Это влияние начиналось с момента подбора членов Организации. Прием в нее новых членов производил обычно сам Азеф, который цепко держался за эту свою функцию, - особенно в начале. К кандидатам он предъявлял большие требования, и отбор среди них производил очень строгий. Очень характерны приемы, к которым он при этом прибегал.
Его {110} предшественник на посту руководителя Боевой Организации, Гершуни, встречаясь с новым добровольцем, передавал ему частичку своего собственного увлечения террором. Неправильно было бы думать, что он сознательно стремился "завлекать" молодежь на путь террористической борьбы. Такого грубого утилитаризма в его поведении не было. Но даже независимо от своего желания, своими речами, своей собственной верой, всей сосредоточенной страстностью своей натуры, он разжигал во встречных жажду борьбы, пафос самопожертвования. Азеф, наоборот, прежде всего, пытался отговорить такого кандидата от этого его намерения, подчеркивал все трудности той работы, которая предстоит террористу, уговаривал идти не в террор, а заняться какой-либо другой формой партийной работы. Даже такие недоброжелательные к Азефу свидетели, как Слетов, говорят, что в подобные моменты Азеф проявлял себя человеком, "вполне по товарищески относящимся к людям."
Иногда Азеф как будто бы даже сознательно стремился оттолкнуть нового кандидата, - и чем больше пафоса этот последний проявлял, чем с большим подъемом он говорил, тем, кажется, меньше было у Азефа желания принять его в Боевую Организацию.
Горячим фразам Азеф не верил, - и только тогда, когда испытуемый показывал, что решение пойти в террор им хорошо выношено, что оно им проверено наедине с самим собою, что идет он не под влиянием минуты, не увлеченный красивыми словами, - только тогда перед ним открывались двери Организации.
Нет никакого сомнения, это поведение Азефа определялось его общим неверием в людей. Бесспорно так же, что большую роль играло и профессиональное положение Азефа: он не просто боялся измены, - он опасался предательства, которое разоблачит его двойное собственное предательство. Но каковы бы ни были эти мотивы, одно ясно: результаты их с точки зрения интересов Боевой Организации были положительными. В то время, как среди террористов, {111} завербованных Гершуни, имелся целый ряд лиц, не устоявших во время испытаний тюрьмою и страхом предстоящей казни (Григорьев, Юрковская, Качура), - Боевая Организация эпохи Азефа не знала предателей, - если, конечно, не считать его самого.
К уже принятым членам Организации Азеф, как правило, проявлял самое заботливое внимание: расспрашивал о личных нуждах, входя даже в мелочные детали, давал советы, указания. Обо всем помнил, все замечал. Об этом в один голос говорят все, кто имел с ним дело. "Нам всем,- т. е. всем членам Боевой Организации, - вспоминает один из таковых, В. М. Зензинов, - Азеф казался необычайно внимательным, чутким и даже нежным". Конечно, такое отношение было деланным. Гораздо более естественным Азеф бывал в те минуты, когда он срывался с этого сознательно выбранного тона и, как резюмирует "Заключение Судебно-Следственной Комиссии по делу Азефа", "выказывал присущие его натуре жестокость и черствость". Но те, с которыми Азеф имел дела, внимание обращали не на эти последние черты, объясняя их теми или иными случайными причинами, а на обычную заботливую внимательность Азефа и соответственным образом относились к нему. "Странно и даже кощунственно вспомнить, - пишет тот же Зензинов, - но я должен сказать: все работавшие с ним в терроре товарищи не только безмерно уважали, но и горячо его любили!"
Нет никакого сомнения в том, что подобное отношение к членам Организации было результатом сознательно продуманной линии: превращая Боевую Организацию в опорный пункт своего влияния, Азеф не мог не стремиться прочнее привязать членов этой Организации к себе лично. Так он прочнее держал Организацию в своих руках, - и он действительно достиг своей цели: "боевики" последними поверили в его измену.
Так строя свои личные отношения с членами Организации, Азеф в то же время систематически {112} проводил полное обособление ее от остальных организаций партии. В известных пределах такое обособление вызывалось самим характером деятельности "боевиков". Но Азеф это обособление возвел в принцип, довел его до крайних пределов и к обособлению организационному прибавил элементы обособления психологического. Систематически он воспитывал среди "боевиков" пренебрежительное отношение ко всем другим родам партийной работы, неверие в массы и массовое движение, индифферентизм к вопросам теории и программы.
