Вырисовывается картина жесткой обороны на широком фронте, с вылазками конных отрядов «за реку» — причем в качестве силы, удерживавшей позиции, называются пищальники, вооруженные ручным огнестрельным оружием (пищалями), и пехотинцы — «посошные», поддержанные действиями конных дворян и детей боярских.
Естественно возникает вопрос, в какой мере пищальники могли в то время выполнять возложенные на них ответственные задачи по обороне берега. Другими словами, стало ли в последней четверти XV в. огнестрельное оружие реальной силой в русской армии?
Предоставим слово исследователям военного дела на Руси.
По наблюдениям А. Н. Кирпичникова, первые пушки появились в Москве еще за сто лет до «стояния на Угре», накануне Куликовской битвы. Первоначально это было оружие чисто оборонительное, позиционное и использовалось при обороне городов. В середине XV в. уже известны случаи «огнестрельного взятия городов», так называемый «наряд» превращается в наступательное оружие. А в интересующее нас время пушки и пищали применяются и в «полевом бою». По свидетельствам иностранцев, у пушек были «станки на колесах», т. е. колесные лафеты. Введение их означало выделение полевой артиллерии, позволяло ей маневрировать в полевой войне.
О том, что ордынцев отбивали на Угре пищалями, т. е. длинноствольными орудиями, которые обладали прицельным и достаточно эффективным настильным огнем, существуют прямые указания летописцев. На миниатюре Лицевого свода, иллюстрирующей «стояние на Угре», были нарисованы пушки и ручные пищали, противопоставленные ордынским лукам. Вологодско-Пермская летопись называла в составе «наряда» на Угре также тюфяки. Тюфяки были разновидностью огнестрельного оружия, входившего в «походный наряд». Они представляли собой короткие, стрелявшие картечью («дробосечным железом») пушки, которые предназначались для стрельбы преимущественно по живой силе; часто имели коническую форму, приспособленную для веерного разлета картечи. Заблаговременно выставленные на бродах и «перелазах» через Угру, тюфяки являли собой грозное по тем временам оружие.
Достаточное распространение получило в русском войске и ручное огнестрельное оружие. Легкие тюфяки, весом немногим более 4 килограммов, закрепленные на деревянном прикладе, так и назывались «ручницы». Еще более легкие «ручницы», весом всего в полкило, были на вооружении части «детей боярских», т. е. конницы.
Но главную силу, вероятно, все-таки составлял тяжелый «пищальный наряд», который и обслуживали пищальники. А. Н. Кирпичников специально подчеркивал, что эти пищальники, набиравшиеся из посадского населения, широко использовались для «береженья» бродов на пограничных реках.
Выбор оборонительной позиции на берегу Угры, кроме ее выгодного стратегического положения, определялся еще и желанием русских военачальников наиболее эффективно использовать принципиально новый род войск — пищальников и «огненных стрельцов», которые появились в составе русского войска. Учитывалось то, что «полевой наряд», еще не обладавший большой маневренностью, выгоднее было использовать в позиционной войне, поставить тяжелые пищали и тюфяки на заранее подготовленных позициях возле бродов через Угру, по которым ордынская конница могла бы прорваться в русские земли. Здесь она, лишенная свободы маневра, была бы вынуждена наступать прямо на пищали и пушки русского войска. Так Иван III, выбирая позицию на Угре, навязывал Ахмед-хану свою стратегическую инициативу, вынуждал его начинать бои в невыгодных для ордынцев условиях, максимально использовал превосходство русского войска в огнестрельном оружии.
Этими же соображениями диктовалась необходимость строго оборонительных действий. При наступательных операциях за Угрой (на чем так настаивали политические противники Ивана III, особенно архиепископ Вассиан) русское войско теряло свое важнейшее преимущество — «огненный бой». «Ручницы», которые были на вооружении части пехотинцев и «детей боярских», не компенсировали отсутствия тяжелого «наряда» в полевом сражении с ордынцами.
Организация обороны Угры показала, что Иван III был искусным военачальником, умевшим максимально использовать сильные стороны своего войска и создавать такие условия, при которых сильные стороны войска противника не могли бы проявить себя в полной мере.
