Пожалуй, искреннее всех союзников Густава Адольфа оплакивал его смерть римский папа, пылкий поклонник "северного героя". В самый разгар шведского наступления на Баварию папа остался глух к отчаянным мольбам католической коалиции о присылке денег для борьбы с торжествующими еретиками. Он отказывался считать войну против шведов религиозной по своему характеру и с нетерпением ожидал того счастливого момента, когда победоносная шведская армия, покончив с австрийскими Габсбургами, перевалит через Альпы и нанесет сокрушительный удар испанскому господству в Италии. "Сам бог,- говорил "святейший отец" о шведском протестантском герое,- призвал его для нашей защиты". Такое отношение папы к Густаву Адольфу определялось интересами Римского государства, сжатого со всех сторон испанскими владениями. В Ватикане даже отслужили траурную обедню за душу павшего шведского короля.
У Габсбургов были свои трудности. Правда, шведское вторжение избавило императора от того бессилия, в котором он находился перед лицом дерзких требований своих католических вассалов. Потерпевшая полный разгром Лига теперь всецело зависела от Фердинанда II. Однако непомерно выросшее значение Валленштейна беспокоило императора и всех, кто имел на него влияние. Поведение генералиссимуса внушало самые мрачные подозрения. Некоторые полагали, что он не отказался от намерения создать мощную германскую империю и примирить католиков с протестантами, действуя на этот раз без императора и против него. Другие говорили, что Валленштейн хочет стать королем Чехии и ссылались на его тайные связи с чешскими эмигрантами, заклятыми врагами Габсбургов. Фердинанд II разрешил в свое время Фридландцу вступить в самостоятельные переговоры с неприятелем, но кто мог поручиться, что они ведутся в интересах императора?
Валленштейн открыто заявлял о своем стремлении к миру в Империи на основе взаимных уступок. Саксонцам он доверительно говорил по этому поводу, что немцы должны общими силами изгнать шведских захватчиков, шведам давал понять, что, возможно, примкнет к ним для совместного удара по Габсбургам, а принимая у себя тайных представителей чешских эмигрантов, намекал о приближающемся часе, когда изгнанники смогут вернуться в свои родовые поместья. Вену Валленштейн пытался успокоить заверениями о том', что он водит за нос и эмигрантов, и шведов, и саксонцев. Как бы в подтверждение этого, генералиссимус трижды прекращал переговоры с протестантами и возобновлял военные действия. Внезапным ударом он разгромил шведский корпус Турна и овладел Силезией. Сам Турн был вынужден сдаться в плен. Ликование в Вене по поводу поимки этого архибунтовщика быстро сменилось разочарованием, когда пришло известие о том, что Валленштейн освободил Турна. Подозрения в измене, замышляемой полководцем, превращались в уверенность. Испания снова, как и в 1630 г., примкнула к врагам Фридландца, отказавшегося послать корпус своих войск для сопровождения испанских войск, которые должны были пройти из Италии в Нидерланды.
Со своей стороны, шведы и саксонцы пришли к убеждению, что имперский генералиссимус обманывает их ради каких-то никому неведомых целей и что доверять ему ни в коем случае нельзя. Так Валленштейн запутался в той самой сети обманных соглашений и ложных обещаний, которой он хотел опутать других. Как нередко бывает с выскочками, пренебрегающими вековым опытом ведения государственных дел, Фридландец переоценил значение вероломства в политике, не понял того, что обмануть с успехом может только тот, кто предварительно завоевал доверие, что каждое крупное нарушение обязательств в дипломатии уменьшает шансы на успех при последующих попытках обмана и что, наконец, любой самый прожженный плут-политик может оказаться перед лицом такой ситуации, когда ему жизненно необходимо будет доверие партнеров в дипломатической игре. Лишившись доверия своих партнеров, он потерял свободу действий и покатился к пропасти. Неукротимый характер и могучая воля генералиссимуса не позволяли ему осознать безнадежность своего положения.
Попытки Валленштейна осуществить самостоятельную политику (какова бы она ни была) могли увенчаться успехом лишь в том случае, если бы он смог опереться на реальную общественную силу. Отсутствие такой опоры обрекало Фридландца (поскольку он не желал стать простым орудием в руках шведов или католической партии при венском дворе) на головоломные, но бесплодные интриги.
