Очень упрощенно можно сказать: искусство полководца (или государственного деятеля) проявляется в способности усмотреть военную цель и указать путь к ее достижению. А умение обосновать это стратегически как раз и заключается в дальновидности, широте и глубине стратегического мышления, подкрепленного образованием и озаренного талантом, ибо способность стратегического мышления дана не каждому и встречается довольно редко.
Профессор Свечин пишет: “Искусство вождя не может быть изучено по учебнику... Учительницей политика или стратега может быть только сама жизнь, или ее отображение в истории”.
Мне кажется, эти слова очень подходят нам и будут правильно направлять ход наших дальнейших суждений.
Сталин после смерти Ленина действительно создал, по выражению Свечина, “идеальный пьедестал”, с которого видел “далекие горизонты”; очевидна полная его самостоятельность в гигантских стратегических проектах, как теоретических, так и при их осуществлении, потому что он вел страну и армию по неведомому прежней истории пути строительства нового социалистического общества.
Я уже сказал выше, что не берусь описывать всю многообразную деятельность Сталина, а намерен изложить дела и проблемы, которые в конечном итоге привели его к высокому званию Генералиссимуса.
В годы мирного строительства проявилось в теории и на практике стратегическое мышление Сталина, отметим только два гигантских свершения – индустриализацию и коллективизацию, без которых Советский Союз остался бы беспомощным в капиталистическом окружении и был бы смят и уничтожен еще до нападения Гитлера, потому что представлял бы собой беззащитное в военном отношении пространство. Красная Армия с винтовками в сухопутных войсках и саблями в кавалерии не смогла бы отразить очередной крестовый поход армий Антанты (или других объединений), оснащенных несметным количеством самого современного вооружения.
Индустриализация за годы пятилеток дала стране возможность создать оборонную промышленность и современное вооружение – это стратегический расчет Сталина и далекая его прозорливость.
На XIV партконференции в апреле 1925 года Сталин заявил о том, что в СССР имеется все необходимое для осуществления ленинской программы построения социалистического общества.
Большинство партийных организаций при обсуждении речи Сталина поддержало его стратегическую программу. Но троцкисты сразу кинулись в трибунную драку. Главный тезис их возражений – социализм построить в одной стране невозможно.
В докладе на XIV съезде Сталин рассмотрел возможные линии развития народного хозяйства, предложенные оппозицией:
– Есть две генеральные линии: одни исходят из того, что наша страна должна остаться еще долго страной аграрной, должна вывозить сельскохозяйственные продукты и привозить оборудование, что на этом надо стоять, по этому пути развиваться и впредь. Эта линия требует, по сути дела, свертывания нашей индустрии... Эта линия ведет к тому, что наша страна никогда, или почти никогда, не могла бы по-настоящему индустриализоваться, наша страна из экономически самостоятельной единицы, опирающейся на внутренний рынок, должна была бы объективно превратиться в придаток общей капиталистической системы. Эта линия означает отход от задач нашего строительства.
– Это не наша линия.
– Превратить нашу страну из аграрной в индустриальную, способную производить своими собственными силами необходимое оборудование, – вот в чем суть, основа нашей генеральной линии...
В этом Сталин видел надежную опору обороноспособности страны – “иначе нас сомнут”; его стратегическая дальновидность не нуждается в комментариях.
Сталин говорил, что существующие противоречия на пути строительства социализма должны быть преодолены и будут преодолены:
– Кто не верит в это дело – тот ликвидатор, тот не верит в социалистическое строительство. Эти противоречия мы преодолеем, мы их уже преодолеваем... И без помощи со стороны мы унывать не станем, караул кричать не будем, своей работы не бросим и трудностей не убоимся. Кто устал, кого пугают трудности, кто теряет голову, – пусть даст дорогу тем, кто сохранил мужество и твердость. Мы не из тех, кого пугают трудности. На то и большевики мы, на то и получили ленинскую закалку, чтобы не избегать, а идти навстречу трудностям и преодолевать их.
(В зале голоса:“Правильно!” – и аплодисменты).
Содоклад Зиновьева был путаным, состоял в основном из цитат, набранных к месту и не к месту, и не содержал никакой положительной программы. Были выкрики с мест, что он в докладе “крохоборством занимался”.
