«Свергая законного короля Карла X, — пишет Н. Марков в «Войны тайных сил» (книга I-ая, стр. 84), — темная сила возвела на французский престол Луи-Филиппа — родного сына Филиппа-Равенство (герцога Орлеанского), сына-террориста, цареубийцы и первого председателя «Великого Востока Франции».
Николай I называл Луи-Филиппа — «Король баррикад» и это было очень меткое прозвище. Уже родословная и политическое прошлое Луи— Филиппа ярко свидетельствовали кем он был выдвинут на роль Короля Франции. Отцом Луи-Филиппа был Герцог Орлеанский бывший Гроссмейстером ложи Великого Востока. В 1792 году герцог Орлеанский и его сын Луи-Филипп отказались от титула и в угоду революционной черни приняли фамилию Эгалите (Равенство).
«За последние 15 лет, — писал Николаю Цесаревич Константин, — либерализм или якобизм, сделали неслыханные успехи… Разве в 1812, 1813, 1814, и 1815 гг. у нас сочли бы возможным, чтобы у нас могло вспыхнуть возмущение, притом в Петербурге? Но поскольку такой факт случился, разве он не может повториться, особенно если какая-нибудь отдаленная война приведет к удалению войск из страны и мы будем нападающей стороной».
«Старая Европа, — писал в другом случае Константин, — не существует вот уже сорок лет. Будем брать ее такою, какая она есть и постараемся сохранить ее. Если она не станет хуже. это уже будет огромным достижением, ибо желать сделать ее лучше — значило бы стремиться к невозможному».
Когда 6 ноября 1830 г. Бельгия отделилась от Нидерландского королевства и король Вильгельм I Оранский обратился к Николаю I за помощью, то тот отдал приказ готовиться к походу в Европу. В начале сентября 1830 г. на докладной записке о революции в Бельгии, Николай написал: «Не Бельгию желаю я там побороть, но всеобщую революцию, которая постепенно и скорее, чем думают, угрожает нам самим, если увидят, что мы трепещем перед нею». Всего только за три недели до начала восстания в Польше, Николай положил следующую резолюцию на новом сообщении на ходе революции в Бельгии: «Нет больше возможности идти назад. Наше достоинство предписывает нам взять на себя инициативу; поэтому вам нужно, — указывает он Нессельроде, — приготовить ноту к трем правительствам, в котором укажете на необходимость положить военною силою предел революции, всем угрожающей».
Но в это же время вспыхнуло подготовленное польскими масонами восстание. 17 ноября 1830 года участники заговора ворвались в Бельведерский дворец в Варшаве и хотели убить Наместника Царства Польского Цесаревича Константина. Началось первое польское восстание длившееся почти год. Люди выдрессированные Орденом Р. И. в том убеждении, что масонство это не что иное как безвредное увлечение мистикой, могут недоверчиво пожать плечами прочитав утверждение, что польское восстание было подготовлено масонами. Нельзя же все отрицательные события приписывать только масонам! Но что делать, когда всемирная революция является их главной целью и вся деятельность масонства посвящена осуществлению этой цели. Обывателям же считающим себя русскими националистами, но до сих пор находящимся во власти масонских и интеллигентских мифов о безвредности масонства, напомним еще раз следующую депешу французского посла гр. Буальконт от 29 августа 1822 года:
«Император, знавший о стремлении польского масонства в 1821 году, приказал закрыть несколько лож в Варшаве, и готовил общее запрещение; в это время была перехвачена переписка между масонами Варшавы и английскими. Эта переписка, которая шла через Ригу, была такого сорта, что правительству не могла нравиться. Великий князь Константин (живший постоянно в Варшаве) приказал закрыть все ложи. Из Риги Его Величество также получил отрицательные отзывы о духе масонских собраний; Генерал— Губернатор приказал закрыть все ложи и донес об этом в С. Петербург».
Пушкин с тревогой наблюдал за развитием событий в Европе и Польше. Главою революционного правительства был избран видный масон Адам Чарторыйский. «друг юности» Александра I. бывший одно время министром иностранных дел России. Чарторыйскому вскоре пришлось, однако, уйти так как победили масоны настроенные еще более лево, чем он.
Главную роль стали играть масоны Мохнацкий, Брониковский и Иоахим Лелевель надеявшиеся, что Франция придет Польше на помощь.