Вслед за Азефом они начинали все это считать "пустяками", которые не заслуживают серьезного внимания. Важно, значительно только одно: та охота за представителями власти, которую ведут они, члены Боевой Организации. Надо здесь же подчеркнуть, далеко не все члены последней поддавались этому влиянию Азефа. Да и не все они были в одинаковой степени важны для последнего. Те "боевики", которые приходили в Организацию, что бы принять непосредственное участие в террористическом акте и отдать при этом свою жизнь, на политику этой Организации влияния оказывали мало. Важны были главным образом "старшие офицеры" Организации, игравшие роль помощников Азефа в подготовительной организационно-технической работе. На них больше всего внимания обращал Азеф, и именно они, в первую очередь среди них должен быть назван Савинков, сильнее других подпадали под его влияние. Именно у них развивалось то настроение, которое позднее А. Н. Слетовой-Черновой было очень метко названо "психологией революционных кавалергардов".
Поздней осенью 1904 г. Боевая Организация сильно пополненная в своем составе, стала готовиться к новому походу.
В Париже состоялись совещания руководителей Боевой Организации с членами Центрального Комитета. На этих совещаниях было решено в первую очередь ударить по вождям придворной реакционной {113} партии, каковыми в то время являлись великие князья Сергей и Владимир Александровичи, - два старшие дяди царя, ближайшие и наиболее влиятельные его советники, сопротивлявшиеся всякого рода прогрессивным реформам. Убийство их, - помимо всего прочего,- звучало бы, как совсем прямое предостережение их племяннику-царю. Кроме них было поставлено на очередь давно уже намеченное дело против киевского ген.-губ. Клейгельса. Предполагалось, что все эти три удара, - в Петербурге, Москве и Киеве, - будут нанесены приблизительно в одно и то же время. Это, конечно, должно было увеличить их резонанс и значение.
В соответствии с этим планом, Боевая Организация выделила три отдельных отряда. Во главе петербургского встал М. Швейцер, во главе московского Савинков, во главе киевского - Боришанский. Размеры отрядов были различны: в состав киевского входило всего три человека, в состав московского - четыре. Задачи петербургского отряда были наиболее сложны. Кроме основной, - убийство вел. кн. Владимира, - перед ним были поставлены и некоторые добавочные, тоже нелегкие и значительные: он должен был выяснить возможности устранения также и некоторых других представителей власти, - товарища мин. вн. дел Дурново, позднее петербургского генерал-губернатора Трепова, - а потому его состав доходил до 15 человек. Недостатка в добровольцах не было: желающих принять участие в работе Организации было значительно больше, чем она могла вместить. В изобилии имелись и материальные средства.
Азеф руководил разработкою всех этих планов, подбирал людей, распределял роли. Под его верховным руководством работала лаборатория в Париже, в которой изготовлялся необходимый динамит. Он налаживал переправу последнего в Россию. Он добывал паспорта и снабжал ими выезжавших в Россию "боевиков". Во второй половине ноября 1904 г. основные группы их тронулись в путь. Азеф оставался {114} заграницей: он должен был приехать несколько позднее, когда отряды обоснуются на местах, закончат предварительную разведку и вплотную подойдут к решающим действиям. Тогда, - по плану, - должен был приехать Азеф в качестве так сказать верховного ревизора, проанализировать собранный материал, пересмотреть наново и утвердить планы действия. Риск для своего главного руководителя Боевая Организация сознательно стремилась свести к предельному минимуму.
Все это время Азеф, конечно, не забывал и о Ратаеве. В течении второй половины 1904 г. он представил целый ряд докладов, о которых его полицейское начальство даже много позднее вспоминало, как об особенно ценных, - и они действительно были такими. Он подробно сообщил о съезде представителей заграничных организаций партии социалистов-революционеров, о международном социалистическом конгрессе в Амстердаме, о переговорах партии социалистов-революционеров с финляндской революционной партией "активистов", о парижской конференции "революционных и оппозиционных партий" и о многом другом.