Выступление Каменева длилось более двух часов. Он высказал против партии и ЦК весь набор обвинений. Лишь в самом конце речи обнародовал главный замысел оппозиции:
желание изменить руководство партии и в первую очередь убрать Сталина с поста генерального секретаря.
Посыпались выкрики делегатов с мест.
– Я должен договорить до конца. Именно потому, что я неоднократно говорил товарищу Сталину лично, именно потому, что я неоднократно говорил группе товарищей-ленинцев, я повторяю это на съезде: я пришел к убеждению, что товарищ Сталин не может выполнить роли объединителя большевистского штаба...
Поднялся шум, делегаты кричали: “Неверно!”, “Чепуха!”, “Вот оно в чем дело!”, “Раскрыли карты!” Лишь ленинградская делегация аплодировала Каменеву. Но весь зал встал и приветствовал Сталина.
Ворошилов попросил слова:
– Товарищ Сталин, являясь Генеральным секретарем, конечно, состоит членом Секретариата, но вместе с тем является членом Политбюро. Товарищи, к сожалению, не все присутствовали хоть когда-нибудь, хоть один раз на заседаниях Секретариата, Оргбюро и Политбюро. Но мы, члены Центрального Комитета, бываем на заседаниях Политического бюро, то есть того органа, который, по мысли товарища Каменева, должен стать выше всех органов, практически проводящих в жизнь решения нашей партии. Политику, товарищи, определяет наше Политбюро, а не один Сталин.
В заключительном слове Сталин не оправдывался:
– ...На личные нападки и всякого рода выходки чисто личного характера я не намерен отвечать, так как полагаю, что у съезда имеется достаточно материалов для того, чтобы проверить мотивы и подоплеку этих нападок... Партия хочет единства. И она добьется его вместе с Каменевым и Зиновьевым, если они этого захотят, без них – если они этого не захотят. (Возгласы:“Правильно!” Аплодисменты).
–Единство, – продолжал Сталин, – у нас должно быть, и оно будет, если партия, если съезд проявит характер и не поддастся запугиванию. (Голоса:“Не поддадимся, тут народ стреляный”). Если кто-либо из нас будет зарываться, нас будут призывать к порядку, – это необходимо, это нужно. Руководить партией вне коллегии нельзя. Глупо мечтать об этом после Ильича (аплодисменты),глупо об этом говорить.
Не получив поддержки своим нападкам на Сталина, глава делегации ленинградских коммунистов Зиновьев вместе с Каменевым предложил перенести работу съезда в Ленинград. Эту уловку делегаты раскусили. Съезд осудил раскольничью деятельность фракционеров. В ответ на это Зиновьев увел из зала ленинградскую делегацию. Вернувшись в Ленинград и дезинформировав многих местных товарищей, они добились принятия губкомом неслыханного, не имевшего прецедента решения – запретить обсуждение в парторганизациях материалов XIV съезда. Оппозиция препятствовала распространению в Ленинграде газеты “Правда”. Ее идейным рупором стала газета “Ленинградская правда”. 25 декабря она в своей передовой призвала к неподчинению решениям съезда.
В ответ съезд 28 декабря принял “Обращение ко всем членам Ленинградской партийной организации”, в котором дал принципиальную оценку провокационной деятельности оппозиции.
При тайном голосовании по выборам нового состава ЦК партии против Каменева, Троцкого и Зиновьева голосовала одна треть делегатов съезда. “Похоже, что голосование на съезде партии пошло по национальному признаку”, – заявил Зиновьев (Радомышельский).
Сталин опять был избран Генеральным секретарем, впервые в жизни сел в кресло председателя и открыл заседание высшего органа партийной власти. (До этого заседания Политбюро вел Каменев, председатель Совнаркома, по традиции, установившейся со времен Ленина).
Сталин зря времени не терял. Через две недели после съезда, 18 января 1926 года, власть в Ленинграде перешла от Зиновьева к другу и единомышленнику Сталина Сергею Мироновичу Кирову. Зиновьев был освобожден от всех должностей. Вскоре в Москве от всех должностей был освобожден и Каменев.
Оппозиционеры, используя свободу слова, стали дружно выступать в средствах массовой информации против Сталина. Троцкий, Зиновьев и Каменев на стихийных митингах пытались дезорганизовать работу руководящего штаба партии, втягивали его членов в новые и новые бесконечные дискуссии, устраивали нелегальные собрания, создавали подпольные группы, распространяли фракционные документы.
