Он уловил лишь контуры человека, бежавшего в сторону вереницы фургонов, стрелять было нельзя, потому что фургоны находились прямо на линии огня, а в некоторых из них были женщины и дети.
Все выскочили из фургона и сгрудились за Мэтом.
- Кто это был? - спросил кто-то.
- Я не видел. - Мэт обогнул фургон и, присев, чиркнул спичкой, прикрыв ее от дождя ладонями.
В грязи он обнаружил следы, частично залитые водой. Стоявший здесь человек несколько раз переступал с ноги на ногу, значит, простоял он здесь немало времени. След не имел никаких специфических особенностей.
Мэт поднялся на ноги и взглянул на озабоченных людей:
- Может, это был друг, а может, и нет... Отныне, спим мы или бодрствуем, нужно быть наготове.
Пока все расходились по своим фургонам, Мэт Бардуль через светлеющую завесу дождя смотрел на большой фургон с белым верхом, под парусиновым тентом которого видела сны Жакин Койл.
Эта ночь могла бы изменить все. Мэт подошел к своему фургону и залез под тент. Приготовившись ко сну, он достал свои револьверы, почистил и перезарядил каждый из них, обращаясь с ними ласково и бережно, как с живыми существами. Теперь он готов. Они могут начинать.
Глава 7
Вернувшись в фургон после скачки под хлещущими струями дождя, Жакин сменила одежду на сухую, не переставая размышлять. Вообще говоря, ее голова не знала покоя уже много дней.
Жакин прекрасно понимала, что в тот день, когда она сошла с подножки дилижанса и встретила взгляд Мэта Бардуля, прислонившегося к столбу у отеля "IXL", произошло что-то значительное.
Что именно и насколько это серьезно, сказать она не могла. Они слишком редко виделись, чтобы узнать друг друга получше. Это с одной стороны. С другой - очевидная неприязнь полковника Пирсона и тонкие, но язвительные реплики Клайва.
В рассказах, которые передавались из уст в уста в Дедвуде о Бардуле, ничего хорошего о нем не говорилось, так же как и после выступления каравана, пока не вмешался Барни.
Барни был совсем ненамного старше ее, но Жакин, хотя публично никогда бы не призналась в этом, ценила его мнение очень высоко. Она и сама заметила перемены, о которых говорил Мэт. Барни рос на глазах, превращаясь в настоящего мужчину, знающего себе цену. Если бы он продолжал оставаться в относительно спокойной и безопасной атмосфере восточных штатов, потребовалось бы восемь - десять лет, чтобы повзрослеть так, как он возмужал на Западе в течение восьми - десяти месяцев.
Вначале Жакин сочла предостережения Мэта абсолютной бессмыслицей. Она полностью разделяла гнев и раздражение отца, когда этот Бардуль осмелился, хоть и в завуалированной форме, обвинить в преступных намерениях людей, которых они знали и которым симпатизировали. Но она понимала, что ее чувства были не чем иным, как отражением мнения отца, основанного на присущей ему честности. Однако сомнение было посеяно, и ее глаза раскрылись. Она стала искать аргументы, чтобы опровергнуть предостережения Бардуля, доказать, что его опасения беспочвенны, но едва она начала присматриваться, как и сама почувствовала неопределенные, но все более усиливающиеся сомнения.
Инцидент с нападением Абеля Бэйна на Сару Старк ни о чем не говорил. В рождающемся жестоком мире Запада собрались представители разных слоев человеческого общества, и такое могло случиться. Ее тревожило то, что Мэт Бардуль говорил о присутствии Абеля в караване, а Клайв это отрицал. И еще. Разъезжая свободно от колонны к колонне, она вскоре заметила различия между колоннами, возглавляемыми Рютцем, Бардулем, ее отцом и колонной Масси. В ней совсем не было женщин, мужчины были неопрятные, хмурые и в постоянном подпитии. И именно из этой колонны Масси взял людей в группу обеспечения порядка.
Жакин была осведомлена обо всех разногласиях, возникающих в караване, ее отец часто их обсуждал, иногда выражая неудовольствие. Много новостей ей сообщил Барни, и обычно она присутствовала при его разговорах с отцом. Она знала, что Бардуль предупреждал их о трудностях этого маршрута, и его слова оправдались. Она не пропустила и тот факт, что его фургоны были спущены с обрыва быстрее и легче других. Она видела, что приспособления, позаимствованные у Мэта, помогли при спуске фургонов в колоннах Рютца и ее отца.
Теперь Клайв почти не упоминал о золоте. В Дедвуде же это был предмет почти всех его разговоров. Теперь, она заметила, он стал тише и настороженнее, но в разговорах с ней проявлял больше смелости и самоуверенности, и это ей не нравилось.
