В дело шли и кости замученных! Понятно, что их размалывали для промышленного использования:
«С этой специальной целью механизмы для размалывания обугленных костей устанавливались на платформе автоприцепа… В час они намалывали 3 кубометра небольших обугленных костей» (1МТ VII, р. 651).
Искусству помола костей и сжигания трупов технически одаренные люди обучались на ускоренных курсах:
«Эту школу посещали коменданты лагерей из Люблина, Варшавы, Кракова и других городов. Начальник зондеркоманды-1005 Шерлак учил комендантов на месте. Он показывал им, как надо выкапывать трупы, укладывать их на костер и сжигать и потом — как рассеивать золу, размалывать кости и маскировать могильники древесными посадками» (1МТ VII, р. 651).
После подобных лекций эсэсовские начальники отдыхали под звуки музыки.
«Пытками, побоями и расстрелами немцы занимались при музыкальном сопровождении. Для этой цели они создали особый оркестр, составленный из заключенных. Руководить этим оркестром было ведено проф. Штриксу и известному композитору Мунду. Композиторам приказывалось писать особые мелодии, которые именовались танго смерти. Незадолго до ликвидации лагеря немцы расстреляли всех музыкантов» (1МТ VII, р. 497).
Не забывали нацисты об играх и спорте:
«Иногда Вильгауз, желая позабавить свою девятилетнюю дочь, приказывал бросать в воздух детей двух — четырех лет и стрелял по ним. Его дочь била в ладоши и кричала: „Папа, еще разок!“ (1МТ VII, р. 496)
И так далее, и тому подобное. Увы, хотя ни одно из исторических достижений чудо-техники, о которых мир узнал благодаря Нюрнбергскому процессу: управляемая педалью машина по разможжению затылка или передвижные крематории [117], где можно было за короткое время уничтожить 210 000 трупов, не было представлено трибуналу как «corpus delicti», у обвинителей и судей имелось огромное число заверенных письменных показаний свидетелей. Чтобы их изготовить, нужно было несколько пишущих машинок и много, много бумаги.
Газовые камеры на территории Рейха
Визель совершил грубую ошибку, изложив в своем вышедшем в 1958 году «Репортаже о пережитом» вместо лжи о газовых камерах ложь об огненных рвах, которая уже давно вышла из моды. Как было отмечено, еще на Нюрнбергском процессе паровые камеры Треблинки были заменены на газовые, а вскоре уже почти никто не рассуждал о массовых убийствах путем сожжения людей заживо, кипятка, пара, тока, негашеной извести, отравленной крови и т.п. Отныне фаворитами стали газовые камеры, превратившиеся в величайшую ложь нашего века.
Главный английский обвинитель Хартли Шоукросс высказал в Нюрнберге следующее утверждение [118]:
«Массовое убийство с применением газовых камер и печей имело место в Освенциме, Дахау, Треблинке, Бухенвальде, Маутхаузене, Майданеке и Ораниенбурге».
Главным центром пропаганды был Дахау. Годами памятная стелла напоминала о 238 000 жертвах лагеря (хотя правильной была цифра в 30...32 тыс.). Фильм о газовой камере, замаскированной под душ, демонстрировался 29 ноября 1945 в Нюрнберге как обличительный материал, а 11 января 1946 лагерный врач, чех Франц Блаха показал под присягой [119]:
«Газовая камера была сооружена в 1944 году, и д-р Рашер позвал меня осмотреть первые жертвы. Трое из находившихся в камере 8...9 человек были еще живы, другие выглядели мертвыми; у них были красные глаза, лица опухли».
О газовых камерах Бухенвальда говорилось в документе, врученном французским правительством [120]:
«Все было продумано до мелочей. В 1944 даже удлинили железнодорожную ветку, чтобы доставлять депортированных прямо к газовым камерам. В некоторых из них имелся подвижный пол, с помощью которого трупы сразу попадали в печи».
Еще подробнее описаны газовые камеры Бухенвальда в книгах двух французских клириков. Богослов Шарль Оте изображает их следующим образом [121]:
«Для быстрого истребления требовались особые индустриальные методы. И газовые камеры всесторонне удовлетворяли этим требованиям. Некоторые камеры были сделаны с выдумкой и имели пилоны из водонепроницаемого материала, в котором образовывался газ, затем проходивший сквозь оболочку. Другие камеры были попроще, но все они выглядели богато. Видно было, что архитекторы долго их проектировали и тщательно строили, воплощая свои художественные способности. Это была единственная часть лагеря, сооруженная с любовью».
