Параллельно острову Большая Хортица лежит остров Малая Хортица, на атласе Днепра адмирала Пущина 1786 года – Вырва, теперь же, по принадлежности немцам колонии Канцеровки, называется Канцерским островом. Из приведенных выше слов германского посланника Эриха Ласоты мы знаем, что именно на этом острове князь Димитрий Иванович Вишневецкий устроил свой «замок», в котором два раза отбивался от крымского хана Девлет Герая. Отсюда естественно думать, что первая Хортицкая Сечь в XVII столетии была основана не на Большой, а на Малой Хортице. Однако историк XVIII века, князь Семен Мышецкий, утверждает, что Хортицкая Сечь была на том острове, который мы называем Большой Хортицей[203]. Если в этом не видеть ошибки со стороны князя Мышецкого, то в таком случае остается думать, что на острове Большая Хортица Сечь устроена была уже в XVII веке, при втором ее возобновлении, на что намекает историк Николай Устрялов[204].
По рассказам местных старожилов, Малая Хортица несколько лет тому назад была гораздо меньше, нежели в настоящее время. «Это была скала с укреплениями на ней, за скалой, от правого берега, шел «тиховод», заливавшийся в устье балочки, что против острова; этот «тиховод» служил пристанью для запорожских казаков, куда они заводили свои байдаки; одно время здесь ставили и царские суда; если покопать землю, то там можно и в настоящее время найти остатки запорожских и царских суден, а из воды можно достать ружья, сабли, разного рода железо»[205]. Малая Хортица находится в так называемом Речище, или Старом Днепре, на две с половиной версты ниже северо-западного угла Большой Хортицы, в одной версте от Царской пристани, и отделяется от материка небольшим проливом Вырвой, давшим повод, очевидно, адмиралу Пущину назвать в 1786 году и самый остров Вырвой. По своему положению он делится на две половины: низменную, покрытую лесом, на западе, недавнего сравнительно происхождения, и возвышенную, на востоке, поросшую травой. Всей земли под Малой Хортицей 12 десятин и 1200 квадратных сажен; западный и южный края острова отлоги, восточный и угол северного возвышенны, скалисты и совершенно отвесны, до семи сажен высоты от уровня воды при средней ее норме. Возвышенная часть острова имеет укрепления вдоль северной, южной и западной окраин, состоящие из глубоких канав с насыпанными около них валами, от двух до трех сажен высоты. В общем укрепления Малой Хортицы имеют вид подковы, северная и южная стороны которой имеют по сорок сажен, а западная – пятьдесят шесть сажен с пропуском в три сажени для въезда; внутри укреплений выкопаны двадцать пять ям, по которым в настоящее время растут грушевые деревья. По определению специалистов военного дела, укрепления Малой Хортицы представляют собой так называемый редан с флангами, закрытый горжей и траверсами, направленный вверх и вниз против течения для защиты Днепра; по внешнему виду он действительно похож на «замок» или «город», как его называют Эрих Ласота и русские летописи.
Обе Хортицы, Большая и Малая, после падения Запорожской Сечи, дарованы были в 1789 году немецким выходцам из Данцига; в то время, как и теперь, их было 18 хозяев, то есть земельных собственников. Дело объясняется тем, что у немцев-колонистов, по закону майората, после смерти отца вся земля поступает старшему его сыну, а остальные сыновья довольствуются деньгами, скотом и разным движимым имуществом, нажитым отцом; если же отец желает обеспечить и других своих сыновей землей, то он приобретает ее для них на стороне. Оттого на острове Хортица считалось в 1789 году 18 хозяев, считается столько же и в настоящее время.
В настоящее время как на самых островах, Большой и Малой Хортицах, так и в реке Днепре около них находят разные предметы древности, оставшиеся от запорожских казаков. Один раз как-то в Старом Днепре, против колонии Канцеровки, найдено было семнадцать длинных, хорошо сколоченных лодок; в другой раз в Новом Днепре, ниже Совутиной скели, найдено было целое судно, нагруженное пулями и ядрами, а против устья балки Куцей в Старом Днепре найдено было другое судно с уцелевшей на нем пушкой; в том же Старом Днепре открыли третье судно, и в нем нашли небольшую, кривую, заржавленную, с отделанной в серебро ручкой саблю; но все эти суда как были, так и остались в воде и по настоящее время. На самых островах в разное время находили медные и железные пушки, ядра, бомбы, пули, свинец, особенно после дождя и ветра: «Тогда охотникам не нужно было покупать свинцу, а нужно было только выждать, пока пройдет дождь да поднимется ветер, после того идти и собирать сколько угодно». Находили также ружья, кинжалы, кольчуги, разного рода металлические стрелки, замки, пуговицы, бляхи, кувшины, всевозможные монеты, человеческие скелеты с остатками одежды и пробитыми стрелами черепами; а на одном острове против Кичкаса, теперь смытом водой, и на больших скалах Столбах нашли как-то целые склады оружий. «Прежде на Хортице, – рассказывают древние старики-немцы, – можно было всякой всячины найти, а теперь колонисты научились подбирать всякую мелочь да продавать евреям, которые каждодневно навещают для этого наш остров. Медных и чугунных вещей, особенно пуль, много пошло на завод[206], где их плавят и потом из них выливают разные новые вещи. Ядра и бомбы подбирают русские бабы: они идут у них для разных домашних надобностей. Теперь многое подобрано людьми, а многое повынесено водой. Видите ли, в старые годы Днепр был уже, чем теперь, и шел он ближе к Вознесенке [село на левом берегу Днепра, против острова Хортицы], нежели к острову: оттого Хортица была шире; но с течением времени Днепр стал бросать свой левый берег, от Вознесенки, и подаваться направо, ближе к острову, стал размывать его, выносить из него разные вещи… В старину, бывало, как пойдешь по разным балкам на острове, то чего только и не увидишь: там торчит большая кость от ноги человека, там белеют зубы вместе с широкими челюстями, там повывернулись из песку ребра, проросшие высокой травой и от времени и воздуха сделавшиеся, как воск, желтыми. Задумаешь, бывало, выкопать ямку, чтобы сварить что-нибудь или спечь, наткнешься на гвоздь или кусок железа; захочешь сорвать себе цветок, наклоняешься, смотришь – череп человеческий, прогнивший, с дырками, сквозь который трава повыросла, а на траве цветы закраснелись; нужно тебе спрятаться от кого-нибудь в пещере – бежишь туда и натыкаешься на большой медный казан, или черепковую чашку, или еще что-нибудь в этом же роде»[207].
