Ознакомительная версия.
- Только мне дела - за дверьми следить, - звонко отозвалась девочка. - Мое дело прясть, сами велели!
- Да языком молотить целый день, да стены пачкать, - ворчливо заметила темная, сухая старуха, месившая на залавке квашню.
- Мамаш, я странниц привела, покорми...
- Где ты их находишь, странниц этих, - продолжила старуха разговор сама с собой. - Человеку для работы руки господь дал, а не ноги. - И словно в подтверждение своих слов еще яростнее принялась тискать тесто.
- Людей постыдились бы говорить такое! - встряла девочка, стремительно оттолкнула от себя прялку и начала ловко перематывать пряжу с веретена на моток, выкрикивая с каждым поворотом мотовила. - Допряду кудель проклятую, и сама уйду странствовать - на Валдай ко Святой Параскеве. Я жизни праведной хочу, постной, а не вашу кудель прясть!
- Да огрей ты ее, Фекла, по сдобным местам! - прокричала старуха таким же пронзительным, как у девочки, голосом, и сразу стало ясно, кто родительница этих визгливых, страстных интонаций. - Праведница захордяшная! Не пугай людей! Ты странниц лучше накорми, напои, в баньке попарь...
Алеша только головой вертел, пытаясь уследить за этими выкриками, но последняя фраза привела его в ужас.
- Мы не можем в баньку, - быстро сказал он. - Мы обет дали.
- Какой обет? - Софья посмотрела на него с удивлением, а озорная Фекла в дверцах уперла руки в пышные бедра и захохотала.
Алеша надвинул косынку почти на нос, подошел к иконе и зашептал молитву.
Наконец их посадили за стол, дали каши с конопляным маслом, томленной в молоке моркови, постных пирогов с рыбой и квасу. Фекла сидела напротив, поглядывала на Алешу и усмехалась.
Пришли с поля мужики и парни, спокойные, молчаливые. Старик вернулся с реки и сел в угол плести корзину.
- Барки-то завтра пойдут в Новгород?
- Пойдут.
- Возьмите с собой богомолок, им к Святой Софии надо... Помолились и улеглись, кто на печи, кто на лавках, кто на полу на войлоках. Странницам принесли охапку свежей соломы. Уже перестала кряхтеть старуха, и чей-то размеренный храп потряс воздух, и сверчок робко, словно примериваясь, выдал первую трель, как из-за пестрой занавески показалось белое в лунном свете лицо Феклы, и Алеша услышал насмешливый шепот:
- Богомолка, а богомолка... Как звать-то тебя? Иди сюда, поговорим. Вслед за этим раздался грохот, словно упало что-то тяжелое, и оглушительный смех: - Ой, беда, ой, не могу... Сколько раз тебе, Семен, говорила, не ложись ты с краю... - причитала Фекла.
- Уймись, беспутная! - закричала проснувшаяся старуха. - Тото из тебя природа прет! Семен, успокой ты ее, ненасытную.
Проснулись дети на печи и застрекотали, как кузнечики. Алеше показалось, что нарисованный Бова-королевич тоже зашевелился, погрозил кому-то похожим на веретено копьем, и голубая лошадь затанцевала от нетерпения. Изба заскрипела, закашляла, и тут, перекрывая все шумы и шорохи, взвился альт юной Дарьи:
- Чего ты, Фекла, гогочешь? Чего ты горлу своему луженому передышки не даешь? Да пустите меня в чистую обитель, чтоб зрила я то чистое...
... И умолкла. Похоже, кто-то из парней, устав слушать сестрины вопли, закрыл ей ладонью рот.
- Пойдем отсюда, а? - Софья ощупью нашла Алешине лицо и зашептала ему в ухо. - Что они так все орут? Ох и крикливые...
- Это у них по женской линии, - ответил Алеша. Гроза прошла стороной. Далекие сполохи освещали горизонт. По приставной лестнице они залезли на высокий стог.
- Аннушка, что она на тебя так посмотрела?
- Понравился, - буркнул Алеша и смолк в испуге, надо же "понравилась! " Давно уж не делал он таких ошибок. - Спи, милая, - зашептал он Софье озабоченно. - Завтра поплывем на барке, дадим роздых ногам.
- А это не страшно - плыть? Мета, говорят, порожистая.
- Это прекрасно - плыть под парусом! - Расскажи про море... То, что вчера рассказывала.
Алеша подложил руку под голову и начал:
- Далеко отсюда стоит скалистый и голый остров. Когда-то ой звался Ретусари, и там на взморье меж двух дубов наш Петр поставил себе небольшой домишко, чтоб днем и ночью смотреть на море. Сейчас остров называется Кронштадт, нет тех дубов, нет и дома, но высятся у пристани мачты кораблей.
- Странная ты, Аннушка, - перебила вдруг Алешу Софья. - Ты очень странная. Никак тебя не пойму. Все мне кажется, что ускользает от меня что-то. Кажется, вот-вот поймаю это непонятное, но нет...