Еще более выразительно и наглядно живописует газовые камеры Бухенвальда аббат Жорж Энок в своем захватывающем очерке «Пещеры зверя» [122]:
«Помещение было площадью 5 кв.м. и высотой 3,5 метра. На потолке, на определенном расстоянии друг от друга, находились 17 плотно закрытых головок душа. При виде их вряд ли можно было угадать смертоносное назначение. Они были похожи на безобидные гидранты. Работавшие в крематории зэки предупредили меня: каждая жертва как бы в насмешку получает полотенце и кусочек мыла, прежде чем войти в помещение. Подобным образом у несчастных поддерживалась иллюзия, что они идут в душевую.
За ними затворялась тяжелая железная дверь с резиновой прокладкой по краям толщиной в полсантиметра, что затрудняло приток воздуха.
Стены внутри были гладкими, без трещин, будто отлакированные. Рядом с косяком виднелись четыре кнопки: красная, желтая, зеленая и белая.
Меня однако заинтересовала одна деталь: я не понимал, каким образом газ проходил через головки душа. Рядом с помещением, где я находился, шел коридор. Я вошел в него и увидел большую трубу, которую трудно было обхватить двумя руками и которая была покрыта приблизительно сантиметровым слоем резины.
Рядом была рукоятка, повернув которую слева направо, открывали доступ газу. Давление газа было столь сильным, что меня бросило на пол; ни одна жертва не могла поэтому спастись от того, что немцы называли «медленной и сладкой смертью».
Под местом, где трубы входили в газовую камеру, размещались такие же кнопки, что и у наружной двери: красная, зеленая, желтая и белая. Они, очевидно, служили для дозировки проходившего газа. Все, действительно, было сделано строго научно. Сам дьявол не мог бы придумать лучше. В другой раз я вошел в газовую камеру, чтобы узнать, где располагается крематорий.
Мне сразу бросился в глаза своеобразный железный конвейер. Этот прекрасно сделанный механизм непрерывно двигался и заканчивался у горящих печей. На него укладывались трупы, сложенные в соседнем помещении, и он доставлял их в печь.
При моем незабываемом и страшном посещении механизмы работали на полную мощность и были загружены …
При следующем посещении этого ада я в суровой тишине проследовал дальше и открыл дверь третьего помещения. То был склад.
Там громоздились трупы, которые в тот же день не сжигались и потому они ждали следующего. Не видя этого, трудно представить весь ужас третьего помещения. Справа, в углу, лежали голые, раздетые мертвецы, брошенные как попало друг на друга и странно скрюченные. Челюсти у них были разворочены — вынимали золотые протезы; я уж не говорю о мерзких «обысках», проделываемых с трупами, дабы удостовериться, что нигде не спрятаны драгоценности, могущие пополнить казну нацистских чудовищ…
Взглянув в последний раз на это место ужаса и позора, я, при свете пламени, вырывавшемся из печей на высоту 8...10 метров, прочел на стене крематория циничное четверостишие:
Мерзкий червь мое тело не сгложет —
Чистый огонь его уничтожит.
Свет и тепло мне милы были всегда,
Потому не заройте — сожгите меня.
Наконец моему взору представилось то, что было гордостью немецкой науки: гора длиной в километр и высотой полтора метра из пепла, который был аккуратно вынут из печей и предназначался для удобрения полей капусты и свеклы! Сотни тысяч людей, живыми вступив в этот ад, покидали его в виде удобрений… Нечаянно проникнув сюда, я увидел теперь все, что хотел».
Можно ли на основе данных свидетельских сообщений выяснить: было ли в Бухенвальде несколько газовых камер или всего одна? Аббат Энок недвусмысленно упоминает одну камеру, тогда как в документе французского правительства и рассказе богослова Отера использовано множественное число. В обоих сообщениях ничего не сказано о числе камер, хотя, по словам Отера, одни были устроены изобретательно, другие — просто, что указывает — камер было несколько, скажем, восемь (кто докажет, что не восемь?). Сложив восемь газовых камер Отера и одну его собрата во Христе Энока и разделив их пополам, можно установить, что в Бухенвальде в среднем было четыре с половиной камеры. На этой основе возникает следующая научно обоснованная картина:
Обреченные на смерть доставлялись по удлиненной железнодорожной ветке прямо в эти четыре с половиной, любовно сооруженные газовые камеры, где газ поступал частью из пористых колонн, частью из головок душа, приводя несчастных к «медленной и сладкой смерти». Когда массовое убийство заканчивалось, подвижной пол камер опрокидывался и трупы падали в находящееся под ними помещение. Поскольку крематорий — как с очевидностью явствует из рассказа аббата Энока — располагался не под камерами, а рядом, то трупы нужно было поднимать наверх. Здесь у них искали золотые зубы и другие ценности, чтобы пополнить казну нацистских чудовищ. Потом трупы умерщвленных доставлялись конвейером в крематорий. Пепел сотен тысяч убитых использовался как удобрение для полей капусты и свеклы!
