Документы «саботажной бухгалтерии» свидетельствуют также о финансировании капиталистами проводившейся меньшевиками контрреволюционной пропаганды. Именно на эти цели было выдано лично лидерам меньшевиков Мартову и Дану более ста тысяч рублей.
Такова в основных чертах картина финансирования саботажа, которая стала известна в результате чекистских операций по пресечению саботажных акций и ликвидации их центров.
Пожелтевшие от шестидесятилетней давности документы наглядно свидетельствуют, что саботаж не был стихийными выступлениями чиновничества. Он злонамеренно организовывался контрреволюцией путем антисоветской обработки и, более того, путем подкупа чиновничества.
На это капиталисты денег не жалели. Как свидетельствуют следственные материалы, не один миллион рублей отпустили в «саботажный фонд» банкиры, заводчики, фабриканты. Потому-то и были так щедры деятели саботажа, выдавая чиновникам не только единовременные «пособия», но и оплачивая жалованье даже за два месяца вперед, лишь бы они не работали, лишь бы сопротивлялись слому буржуазной государственной машины.
Известно, что Советская власть проявляла терпимость в отношении саботажничающего чиновничества. Так было и с арестованным Кондратьевым и другими. В наказание им зачли лишь пребывание под арестом в ходе следствия.
Владимир Ильич Ленин в отношении ликвидации саботажа писал в марте 1918 года: «Теперь мы саботаж сломили. «Красногвардейская» атака на капитал была успешна, была победоносна, ибо мы победили и военное сопротивление, и саботажническое сопротивление капитала…»{3}
Немалый вклад в борьбу с саботажниками внесли первые советские чекисты.
II. ПАРОЛЬ — 13, ОТЗЫВ — 57
Июльским вечером 1918 года прохожие на Арсеньевской улице стали невольными свидетелями довольно странного происшествия. Двое неизвестных быстро нагнали шедших впереди мужчин и без всякой видимой причины набросились на них, пытаясь скрутить руки. Завязалась борьба, раздался выстрел. На помощь нападавшим подбежали еще двое. Один из оборонявшихся вырвался и кинулся бежать, за ним погнались…
Как всегда в подобных случаях, собрался народ. Начались расспросы, негодования. Молодой мужчина, которого крепко держали за руки, стал взывать к толпе:
— Люди добрые, что же вы смотрите! Эти бандиты хотели нас ограбить!
— Безобразие! — раздались возмущенные голоса. — Нарвская шпана совсем распоясалась!
— Это мы-то шпана? Беляка мы поймали, отъявленную контру. А вы говорите — шпана, — с достоинством ответил один из нападавших.
Происшествие на Арсеньевской улице было, разумеется, не случайным. Недели за две до него слесарь Путиловского завода Петр Васильков возвращался домой с работы. На Петергофском шоссе повстречался ему Николай Корольчук. Хотя и не были они друзьями, но, не видевшись долго, разговорились. Корольчук пожаловался на трудности городской жизни, сказал, что надумал было уехать в деревню, а на днях появилась другая, более интересная возможность. Предложили ему, оказывается, работу на весьма выгодных условиях. Заработок не менее тысячи рублей и на дорогу дают.
Василькова это заинтересовало. Но еще больше он заинтересовался, когда Корольчук сказал, что приглашают работать где-то на севере, не то в Мурманске, не то в Архангельске. «Как же это возможно? — думал Васильков. — Там ведь хозяйничают англичане, а в Питере набирают на работу туда?»
— Неплохо, правда? — спросил в конце разговора Корольчук. — Ты поехал бы?
— Да как сказать, — замялся Васильков, — деньги хорошие, подумать можно…
Прощаясь, они договорились о встрече, и Васильков направился домой. Из головы не выходила эта удивительная новость. И чем больше он думал об этом, тем тревожнее становилось на душе. Нет, тут что-то неладно. Надо немедленно зайти к Степану Дедову посоветоваться. Человек он знающий, толк в таких вещах понимает.
Степан Дедов вот уже полгода работал в Следственной комиссии Нарвского района. Дел у него было по горло, и он частенько задерживался на службе до поздней ночи.
Васильков застал старого заводского товарища в служебном кабинете и сразу выложил все свои сомнения.
— И мне это кажется непонятным, — задумчиво сказал Дедов. — Знаешь что, друг дорогой, нечего нам строить догадки, надо сообщить об этом в Чека, она небось разберется.
— Верно, Степан, верно.