После подавления польского восстания Николай I, несмотря на свое отвращение к конституционной монархии, честно исполнявший до тех пор обязанности конституционного монарха Польши, заявил о ликвидации польской конституции. Подавление польского восстания, организованного польскими масонами, как пять лет ранее русскими масонами с помощью иностранных было организовано восстание декабристов, и отмена польской конституции вызвали ярость среди мирового масонства. После взятия Варшавы в французской Палате Депутатов начались наглые выступления против России. Палата Депутатов демонстративно утвердила ассигнования для поддержки бежавших заграницу повстанцев в размере 3.000.000 франков.
Масоны организовали демонстрации против России на улицах Парижа.
Запылали негодованием масоны в США — этом чисто масонском государстве. Американские масоны, намеренно поголовно истреблявшие индейцев, уже во время Александра I и Николая I обвиняют русских в… «империализме». После подавления польского восстания, русским присваивается в США наименование «варваров». В 1834 году Конгресс принимает закон о предоставлении земель участникам подготовленного масонами в Польше восстания. Американские послы в России клевещут на Россию и Николая I не хуже маркиза Кюстина.
Правительства Англии и Франции заявили через послов Николаю I, что он не имел право отменять конституцию Царства Польского. На это послам было заявлено, что дарование конституции полякам вызвано не решениями Венского Конгресса, а личным желанием Александра I.
На стороне побежденных повстанцев оказались, конечно, и все русские масоны и их духовные прихвостни разных сортов. Все они воспрянули духом при получении известий о начале революции во Франции, Бельгии и о начале восстания в Польше. Известно, например, что декабристы надеялись, что революция в Европе и восстание в Польше примут такие размеры что «в пламени их до тла сгорит ненавистное самодержавие». Вся денационализированная погань была, конечно, на стороне польских повстанцев, радовалась успехам поляков и неудачам русских войск.
Пушкин был глубоко возмущен изменническими настроениями русских европейцев из которых несколько лет спустя возник Орден Р. И.
События 1830-31 г. г. Пушкин считает «столь же грозными, как и в 1812 году». Его очень беспокоит, что «Ныне нет в Москве мнения народного: ныне бедствия или слава отечества не отзываются в сердце России. Грустно было слышать толки московского общества во время последнего польского возмущения. Гадко было видеть бездушного читателя французских газет, улыбавшихся при вести о наших неудачах». В письме к Хитрово от 21.8.1830 года Пушкин негодует по поводу подлого поведения русских европейцев «этих орангутангов среди которых я принужден жить в самое интересное время нашего века».
Революции в Европе, волнения в России заставили воспрянуть духом всех ждавших падения самодержавия: «Вдруг блеснула молния, вспоминал в «Замогильных записках» В. С. Печорин, — раздался громовой удар, разразилась гроза июльской революции… Воздух освежел, все проснулось, даже и казенные студенты. Да и как еще проснулись!.. Начали говорить новым, дотоле неслыханным языком: о свободе, о правах человека и пр. и пр.». Именно в это время Пушкин пишет свои знаменитые стихотворения:
«Клеветникам России», и «Бородинская годовщина» в которых — «В полных глубокой исторической правды словах показал, что Европа ненавидит нас именно за то, что мы не приняли масонские принципы 89 года, не приняли наглой воли Наполеона Бонапарта, который штыками армии двунадесяти языков стремился просветить Православную Россию светом масонского учения. Он открыто и мужественно заявил, что Россия не боится угроз темной силы. Россия по мысли поэта патриота, несмотря на все беды и напасти, по зову Русского Царя, встанет на защиту своей независимости и чести. И на угрозы мутителей палат и клеветников России Пушкин дал достойный великого сына Русской Земли ответ: «НЕ ЗАПУГАЕТЕ» (В. Иванов. Пушкин и масонство, стр. 88).
«Более всего интересует меня, — пишет он 11 декабря 1830 г. Е. М. Хитрово, — в настоящий момент то, что происходит в Европе. Вы говорите, что выборы во. Франции идут в добром направлении. Что называете вы добрым направлением? Я трепещу, как бы они не внесли во все это стремительность победы, как бы Луи-Филипп не оказался королем-чурбаном.
Новый избирательный закон посадил на скамьи депутатов молодое необузданное поколение, горячее, мало устрашенное эксцессами республиканской революции, которое оно знает только по мемуарам и которую оно само не переживало». А 3 января 1831 г. в письме к М. Н. Погодину Пушкин с тревогой заявляет: «Мы живем в дни переворотов — или переоборотов (как лучше)… французы почти совсем перестали меня интересовать. Революция должна быть уже окончена, а каждый день бросают новые ее семена. Их король с зонтиком под мышкой слишком уже мещанин.