Валленштейн искал выхода в новых, еще более сложных интригах, строил еще более хитроумные планы. Все это приводило к противоположному результату: исчезли последние остатки доверия к нему не только среди шведов, саксонцев и придворных Фердинанда II, но и в рядах его собственной армии. Даже преданные Фридландцу люди не понимали, чего он хочет, и недаром распространился слух, что Валленштейн, может быть, выдаст своих ближайших соумышленников императору на расправу, чтобы очистить себя от подозрений. Многие полагали, что он просто сходит с ума. Неудивительно, что большинство генералов не решилось ставить свою судьбу в зависимость от столь ненадежного человека.
Что касается массы низших офицеров и рядовых солдат, то при всей своей привязанности к Фридландцу они не могли служить ему самостоятельной опорой.
Сам Валленштейн жесточайшими мерами воспитывал в них слепое повиновение своим начальникам и теперь, конечно, посвятил их в свои планы меньше, чем кого бы то ни было иного. Многих Валленштейн оттолкнул жестокой расправой, учиненной над теми из офицеров, кто, по его мнению, недостаточно храбро вел себя во время Люценского сражения.
Развязка наступила зимой 1633/34 года. Шведы уже более года хозяйничали в Баварии и овладели важнейшей крепостью на Дунае Регенсбургом. Одно время они даже угрожали вторжением в Австрию. Валленштейн тогда продвинулся из Чехии в Верхний Пфальц, угрожая тылу Бернгарда Веймарского, но едва лишь шведский командующий повернул назад, как Фридландец вернулся в Чехию. Никакие просьбы Баварского герцога, никакие приказы императора не могли заставить его наступать на Баварию. Фердинанд продолжал настаивать, тогда Валленштейн пригрозил ему отставкой и 11 января 1634 года объявил об этом на военном совете в Пльзене. Почти все офицеры и генералы подписались под заявлением о том, что поход в Баварию в разгар зимы невозможен. В другом документе участники совещания обязались быть верными генералиссимусу. Составители вычеркнули из первоначального текста оговорку о том, что обязательство будет иметь силу, пока Валленштейн находится на службе императора. В обстановке всеобщего воодушевления все подписывались и под вторым документом.
Прошло немного дней, и многие генералы, понимая, что речь идет о разрыве с императором, заколебались. Пикколомини, пользовавшийся полным доверием Валленштейна, связался за его спиной с Веной, а император секретным указом объявил о смещении изменника-генералиссимуса и запретил выполнять его распоряжения. Фридландец, пытаясь еще раз успокоить венский двор, собрал генералов и офицеров, подписавших Пльзеньские документы, и уверял их в своей преданности императору. Это было его очередной ошибкой. Те, кто уже действовал против Валленштейна, согласно указаниям из Вены, не придавали значения его словам, а люди, решившиеся остаться с ним, были еще раз сбиты с толку.
18 февраля императорские указы были опубликованы, и Валленштейн наглядно убедился, насколько недостаточным оказалось его влияние в войсках. Полк за полком уходил к Праге, где Фердинанд II назначил сбор верных ему сил. Лишь несколько тысяч солдат и офицеров остались с Фридландцем до конца. Верны ему оказались генералы Адам Трчка (Терцки), сын того Яна Рудольфа Трчки, кто так спорил с повстанцами на заседаниях чешского сейма в 1618-1620 гг., Вилем Вхинский (Кински) и фельдмаршал Илов (Илло).
На сторону Валленштейна также стали гарнизон и население силезского города Опавы (ныне в Чехословакии). Войска присягнули на верность Фридландцу и врагам Габсбургов. В город пригласили чешского протестантского проповедника и начали восстанавливать протестантизм. К восстанию присоединились и окрестные дворяне.
Валленштейн не собирался отказаться от борьбы. К шведам и французам были посланы гонцы с просьбой о помощи. Чтобы как можно скорее встретиться с ними и уйти от верных императору войск, герцог перебрался вместе со своими сторонниками в Хеб (Эгер).
Бернгард Веймарский, получив в Регенсбурге от Валленштейна просьбу о помощи, заколебался, опасаясь подвоха. Сначала он даже заявил, что не позволит своим людям оседлать ради вероломного Фридландца даже собаки. Когда же, наконец, шведы собрались в путь к Хебу, было уже поздно.
Среди сопровождающих Валленштейна нашлись люди, которые, считая дело своего начальника безнадежно проигранным, позаботились о том, чтобы заслужить милость императора. Это были полковник Бутлер, ирландец и рьяный католик (его усердно поощрял к выполнению благочестивого замысла католический священник Таафе, тоже ирландец) и шотландцы Гордон и Лесли, начальствовавшие над имперским гарнизоном в Хебе.
