Зависть — страшное чувство. И именно оно — причина всех бед и Людвига II, и Вагнера. К трону был приближен человек, социальное положение которого «не соответствовало занимаемой должности». А вдруг он еще и влияние при дворе приобрел?.. Все! Этого вполне достаточно, чтобы вызвать у тех, кто «остался за бортом», бурю «справедливого» гнева. В газетах была развернута такая травля Вагнера, что король просто не мог остаться в стороне и делать вид, что не замечает происходящего. Ему нужно было как-то реагировать. А обстановка все накалялась.
В разгар газетной травли Вагнер написал 20 февраля 1865 года очень показательное письмо Элизе Вилле: «Два слова объяснения: мое возражение в № 50 Allgemeine Zeitung Вы знаете. Оно содержит одну неточность: изображение границ моих отношений с королем. Во имя моей потребности в покое, я страстно хотел бы, чтобы это было именно так. Во имя моего покоя я отказываюсь от прав, которые дает мне необыкновенно глубокая, фатальная привязанность ко мне короля. Но я не знаю, что мне сделать со своим сердцем, со своей совестью, как мне отстраниться от обязанностей, которые она на меня налагает. Вы догадываетесь, что все то, чем меня травят, не имеет под собой никакого основания, это лишь орудие клеветы, ставящей здесь свою последнюю, безнадежную ставку. Но где поводы к этой клевете? Вот что вызывает во мне содрогание, ибо я решительно не могу во имя личного покоя удалиться в спасительное убежище, предоставив короля окружающей среде. Это было бы мучительно для души, и я спрашиваю демона, управляющего моей жизнью: за что послана мне эта чаша? Зачем там, где я искал покоя и ненарушаемой возможности работать, на меня налагается ответственность, в мои руки отдается счастье божественно одаренного человека, может быть благо всей страны? Как спасти свое сердце, как при таких обстоятельствах быть художником? Около него нет ни одного необходимого близкого человека. Вот что причиняет мне настоящую боль! Внешняя интрига, рассчитанная целиком на то, чтобы вывести меня из себя и толкнуть на бестактный поступок, легко рассеется сама собой. Но для того чтобы навсегда вырвать друга из его среды, нужна энергичная работа, которая окончательно лишит меня покоя. С трогательной верностью он поддерживает со мною самые лучшие отношения и отворачивается от всякой клеветы. Что Вы скажете о моей судьбе? Моя жажда последнего покоя несказанна. Не могу больше выносить всех этих мерзостей»{41}.
И все же лето 1865 года подарило композитору и королю еще немного счастья. В августе Вагнер переехал к Людвигу в Хохэншвангау. Там же к ним присоединился еще один страстный поклонник Вагнера, друг детства Людвига II принц Пауль фон Турн унд Таксис[54]. Обладая прекрасным голосом, он часто исполнял для короля различные отрывки из вагнеровских опер, отдавая особенное предпочтение «Лоэнгрину». В свое время он даже позировал в костюме Лоэнгрина для картин, украсивших позднее Нойшванштайн. И вот 25 августа, в день своего 20-летия, Людвиг устроил для Вагнера настоящий праздник. Принц Пауль в костюме Лебединого Рыцаря на лодке в виде лебедя плыл по водам озера под звуки чарующей вагнеровской мелодии и пел для своих друзей арию Лоэнгрина… Поистине это были минуты настоящего счастья!
Но семена клеветы и интриг уже были посеяны. В Мюнхене не ограничились газетными пасквилями; среди населения зрела угроза волнений. Приближенные и родственники короля умоляли его, пока не поздно, удалить от себя Вагнера, напоминая королю о трагической судьбе его деда в связи с Лолой Монтес. В одиночку Людвиг не смог противостоять подобному натиску; он был вынужден сдаться.
Бюст Рихарда ВагнераВ конце 1865 года Людвиг принял тяжелое решение расстаться с Вагнером и отослать его из Мюнхена. «Мне это очень больно, — сказал Людвиг своему министру барону Шренку. — Но я выше всего ставлю доверие моей страны; я хочу жить в мире с моим народом»{42}. Показательно, не правда ли?
6 декабря 1865 года Людвиг написал Вагнеру следующее письмо: «Мой дорогой друг! Как мне это ни больно, но я должен Вас просить исполнить мое желание, переданное Вам через моего секретаря. Верьте, я не могу поступить иначе! Моя любовь к Вам будет длиться вечно. И я прошу Вас сохранить дружбу ко мне навсегда. С чистой совестью могу сказать, что достоин Вас. Кто имеет право нас разлучить? Знаю, что Вы чувствуете то же, что и я, что Вы вполне понимаете мою глубокую боль. Поступить иначе я не могу, верьте мне! Никогда не сомневайтесь в преданности Вашего лучшего друга. Ведь это не навсегда! До гроба верный Вам Людвиг»{43}.
