилующая символикой и рассчитанная на служение в ней ста священников. В связи с этим Иоанн Скот Эриугена обратился к Карлу со стихотворным посланием: «Восседая на троне, король всех объемлет одним взглядом; на его возвышенном челе возлежит корона предков, в руках у него — золотые скипетры. Да здравствует великодушный герой и да процветает он до глубокой старости!» Через несколько месяцев Карл скончался, унеся с собой в могилу все, что еще оставалось от сильной и действенной королевской власти. Но ее идеологическая конструкция переживет короля.
II. Король из князей 877–987 годы
1. Обладание королевской властью 877–898 годы
«Граф Ванн Божией милостью» — так именовался правитель Бретани Ален в 878 году. «Я, Бозон, являющийся таковым по милости Божией», — заявляет на другом конце королевства граф Бозон Вьеннский в июле 879 года. Король Божией милостью и одновременно народный избранник, как было объявлено о Людовике Заике в соборе Сент-Мари в Компьене 8 декабря 877 года, это общепризнанно и законно. Но граф? Человек, занимающий государственную должность, назначаемый на нее и снимаемый с нее королем, наследником Пипина и Карла Великого, — как он осмеливается объявлять свою власть и достоинство божественными? Некогда Бозон присягал на верность Карлу Лысому, а совсем недавно Ален давал клятву Людовику Заике. Однако, в конце концов, и Бозон, и Ален занимали свои посты еще до правящего короля и останутся на них после его правления. Центр Франкского королевства между Сеной и Мёзом становится все более далеким. А Ален и Бозон (последний был супругом дочери императора, чем он очень гордился) удерживались у власти в значительной степени благодаря своим личным качествам, нежели из-за доверия и расположения со стороны короля.
Король западных франков уже больше не был тем, чем он был долгое время, и даже чем он казался еще вчера. Десятилетие, прошедшее со дня смерти Карла Лысого и до прихода к власти Эда, — очень тревожное, обнаруживает перераспределение власти в политической системе: количество партнеров все увеличивалось, и значимость их все возрастала. Королевская власть теперь находится в руках многих людей, разделена между более узкими сферами влияния. Несомненно, каролингская система еще не сказала своего последнего слова. Но ее лучшее время все же осталось позади.
Ускорим шаг, по примеру событий и личностей конца IX века. Люди испытывали двойное давление: династические перипетии и последние пароксизмы норманнской агрессии. С 877 по 885 год в Западнофранкском королевстве сменилось четыре Каролинга, — это больше, чем за сто двадцать пять лет с тех пор, как их предок Пипин был коронован и помазан на царство первый из их рода. И как недавно был коронован отец Людовика Заики Карл, который, похоже, недолюбливал своего сына, но тот был единственным, из оставшихся в живых, его наследником. Как только Людовик Заика узнал о смерти императора, он сразу же, как отмечает летописец, «заручился поддержкой всех, кого только можно, раздаривая аббатства, графства и все, что бы каждый ни попросил». Поступая таким образом, король совершал типичную ошибку. Эти перемещения богатств и должностей от одних к другим, с которыми в свое время Карл Лысый имел немало хлопот, были Людовику не по плечу. Назначение на графскую должность или управление крупным аббатством королевского подчинения находилось в ведении монарха. Однако обладатели этих благ не пожелали бы расстаться с ними без видимой причины. Среди таких попадались люди из числа наиболее приближенных к Карлу Лысому, сопровождавшие его во время итальянской кампании и еще не успевшие вернуться назад. Именно за их счет еще не коронованный властитель решил в их отсутствие поживиться. На самом деле Людовик, будучи в стесненном положении, не мог поступить иначе. Он нуждался в преданном ему окружении, и он покупал себе поддержку и дружбу, опасаясь, возможно, претензий своих кузенов из Германии. Изъять что-либо из оставшихся ему в наследство земель — значит ослабить самого себя. На это он не решался, по крайней мере тогда. В то же время, отбирая чужие законные владения, король будто бы действовал из прихоти, самовольно, пренебрегая всеми нормами и справедливостью. И даже не спросив совета — хорошего совета, разумеется. Именно в этом его и упрекали оскорбленные вельможи. Гинкмар, хранитель скрижалей закона, с возмущением поучал нового короля в длинном послании. Великосветская знать побуждала Людовика к более четкому осознанию своих возможностей и обязанностей. Среди них в первых рядах были двое, которые вскоре начнут борьбу за первенство в королевстве. Эти двое стояли во главе родовых кланов и других заинтересованных лиц, однако контуры и состав этих групп оценить весьма сложно.