На следующий день, опередив караван, Жакин галопом поскакала к полковнику Орвису Пирсону.
Его высокая, внушительная фигура, казалось, была создана для командования. В седле он всегда держался как на параде - с театральной нарочитостью. Жакин все более и более убеждалась, что он - всего лишь фасад, вывеска без всякого содержания. Всеми делами каравана заправляли ее отец и Клайв Масси. И еще она чувствовала растущее напряжение и тягу большинства участников каравана к Мэту Бардулю. Герман Рютц, например, практически объединился с Бардулем.
- Доброе утро, полковник! Как хорошо после дождя, какой чистый воздух!
- Прекрасно! И так же прекрасны вы, мисс Койл! Мы сделаем сегодня немало миль, если что-нибудь не помешает.
Основная часть влаги уже впиталась в иссушенную, выжженную почву, и к концу дня солнце сотрет с лица земли последние следы дождя. Уже несколько раз, встречаясь с полковником, Жакин порывалась задать вопрос, на который ей страстно хотелось получить ответ.
- Полковник, - наконец решилась она, - это правда, что вы и Мэт Бардуль служили вместе в армии?
Лицо его застыло, и, когда он заговорил, голос звучал резко и холодно:
- Он никогда не служил в армии. Бардуль - безответственный неисправимый головорез. - Резко повернувшись, он продолжил командным голосом: - Он что-нибудь говорил вам обо мне? - В его поведении ощущалось что-то похожее на страх.
- Нет, нет! Кто-то, не помню, кто именно, просто упомянул, что вы с ним были вместе в краю апачей.
- Он был вольнонаемным скаутом. Я командовал отрядом. Его следовало бы судить по законам военного времени и расстрелять! - Неожиданно полковник резко сменил тему. - Жизнь в пограничном городке для вас будет не слишком проста. Вы знаете, в них не так уж много...
Разговор продолжался, но ее интерес иссяк. Дождавшись удобного момента, Жакин рассталась с полковником и повернула назад. Мэт на своем полосатом, как зебра, коне был далеко, на фланге каравана. Ее любопытство после встречи с Пирсоном только распалилось, и она решила разобраться в этой истории раз и навсегда. Ее отец как-то намекал, что история эта позорная и Бардуль обвинялся в бесчестном поведении. Клайв, со своей стороны, упоминал, что Мэт в панике бежал с поля боя.
Мерфи, друг Мэта, был лицом заинтересованным. И она подумала о Портуджи Филлипсе.
Ранее она никогда с ним не разговаривала. Время от времени до нее доходили какие-то слухи о нем, но сам он держался отстраненно, редко общаясь с кем-нибудь. Она знала его только в лицо, сразу приметив его черную, заостренную книзу бородку и узкие черные циничные, с оттенком бесстыдства, глаза. Он был мрачным и нелюдимым. О его рейде из форта Кирни в Ларами двести тридцать шесть миль сквозь валящую с ног метель, орды враждебных индейцев при минус тридцати ниже нуля - она тоже знала.
Как он, шатаясь от изнеможения, полузамерзший, ввалился в сверкающий, искрящийся весельем танцевальный зал Ларами и потерял сознание, успев передать сообщение. В форт Кирни тут же был направлен отряд, который спас слабый гарнизон от уничтожения индейцами сиу. Филлипс некоторое время был на пороге смерти, но после этого его имя стало широко известно на всем Западе.
Она хорошо представляла, как проходила эта гонка сквозь метель. Видимость, должно быть, не превышала нескольких футов, однако он безошибочно, как по стрелке компаса, мчался в буране, ни разу не сбившись с пути и не блуждая. В тот раз он загнал насмерть великолепную кентуккийскую чистокровку из конюшни Кэррингтона, едва не погиб сам, но конь продержался до самого Ларами и упал у входа в офицерский клуб, где проходил рождественский бал.
Портуджи Филлипс никогда не был хорошим человеком. Малколм Кэпбелл характеризовал его как опасного субъекта, с которым нелегко найти общий язык, но храбрость никогда не ходит рядом с добродетелью. В ту роковую ночь после разгрома Феттермана, когда мрачная стихия метели захватила форт Фил-Кирни в свои объятия, Кэррингтон вызвал добровольца, чтобы послать его за помощью в Ларами. Откликнулся только Филлипс. И он выполнил это поручение. По сравнению с тем, что сделал Филлипс, марафонский пробег - не больше чем детская забава. То был настоящий подвиг.
Жакин погнала свою лошадь туда, где в полумиле от каравана маячил в седле Филлипс. Он встретил ее удивленным и каким-то жестким взглядом, в котором, однако, сквозило любопытство.
