В это время 6-я Чонгарская Кубано-Терская кавалерийская дивизия вторые сутки продиралась через Налибокскую пущу к Лиде, накапливая опыт «преодоления лесисто-болотистой местности» — маневр был предпринят по настоянию Еременко, как более «отвечающий замыслу операции». Будущий маршал вообще любил экспериментировать, например, в тридцатиградусные морозы поместить дивизию суток на трое-четверо в шалаши из ельника с целью вырабатывания у солдат привычки к «суровым условиям».
К утру 19 сентября мотоотряд под командованием командира корпуса, не встречая сопротивления, вошел в Волковыск. Местные жители пели песни и лезли целоваться к запыленным танкистам, пролетариат немедленно «приступил к установлению своей народной власти».
Примерно в это же время 152-й кавалерийский полк Чонгарской дивизии под командованием «товарища Селюкова» после короткого боя занял Лиду, где, если верить отечественным авторам, наши воины взяли в плен 2500 человек, захватили 300 винтовок, 100 тысяч патронов, 23 самолета. Польские исследователи называют эти сведения «вельким кламством», то есть попросту брехней, так как неувядаемым и самым достоверным источником информации для наших историков по-прежнему остается газета «Правда» (в данном случае от 5 октября 1939 года), вещавшая в унисон с «Фёлькишер Беобахтер». Участники событий утверждают, что на лидском аэродроме к 19 сентября 1939 года вообще не было ни одного самолета: 5-й авиаполк «карасей» убыл на запад еще в августе, оставшиеся учебные машины уничтожили германские бомбовозы, а тыловые подразделения полка ушли в Гродно. Гарнизон Лиды к моменту советского вторжения не превышал 350 солдат, которым еще вечером 17 сентября выдали жалованье за три месяца, гражданскую одежду и приказали расходиться по домам.
Для рейда на Гродно Еременко 20 сентября выделил 4-ю кавалерийскую дивизию. Но боевым скакунам требовался отдых, поэтому вперед снова был брошен моторизо-, ванный отряд. Во главе колонны на трофейном легковом автомобиле мчался сам Андрей Иванович.
Соединения 5-го стрелкового корпуса (4-я и 14-я стрелковые дивизии) перешли границу, сломив слабое сопротивление польских пограничников, взяли в плен 29 человек, сами потеряв 6 человек убитыми и 2 ранеными. К 17 часам части корпуса вышли на железнодорожную линию Столбцы — Барановичи, а к 23 часам достигли реки Уша. В течение дня из состава корпуса были выделены подвижные отряды, продвинувшиеся до реки Сервечь. Мотогруппа 4-й стрелковой дивизии в 8 часов 19 сентября вошла в Слоним, приняв у танковых частей более 6000 пленных. В 4 часа 20 сентября мотогруппа 119-го стрелкового полка вошла в Волковыск, где была подчинена 15-му танковому корпусу. В трех километрах западнее города она столкнулась с двумя эскадронами поляков и, потеряв одного бойца убитым, взяла в плен 150 человек. 21 сентября основные силы 5-го стрелкового корпуса находи-, лись у Зельвы, а 119-й и 101-й полки были направлены к Гродно.
Еще в 1922 году территория Польши была разделена на десять корпусных округов. В городе Гродно с населением в 58 тысяч человек располагался штаб округа корпуса III, гарнизон состоял из двух полков пехоты, 29-го полка легкой артиллерии, 7-го танкового батальона и дивизиона противотанковых орудий. В сентябре 1939 года все эти соединения находились на германском фронте, и польские силы в Гродно насчитывали два импровизированных батальона и роту запасного центра 29-й пехотной дивизии, 31-й караульный батальон, пять взводов позиционной артиллерии (5 орудий), две зенитно-пулеметные роты, батальон национальной обороны «Подставы», отряды, жандармерии и полиции. В первой половине сентября усилиями начальника укрепленного района «Гродно» Полковника Богдана Хулевича был проведен ряд мероприятий по подготовке к уличным боям» с германскими частями. В частности, были созданы большие запасы бутылок, заполненных смесью нефти и бензина, многие солдаты и учащаяся молодежь прошли практический курс по использованию этого «противотанкового оружия». Однако на второй день после советского вторжения командующий округом 39-летний генерал Юзеф Ольшина-Вильчинский объявил о демобилизации армии, наборе добровольцев на «французский фронт» и перебрался из Гродно в Сопоцкин, поближе к литовской границе. За ним следом потянулась гражданская администрация.