В день отъезда Вагнера из Мюнхена, 10 декабря, Людвиг написал еще одно письмо: «Глубоко любимый, дорогой друг! Нельзя выразить словами ту боль, которая раздирает теперь мое сердце. Необходимо сделать все возможное, чтобы опровергнуть новые отвратительные газетные сообщения. Это слишком далеко зашло. За наши идеалы нужно вести постоянную борьбу, в этом мне не приходится Вас убеждать. Будем часто и много писать, прошу Вас об этом! Мы ведь знаем друг друга и не нарушим дружеских отношений, которые нас связывают. Во имя Вашего покоя должен был я поступить так, как поступил. Не судите обо мне несправедливо никогда — это причинило бы мне муки ада. Будьте счастливы, друг мой любимый! Да процветают Ваши создания! Глубокий сердечный привет от Вашего верного Людвига»{44}.
После отъезда Вагнера Людвиг под предлогом болезни удалился в любимый Хохэншвангау и некоторое время не принимал никого. Среди дорогих ему образов, которые оживил для него Вагнер, Людвиг пытался найти успокоение. Он никак не мог понять, за что его лишили друга? Вновь и вновь он подходил к пианино, клавиш которого касались руки его кумира, играя для него мелодии из «Лоэнгрина», и вспоминал о чудных вечерах, проведенных вместе в Лебедином замке. Возможно, и Вагнер, глядя в разлуке на подаренный ему Людвигом точный макет Хохэншвангау, который можно увидеть сегодня в Доме-музее Вагнера — вилле «Ванфрид» в Байройте, вспоминал о том же…
Вилла «Ванфрид» в БайройтеДо конца жизни Людвиг сохранил верность идеалам их дружбы. «Это была лучшая пора его жизни, период надежд и ожиданий, веры в прекрасное и людей. Но королем Людвиг не переставал быть ни на одну минуту, и когда трон предъявлял свои права, ему приносилось в жертву все остальное. Мало-помалу “королевское”, в том символе, в каком оно раз и навсегда выкристаллизовалось в воображении Людвига, стало заслонять образ Вагнера»{45}. Постепенно культ композитора был заменен в его сознании культом короля — Вагнер уступил место Людовику XIV. Но об этом позже…
Они еще несколько раз встречались в Швейцарии и Байройте — теперь уже король был гостем Вагнера. И всегда по мере сил Людвиг старался помогать Вагнеру во всех его начинаниях.
Почему мы так долго останавливались на вопросе взаимоотношений Людвига II и Рихарда Вагнера? Просто на этом фоне сразу становится совершенно очевидно, что именно разрыв с Вагнером стал той роковой точкой отсчета, после которой Людвиг окончательно порвал с окружающим его миром, который так и не сумел «переустроить». С тех пор Людвиг II возненавидел Мюнхен, даже хотел перенести столицу Баварии в Нюрнберг. Раз мир такой несовершенный, что он не принял Вагнера, то и Людвигу в нем больше делать нечего. Нужно лишь построить себе убежище (а может, и не одно) и скрыться в нем.
Наш Парсифаль не смог сохранить свой Грааль… Лоэнгрин снова одинок, он самоотверженно защищал честь Эльзы, но ему все равно пришлось покинуть этот мир.
Людвигу казалось, что именно он не сумел «сохранить» и «отстоять» Вагнера. А значит, отныне непонятый и отвергнутый подданными король будет в одиночестве служить великому Искусству, словно Парсифаль и Лоэнгрин — Чаше Грааля. Только сначала воздвигнет свой храм…
…Теперь нам уже можно непосредственно приступить к подробному знакомству с этим «храмом». И раз уж мы уже находимся в Швангау, то поспешим скорее воочию увидеть тот сказочный романтический замок, казавшийся нам волшебным видением, когда мы смотрели на него со стороны Хохэншвангау. Оба эти замка — Хохэншвангау и Нойшванштайн — неразрывно связаны друг с другом не только близостью расположения, но удивительными и прочными духовными узами. Напрасно экскурсии часто ограничиваются посещениями одного лишь Нойшванштайна — он логическое продолжение Хохэншвангау, лишь после посещения которого открывается во всей своей полноте. Нойшванштайн рождался именно здесь, в Хохэншвангау. Наверное, еще в раннем детстве в окружении мира старинных легенд Маленький Принц лелеял мечту о собственном Лебедином Замке. Мечта осуществилась…
Давайте сейчас, пока мы еще не покинули Хохэншвангау, просто посмотрим из окна Комнаты Тассо на удивительный, парящий над пропастью в горах Нойшванштайн. Представьте себе: именно из этого окна молодой король наблюдал в телескоп (его можно тут же увидеть воочию) за строительством своего самого знаменитого «детища», которое он хотел назвать Новым Хохэншвангау (название Нойшванштайн закрепилось за замком уже после смерти Людвига II), подчеркивая тем самым «родство душ», объединяющее замки, построенные отцом и сыном.