— Давай завтра и поедем вместе. Это правильней, чем попусту гадать…
На другой день они были приняты Урицким — председателем Петроградской Чрезвычайной Комиссии. Васильков подробно рассказал о своем разговоре с Корольчуком.
— Молодцы, что пришли, — одобрил Урицкий. — Империалисты, как известно, начали интервенцию. Они открыто и тайно используют наших классовых врагов. Надо поэтому критически оценивать малейший подозрительный факт…
Позвонив по телефону, Урицкий попросил зайти к нему члена президиума ЧК Бокия.
— Знакомься, Глеб Иванович, — сказал он, представляя путиловцев, и кратко изложил суть дела.
— Сигнал, по-видимому, серьезный, — заметил Бокий. — Это, Моисей Соломонович, чем-то напоминает проводившийся в начале нынешнего года в Питере набор бывших офицеров в войска Каледина. Феликс Эдмундович лично тогда занимался этим делом.
— Да-да, — сказал Урицкий, — белогвардейская организация, которую возглавлял офицер Орел, занималась этой вражеской работой.
Затем Урицкий и Бокий задали несколько вопросов, касающихся личности Корольчука. Васильков ответил, что тот работает автослесарем в гараже, что знает его Васильков около года, но близко с ним не общался.
— А как вы посмотрите, друзья, если мы попросим вас оказать нам кое-какое содействие? — спросил Урицкий.
Оба путиловца, видимо, не ожидали такого оборота дела. После небольшой паузы Дедов сказал:
— Надо — значит надо. Я согласен, а как ты, Петр?
— И я согласен, — ответил Васильков. Бокий улыбнулся:
— Товарищ Васильков положил, можно сказать, доброе начало.
Как и было условлено, через день Корольчук зашел к Василькову на квартиру. Опять начался разговор о поездке на север.
— Ну как, решил поехать? — спросил Корольчук.
— Решил, — сказал Васильков. — Условия подходящие. Я даже с одним своим приятелем сговорился, он тоже не прочь. Помоги нам обоим…
— Да я, видишь ли, с тем человеком сам не знаком. Могу через своего сослуживца разузнать, а там договаривайтесь.
— Вот и хорошо. Ты с ним поговори, а после зайдешь ко мне и скажешь. Или мне к тебе зайти?
— Договоримся так: завтра я переговорю, а когда он даст ответ, загляну к тебе.
— Заранее тебе спасибо, — поблагодарил Васильков.
Но прошло пять дней, а Корольчук все не приходил. Васильков начал нервничать. «А что, — думал он, — если по каким-либо причинам с нами не пожелают встретиться?»
Но Корольчук все же пришел. Сказал Василькову, чтобы явился к нему со своим приятелем, попросил не опаздывать.
Обрадованный Васильков помчался к Дедову:
— Готовься, Степан. Только что был Корольчук, завтра идем к нему…
— Добрые вести ты принес, а я, по правде говоря, уже волновался, — сказал Дедов. — Теперь давай позвоним Урицкому…
На следующий день, а это было 19 июля, Дедов зашел на квартиру Василькова, и они отправились к Корольчуку.
Погода стояла теплая, на улицах было много народу. Разговаривая, друзья незаметно подошли к дому Корольчука. Это был деревянный двухэтажный домишко, каких немало было на рабочих окраинах. Квартира Корольчука оказалась на первом этаже. Васильков постучал, и через минуту они были в комнате, где кроме хозяина находились двое незнакомцев. Васильков поздоровался с Корольчуком и познакомил его с Дедовым, а Корольчук представил незнакомцев. Один из них назвал себя Александром, а другой Михаилом. На вид им было лет по тридцати. Оба подтянутые, со строевой, военной выправкой.
— Вам, конечно, известно, по какому делу мы пришли? — спросил Васильков.
— Догадываюсь, — быстро ответил Михаил.
— Очень вас просим, — сказал Дедов, — устройте нас обоих.
— Что ж, это, пожалуй, можно, — ответил тот, что назвал себя Александром. — Есть возможность поехать на работу в судостроительно-ремонтную контору на Мурмане. Условия вам известны?
Васильков и Дедов дружно закивали головами. Александр записал их адреса и выдал под расписку тысячу рублей.
— Через неделю вам надлежит прибыть в Повенец, а там встретят наши люди. Скажите, что прибыли от меня. До Повенца придется добираться без документов, учтите это. Остерегайтесь проверок и облав, а то еще влипнете в историю…
Разговаривали с ними, как с сообщниками, не считая даже нужным таиться. И сразу собрались уходить, видимо решив, что дело закончено.