В Гродно остался вице-президент Роман Савицкий, который под сильным влиянием патриотической польской общественности, в первую очередь-педагогической, призвал всех к обороне родного города. Под его руководством жители начали рыть окопы и рвы, возводить на улицах баррикады и устанавливать противотанковые заграждения. На основании разрешений, выписанных городским советом, добровольцам раздавалось из казарм оружие и патроны. Для борьбы с бронетехникой предполагалось использовать 40-мм зенитки и бутылки с зажигательной смесью. Преподавательницы и ученицы женских гимназий организовывали санитарные пункты.
Руководство обороной доверили полковнику Седлецкому; капитан Петр Корзон и майор Венедикт Серафин встали во главе 1-го и 2-го батальонов. Комендант гарнизона полковник Бронислав Адамович на руководство не претендовал, склоняясь, в соответствии с приказом сверху, к эвакуации в Литву. Однако, когда 18 сентября пришло известие о том, что в близлежащем местечке Скидель «белорусские и жидовские» коммунисты захватили власть, первым делом арестовав и немного постреляв «пилсудчиков», полковник деятельно приступил к организации карательной экспедиции. Ранним утром 19 сентября сотня солдат и полицейских на грузовиках выехала в Скидель. Прибыв на место, поляки быстро ликвидировали новоявленный ревком, освободили арестованных и приступили к экзекуциям. Беспорядки, организованные местными «красными» активистами, приступившими к формированию Красной Гвардии, имели место и в Гродно, но были жестко подавлены военными. Польские мемуаристы, говоря о действиях «пятой колонны», неизменно указывают на евреев и белорусов, не скрывая глубоко укоренившегося к ним недоверия со стороны «титульной нации». В связи с этим характерный эпизод приводит гродненская учительница: «Кто-то сказал мне, что евреи, которые до сей поры держались в стороне, растаскивают оружие из казарм. Взволнованная, побежала к казармам и прибыла как раз в тот момент, когда подъехала телега, полная еврейской молодежи. Все евреи имели на рукавах бело-красные ленточки, а зачарованный этим какой-то наивный капитан раздает им винтовки и патроны. Закричала на него: «Мало нам немцев и москалей, а пан еще жидов на нас вооружает!» Через минуту по телефону он получил приказ Савицкого: оружие можно выдавать только предъявившим свидетельство городского совета». Следом последовал приказ: не имеющим разрешения оружие сдать под угрозой смертной казни. В подозрительных домах были произведены обыски.
И впрямь, неладно что-то было в польском «королевстве»».
После полудня 19 сентября стало известно, что советские танки находятся недалеко от Гродно. Правда, атаку ожидали с востока, со стороны Вильно и Лиды, но русские, применив военную «хитрость», подступили к городу с юга. Что было только на руку обороняющейся стороне, поскольку наступавшим предстояло форсировать Неман и высаживаться на крутой правый берег.
Соединения 15-го танкового корпуса выдвигались к цели волнами, по мере заправки горючим. Первыми утром 20 сентября к Гродно вышли 50 «бэтушек» 27-й танковой бригады. Танкисты с ходу атаковали противника и, прорвав слабую оборону на южных предместьях, вышли к Неману. Нескольким боевым машинам под командованием майора Ф.И. Квитко удалось по мосту прорваться в самый центр, к площади Свободы. «Красные флажки трепетали над ними, — вспоминал очевидец. — На головном танке был букет цветов — где-то его приветствовали цветами, но только не в Гродно».
Очнувшись от оцепенения, вызванного внезапным появлением прямо под окнами советских боевых машин, народ повалил на улицы, но опять же не для участия в праздничном митинге. Танки, не имевшие поддержки пехоты, со всех сторон подверглись нападению солдат, полицейских и молодежи, использовавших малокалиберные орудия, которые можно было сосчитать по пальцам, и бутылочные «гранаты», которые имелись чуть ли не у каждого гимназиста. Несмотря на непрерывный огонь из всех огневых точек, танки вспыхивали один за другим. Командирский БТ взорвался вместе с экипажем.
«Мы бросали гранаты и стреляли из винтовок, чтобы отвлечь огонь на себя, — вспоминал участник боя сержант Алоизий Таудул. — Летчики (из наземных служб 5-го авиаполка), воспользовавшись моментом, бегом приблизились к танку. Сержант с бутылкой бензина взобрался на башню, которая все время нервно вращалась. На призыв: «Вылезай, товарищ, не бойся, а то сожгу», — ответа не последовало, а башня снова повернулась-и выстрелила. Сержант открыл бутылку, полил бензином щели и на крышу башни, соскочил, зажег спичку и бросил на танк. Вспыхнуло пламя, башня перестала вращаться, но взрыва боеприпасов, которого мы все ожидали, не было… Позднее я видел трупы трех советских танкистов, лежавших рядом с танком, уничтоженным летчиком. До сих пор не могу понять, почему они не были обгорелыми. Вероятно, они задохнулись от нехватки кислорода».
