Итак, после тридцати пяти лет царствования, царь Мидии теряет свой трон, а Кир с высоты своей циклопической террасы на горе Пасаргаде может считать себя главой великой империи.
Сперва ему надо решить судьбу Астиага. Ведь старик — его дед, но это соображение не занимало много места в голове Кира: разве не собирался владыка мидян убить его, собственного внука, ничуть не беспокоясь о кровных связях? Но Астиаг был царем, царем братского народа общего арийского корня, и сотни тысяч воинов черпали силы в величии мидян, победителей Ассирии, видели в плененном ими царе Мидии сына Киаксара и внука Фраорта.
Любуясь долиной, раскинувшейся у подножия Пасаргады, и зданиями, сооруженными его предшественниками и им самим во славу персов, Кир не мог решиться поступить с Астиагом, как ассирийцы или вавилоняне расправлялись с побежденными противниками. Казнить Астиага было немыслимо. Решив помиловать Астиага, Кир хотел заполучить побежденного противника, заставить его служить своим планам и намерениям. Конечно, он не был первым монархом, который сохранил жизнь побежденному врагу. Но в голове у сына Камбиса созревал план заложить основы всемирной империи, построению которой должны были способствовать все здоровые силы разных народов.
В отличие от своего полководца Гарпага Кир не праздновал победу над Астиагом и не унижал его. Он проявил уважение к царственному пленнику, включил его в состав своей свиты и двинулся… к Экбатане, провожаемый восхищенными взглядами мужей тех персидских племен, которые, возможно, не решались до той поры следовать за царем из Пасаргад. Так, панфиалеи, дерусии, гирканцы и другие кочевые племена, дайи, марды, дербики и сагартии пошли вслед за Киром, отныне законным царем персов. По дороге многие кланы мидян, увлеченные общим энтузиазмом, последовали за Киром как один народ, идущий к своему освобождению.
Относительно демократическая организация персидской армии способствовала проведению успешной мобилизации среди различных слоев общества. Перс дал всем воинам своей армии одинаковое вооружение, тем самым уничтожив разницу между корпусом элитных гомотимов и рядовыми, наемниками и новобранцами.
Благодаря победе над Астиагом Кир, таким образом, извлек пользу и в этом деле.
Прежде чем покинуть «лагерь персов», Кир, желая в будущем видеть Пасаргады в роли настоящей столицы, повелел построить там новые дворцы, чтобы отметить таким образом начало своей эпопеи. Кир не собирался наносить удар по престижу, которым обладали Сузы — эламский город, способствовавший приобщению Пасаргад к городской цивилизации. Признавал он также значение Экбатаны, города мидян, когда-то построенного Дейоком, славящегося своей несравненной архитектурой и несметными сокровищами.
Через несколько недель после своей победы Кир вступил в Экбатану, город, как писал Геродот, «огромный и хорошо защищенный… стены его, концентрически расположенные, были возведены таким образом, что каждая стена возвышалась над более низкой только на высоту зубцов. Холмистая местность способствовала такому расположению. Периметр самой длинной стены примерно равнялся периметру Афин. Зубцы первой стены были выкрашены в белый цвет, второй стены — в черный, зубцы третьей — в пурпурный, четвертой — в синий, пятой — в красно-оранжевый. А у двух последних стен зубцы: у одной серебристые, а у другой — золотистые»[53].
Экбатана была не похожа на Пасаргады. Город мидийцев являлся противоположностью по отношению к новой персидской столице. Один город был крепостью, другой — совокупностью зданий, расположенных таким образом, словно хозяева их хотели сказать, что у них нет оснований опасаться своих соседей. Насколько Кир любил находиться в гуще своего народа, быть свободным в перемещениях, настолько Дейок, строитель Экбатаны, производил впечатление человека, опасающегося своих подданных. «Все эти укрепления Дейок возвел ради себя и своего дворца; он повелел народу селиться за пределами цитадели. Когда строительство города закончилось, он установил такой порядок, при котором никто не мог войти к царю, а все дела передавались через посредников-чиновников, которые и будут докладывать монарху; будет считаться неприличным смотреть в глаза повелителю, смеяться или плевать в его присутствии.