Существование Базавлуцкой Сечи, получившей свое название от татарского слова «бузлук» – «лед», засвидетельствовано Эрихом Ласотой в XVI веке и планом Запорожской Сечи в XVIII веке. Сперва этим именем названа была река Базавлук, или Бузлук, а потом остров. Эрих Ласота, ехавший к запорожским казакам в качестве посла германского императора Рудольфа II, в 1594 году пишет в своем дневнике: «Девятого мая прибыли мы до острова Базавлука, при рукаве Днепра, у Чертомлыка, или, как они выражаются, при Чертомлыцком Днеприще, около двух миль. Здесь находилась тогда Сечь казаков, которые послали нам навстречу нескольких из главных лиц своего товарищества (Gesellschaft) и приветствовали наше прибытие большим выстрелом из орудий. Потом они проводили нас в коло, которому мы просили передать, что нам было весьма приятно застать тамошнее рыцарское товарищество в полном здравии. Но как за несколько дней перед тем, то есть 30 мая, начальник Богдан Микошинский отправился к морю с 50 галерами и 1300 людьми, то мы желали отложить передачу своего поручения до возвращения начальника и его сподвижников, пока все войско не будет на месте». План Запорожской Сечи XVIII века, именно 1773 года, представленный императрице Екатерине II, указывает также на существовавшую некогда Базавлуцкую Сечь, как это видно из приписки, сделанной на нем: «Укрепленное поселение войска казацкого на западном берегу, при устье Базавлука, начало свое возымело, по объявлению писателей, во времена польского короля Стефана Батория[208], который вознамерился пределы свои к Черному морю и к полуострову Крыму распространить… В то же самое время и крепость Сечь, по Днепру от Киева в 434 верстах, построена»[209].
Место Базавлуцкой Сечи, описанное Эрихом Ласотой, представляется нам совершенно ясно. Ласота плыл по Днепру, из Днепра по Чертомлыцкому Днеприщу, из Чертомлыцкого Днеприща по ветке Подпильной, из Подпильной по ветке Сандалке, из Сандалки по ее рукаву Верхней Лапке, из Верхней Лапки в реку Базавлук и, наконец, рекою Базавлуком «до острова Базавлука при Чертомлыцком Днеприще». Это нисколько не противоречит тому, что у Ласоты остров Базавлук стоит при Чертомлыцком Днеприще, хотя в действительности Чертомлыцкое Днеприще отстоит от острова Базавлука, по прямому направлению, верст на восемь или на десять. Дело в том, что теперешние ветки – Чертомлыцкое Днеприще, Подпильная, Сандалка и Верхняя Лапка – составляют, в сущности, одну и ту же речку, но с разными названиями, которую можно принять от начала и до конца за Чертомлыцкое Днеприще, но в разных местах носящую разные названия, как видим тому пример на ветке Подпильной и речке Конке, в разных местах именующихся различными названиями[210]. Наконец, выражение «при Чертомлыцком Днеприще» можно понимать и в том смысле, как и теперь говорят: «не в далеком расстоянии от Чертомлыцкого Днеприща». Таким образом, взяв во внимание это обстоятельство, можно, кажется, без всякой натяжки сказать, что Базавлуцкая Сечь была не там, где находилась Чертомлыцкая Сечь, и не там, где расположена была Подпиленская, то есть не в деревне Капуливке и не в селе Покровском, а при теперешнем селе Грушевке Херсонского уезда, у устья реки Базавлука. Однако напрасно мы стали бы в настоящее время искать острова с названием Базавлук на реке Базавлуке, против селения Грушевки. Правда, здесь есть два острова, из коих один у местных жителей называется Девичьим, а другой вовсе не носит никакого названия. Но последний именно и нужно принять за остров Базавлук. Дело в том, что на большом пространстве от устья реки Базавлука вверх только и есть два острова; но нижний, Девичий, во всякую весну заливается водой и потому не может считаться годным для устройства на нем Сечи, а верхний, безыменный остров, почти никогда не заливается водой. Он-то и был, очевидно, местом второй Запорожской Сечи, Базавлуцкой.