- Давай спать, - решительно сказал Алеша.
Он оставил Софье плащ, отполз на край стога и зарылся в сено. Хорошо, что он не видел широко раскрытых Софьиных глаз, которые внимательно за ним следили, не слышал ее шепота: "Странная... точно ряженая... "
-6
До Твери Белова домчала почтовая карета. Везти его дальше чиновник отказался, туманно намекая на секретность груза. Саша понял, что с каждой верстой эта секретность будет возрастать, требуя дополнительной оплаты, а поскольку карман нашего героя не был перегружен звонкой монетой, он распрощался с чиновником и стал передвигаться дальше как придется - где пешком, где в карете, а то и в крестьянской телеге.
Мысли Белова были заняты Анастасией. Воображение рисовало мрачные картины - она в тюрьме, она плачет, ждет допроса, и никто не хочет ей помочь. "Скорее! Скорее! " - шептал юноша и уже не шел, а бежал вперед, сжимая кулаки от ненависти к ее обидчикам.
На четвертый день пути Белова подстерегало неожиданное приключение. Накануне его приютил на ночлег деревенский священник. Саша легко входил в доверие к людям и совершенно очаровал рассказами о московской жизни и хозяина дома, и попадью. На прощание он получил благословение, десяток вареных яиц и полезный совет - как скостить пятнадцать, а то и все двадцать верст пути.
- Впереди болото, - сказал священник. - Тракт делает огромную петлю, а ты иди напрямик. От храма к лесу и дальше тянется тропинка, она и доведет тебя по сухому до постоялого двора в Дрюкове. Только на всех развилках выбирай левую тропку и следи, чтобы солнце светило в правую щеку.
Саша поблагодарил за совет и зашагал по указанной тропинке. Через час ходьбы солнце странным образом переместилось и стало светить в затылок, потом и вовсе в левую щеку, а тропинка растворилась в болоте. Возвращаться назад было не в Сашиных привычках, он решил точно следовать совету, пошел напрямик и вскоре заблудился.
Березовый лес сменился чахлым, словно ржавчиной изъеденным кустарником, земля под ногами ходила ходуном и сочилась гнилой водой. Ярко-зеленые пятна трясины обступали Сашу со всех сторон.
Только к вечеру ему удалось выбраться на твердую землю. Вокруг шумели сосны. Он еле держался на ногах от усталости. Костюм его был в грязи, искусанное оводами и гнусом лицо распухло и бугрилось шишками. Он уже не кричал, не звал людей, а понуро брел куда-то, не разбирая дороги.
Внезапно лес кончился, и Саша увидел саженях в тридцати от себя едва различимую в сумерках коляску.
- Стой! - крикнул Белов осипшим голосом, боясь, что коляска растает в темноте, исчезнет, как мираж, и напролом через ракитник бросился к дороге.
Сидящий на козлах кучер пронзительно завопил, кубарем скатился на землю и кинулся бежать, продолжая вопить с таким ужасом, словно ожидал выстрела в спину.
- Умоляю, возьмите меня с собой, господа! - выдохнул Саша, с трудом открывая дверцу, и увидел, что просить было некого - коляска была пуста.
Похоже, ее оставили в большой спешке. На сиденье валялись пистолет и скомканный плащ, здесь же стоял открытый сак, полный бутылок. Одна из бутылок, на четверть опорожненная, стояла на полу. Когда Саша дернул дверцу, она упала, и вино пролилось на торчащий из-под сиденья плед. Саша схватил бутылку, поднял плед и увидел под ним ящик с увесистым замком. Он допил вино, аккуратно закрыл ящик пледом и пошел осмотреть коляску снаружи.
Причину задержки понять было нетрудно - коляска застряла в большущей луже и словно осела под тяжестью пирамиды из чемоданов, сложенных на крыше. Лошади стояли по колено в грязи. Завидев Сашу, они пытались переступить ногами, чтобы выбраться из топи, но сразу отказались от этой привычки и замерли, лениво помахивая хвостами.
Кучер не возвращался. Измученный Саша залез в коляску, поел вареных яиц и не заметил, как заснул.
Разбудил его далекий крик, который он вначале принял за волчий вой. "А-а-а", -доносилось с болот, слов разобрать было невозможно. Саша сложил руки рупором и стал кричать в ответ:
- Здесь, здесь! Идите сюда!
Далекие голоса приближались. Вскоре Саша увидел двигающиеся огни фонарей, и через несколько минут к коляске подошли трое мужчин, ведущие под уздцы лошадей.
Первый из них, молодой человек в дворянском платье, сунул в руки Саши фонарь и принялся радостно хлопать по коляске.
- Она! Всемилостивый боже... Она! Моя коляска! Поверите ли, сударь, молодой человек, казалось, ничуть не удивился присутствию Саши, - я уже не чаял найти ее. Здесь кругом болота, и если бы не ваш голос, мы плутали бы до утра. А где ямщик?
Ознакомительная версия.