Он установил такие правила церемониала, чтобы его ровесники, воспитанные рядом с ним, со столь же благородной родословной и такие же способные, как он, не могли выражать свое неудовольствие при виде его и не плели бы заговоров против него: он полагал, что если подданные не будут его видеть, они в конце концов будут относиться к нему, как к человеку другой породы»[54].
Кир от имени своего народа овладел сокровищами города, в который он вступил как победитель. При этом мидяне вовсе не выглядели побежденными. Подобно тому, как эламиты обучали своей цивилизации персов, пришедших откуда-то, мидяне научили народ Аншана своему алфавиту из тридцати шести букв, приучили его пользоваться пергаментом вместо глины и пером вместо тростниковой палочки, научили и новым приемам в сельском хозяйстве. В свою очередь, Кир принес мидийскому народу своего рода свободу, резко отличавшуюся от гнета, в котором их держали цари Экбатаны. Персы научили мидян по-новому смотреть на окружающий мир, привили им жажду знаний, силу характера и боевые качества. Так возникала новая, персо-мидийская цивилизация.
Кир должен был быстро сформировать такое общество, которым он отныне мог бы управлять, и при этом создать тесную связь между народом и своей царской властью. Он хотел добиться того, чтобы персы, утратив сознание своего происхождения, сделались не господствующим народом (греческая демократия не была и не могла еще быть понята Киром), но народом-царем, который бы проникся величием правителя и растворился в авторитете, находящем свое обоснование в коллективной ответственности.
Обосновавшись в Экбатане, городе не разрушенном и ставшем столицей нового царства, Кир собрал совет из семи князей, составивших настоящий «царский совет», где царь был первым среди равных. Так он создавал прочную основу для единства арийских племен, входящих в его новое царство, приобщая к государственной власти руководителей кланов. Разные племена, и оседлые, и кочевые, сохраняя свои особенности, под властью царя персов могли смело смотреть в будущее.
Кир начал политику объединения, оставив на своих постах мидийских администраторов. Порою он «дублировал» их персидскими чиновниками, но ни у кого не было впечатления, что поменялась вся местная власть. Персидские архивы концентрировались в Экбатане. Туда же была перенесена надпись Ариарамны, который, заявив, что он «арий, арийского происхождения», напоминал, как известно, что он был царем этой страны, получив ее от Ахурамазды[55]. Замена властей произошла так незаметно, что в окружающих государствах подумали, что в Мвдийской империи ничего особенного не произошло, если не считать, что власть взял в свои руки новый царь, более честолюбивый и темпераментный, чем Астиаг.
Одним словом, все случилось так, как если бы Кир вместе со своим дедом совершили обычный дворцовый переворот. На самом же деле начались глубокие перемены.
Кир против царя Вавилона
Мидяне не были народом без прошлого, который Кир мог бы переделывать, как хотел. За несколько веков оседлой жизни они накопили качества, неведомые персам до той поры, в частности в области религии. При Астиаге священнослужители пользовались огромной властью, и политической, и религиозной. Они составляли один из шести мидийских кланов и были признаны необходимыми посредниками между человеком и богами. Ни одно религиозное действие не могло быть совершено без них. Во время религиозных процессий они носили длинные белые одеяния и высокие тиары. Перед животными, принесенными в жертву, — чаще всего это были молодые лошади белой масти (символ чистоты и силы) — жрецы зачитывали наизусть бесконечные генеалогические перечисления богов. Но больше всего они считали своим долгом убивать собственноручно зверей, каких считали вредными, особенно мышей и крыс, а также черепах, лягушек, муравьев и мух. Поэтому у них в руках всегда был специальный инструмент, «истребитель дьявольщины». В пантеоне мидян существовали, наконец, многочисленные демоны, в том числе женского рода, которым поклонялись некоторые жрецы весьма почтенного возраста.
В отношении политических амбиций мидийских жрецов Киру пришлось придерживаться твердой и в то же время осторожной позиции. Жрецы предсказали его возвышение, но в большинстве своем считали, что он для них представляет определенную опасность. Теперь, когда Кир правил Мидией, они проявляли скрытую оппозицию, ибо царем персов был свергнут Астиаг, правитель, который значительно усилил права мидийского жречества.