Иван III умело использовал также особенности вооружения и выучки русского войска. Во второй половине XV в. уменьшается роль копейщиков. В связи с развитием дворянской поместной конницы основным наступательным оружием становятся сабля и лук, однако копья еще остаются на вооружении многих пехотинцев. Наибольшее распространение получают единообразные копья с узколистными наконечниками, с пером удлиненно-треугольной формы, с массивной граненой втулкой. Широко применяются и дротики-«сулицы», которые называют «копье пешее, малое». Это универсальное оружие: и метательное, и ударного действия.
Массовым оружием «пеших воев» еще остаются рогатины и топоры. Новым же видом холодного оружия становятся длиннолезвийные топоры-бердыши, которые используются «огненными стрельцами» как подставки для «ручниц». Однако и сами бердыши — достаточно грозное оружие. Бердыш с длинным полулунным лезвием предназначается для размашистого удара двумя руками, им же можно наносить уколы. Более широкое распространение, чем раньше, получают сабли, которые в массовом масштабе находятся теперь на вооружении дворянской конницы. Саблями удобнее, чем мечами, биться с быстрыми, но легковооруженными ордынскими всадниками.
Улучшается и защитное вооружение русских воинов. Кольчуги заменяются панцирями, «дощаными бронями», в которых кольчужная сетка комбинируется с железными пластинками. Панцирь, или «наборная броня», лучше защищает от ордынских сабель и стрел. Щиты преимущественно небольшие, круглые, легкие; более надежная броня позволяет отказаться от тяжелых длинных щитов[122].
Совершенное по тем временам защитное вооружение было важным преимуществом русского войска перед ордынским. Одетые в доспехи русские воины имели явное преимущество в «прямом бою». Организуя жесткую оборону на Угре, Иван III стремился максимально использовать и это преимущество. Для фланговых и обходных маневров у ордынцев не было достаточного простора. Они вынуждались к «прямому бою», к фронтальному наступлению на пищали и тюфяки, на сомкнутый строй тяжеловооруженных русских воинов.
Если верно ходячее выражение, что истинный полководец выигрывает сражение до его начала, то Иван III, выбрав наиболее выгодный для русского войска; способ действий, заблаговременно заняв сильные позиции на Угре и вынудив ордынцев к фронтальному наступлению, к «прямому бою», в котором они не были сильны, подготовил благоприятные условия для победы.
Но победу эту еще предстояло добывать в жестоких сражениях: конные орды Ахмед-хана неумолимо надвигались на русские рубежи.
Глава 8.
Угра — река пограничная
Как двигался Ахмед-хан к р. Угре? Свидетельства летописцев позволяют достаточно определенно ответить на этот вопрос. Ахмед-хан «поиде со всеми своими силами мимо Мченеск, и Любутеск, и Одоев»[123].
Ордынцы, таким образом, двинулись к русским рубежам по водоразделу между верховьями Дона и Оки, где было меньше, чем в соседних областях русской «украины», водных преград.
Но не только удобствами самого пути определялся выбор Ахмед-хана. Не меньшее значение имели политические и военные соображения. Правитель Большой Орды хотел соединиться с «литовской помощью», а до этого стремился избегать сражений. Поэтому он пошел через «верховские княжества» (так называли княжества в верховьях Оки), которые находились тогда в вассальной зависимости от Литвы. Граница подвластных Литве «верховских княжеств» тянулась восточнее линии Новосиль — Мценск — Любуцк до самой Оки[124]. Несколько западнее этой линии и шли на север полчища Ахмед-хана.
Ордынцы обошли стороной Елецкое княжество, которое уже находилось в подчинении Москвы, совершенно не затронули соседний Тульский край, тоже принадлежавший к московским владениям. Ахмед-хан явно старался не ввязываться в бои, обходить укрепленные города.
Вопрос о тем, почему Ахмед-хан не прошел еще дальше в литовские владения, на левый берег Оки, где тоже были «верховские княжества», отпадает сам собой, если учитывать географические особенности этого района. «Заоцкий край» представлял собой лесную холмистую равнину, перерезанную множеством мелких рек, покрытую лесами и болотами, которые были почти непроходимы для ордынской конницы. Население «Заоцкого края» привыкло к войнам со степняками, здесь было много укрепленных городов. По наблюдениям М. Н. Тихомирова, ордынская конница «предпочитала обходить эти районы из-за большого количества естественных препятствий»[125].
