функции юстиции, и генеральными штатами провинции, распределявшими налоги. В 1722 г. был основан Университет, а вслед за ним и Дижонская академия, которая в 1750 г. наградила премией Ж.Ж. Руссо за сочинение «Речь о науках и искусствах», в котором классик Просвещения изложил основы своего эгалитаризма и культурного пессимизма.
Вольнолюбивые мысли, предвосхищавшие идеи Просвещения, высказывал уроженец Бургундии архитектор и зодчий обороны Франции в век Людовика ХIV маршал Вобан. Это – страна «пышного и торжественного красноречия», «страна ораторов», восхищался Мишле, приводя примеры, кроме Св. Бернарда, Боссюэ, ярчайшего проповедника века Людовика ХIV, окончившего коллеж иезуитов в Дижоне, а также писателя и натуралиста Бюффона. «Дружелюбная сентиментальность» Бургундии выразилась в уроженце Макона «поэте религиозной и одинокой души» Ламартине; а поэзия «истории и человечности» – в Эдгаре Кине, уроженце Шароля. В городке Паре-ле-Мониаль родился культ Св. Сердца Иисуса. Здесь «религиозность определенно носится в воздухе» [180].
Однако, размышляя об исторических судьбах Бургундии, Мишле сосредоточивался на другой части духовно-нравственного спектра. Да, подчеркивал он, у области были возможности «примирить Север с Югом». Не случайно ее герцоги и графы становились в XII в. испанскими королями, позднее – суверенами Франш-Конте, Фландрии и Нидерландов. Но в сердце Франции их успехи были ограниченными: они не смогли, несмотря на поддержку англичан, утвердиться на центральной равнине. «Не Бургундии, – патетически заключал Мишле, – уготовано было свершить судьбу Франции. Эта провинция не могла придать ей форму монархическую и демократическую, к которой та стремилась».
В обоснование классик французской историографии приводил доводы весьма фривольного свойства, выдававшие его увлеченность Парижем и Иль-де-Франсом. Он находил в духе Бургундии «что-то от ее бургундов», слишком беспокойное, избыточное: «бургундское красноречие отдает риторикой», «вызывающая красота женщин Вермантона и Осера» отражается «вульгарной чувственностью» местной литературы. «Плоть и кровь господствуют здесь»; необходимо было «что-то более трезвое и более строгое, чтобы сформировать ядро Франции» [181].
Видаль де Лаблаш отвечал на поставленный Мишле вопрос более основательно: «Изобильная лесами и водами, долина не имела необходимых размеров и мощи, чтобы утвердился политический центр тяжести. Бургундии всегда не доставало территориальной базы при множественности пересекающихся здесь связей. Ее положение вдохновляло строить планы расширения и величия… Но в географической структуре коренилась внутренняя слабость структур господства, пытавшихся найти здесь точку опоры» [182].
Виноделие, развитие которого вплоть до ХХ в. было крайне неустойчиво, вместе с другими отраслями сельского хозяйства, даже имевшими репутацию во Франции (шарольское мясо, птица, сыры), не могло обеспечить материальную основу. Промышленность стала развиваться относительно поздно. Ставшая базой индустриализации горно-металлургическая отрасль (уголь, руда, металл) берет начало в ХVIII в. В ХIХ в. традиционное мануфактурное производство (множество небольших домен на древесном угле) заменили промышленные комплексы общенационального значения: заводы Шнейдера в Крезо и шахты Монсо-ле-Мин в Соне-и-Луаре. Появилась химическая и фармацевтическая промышленность. Но в целом ограниченность экономических ресурсов региона проявляется до сих пор.
Современная Шампань в Средних веках была представлена Реймсским архиепископством, графством Шампань и международными ярмарками. Реймс со своим архиепископством и собором, хранившим легендарный елей для помазания, оставил самый выдающийся след в религиозной традиции Франции (см. гл. 4).
В Реймсе был крещен Хлодвиг, и уже при первых Каролингах местный собор (ныне перестроенный – великолепный памятник готической архитектуры XIII в.) становится местом коронации французских королей. После 816 г., даты коронации в Реймсе сына Карла Великого Людовика Благочестивого, главы местной епархии начинают претендовать на привилегированную роль в государстве. В ХI в. коронационная привилегия реймсских архиепископов была признана папой, после чего стать «помазанником Божиим» означало во Франции конкретно быть помазанным в Реймсском соборе из священного сосуда с елеем.
Архиепископство сыграло заметную роль и в политической истории Франции: при содействии архиепископа Реймсского на королевский трон был избран Гуго Капет (887), положивший начало правящей династии Капетингов. В Реймсском соборе по настоянию Жанны д’Арк, при поддержке архиепископа и местного населения в 1429 г. был коронован Карл VII, что явилось важным поворотным пунктом в Столетней войне.
Графство Шампань со столицей в Труа отделилось от герцогства Бургундского в Х в. и просуществовало до XIII в. Европейскую славу Шампани в Средних веках (особенно XII–XIII) принесли ярмарки в Труа, Бар-сюр-Об, Ланьи, Провене. Возникшие на торговых путях между Французским королевством и Священной Римской империей, они принесли благосостояние краю и послужили толчком к развитию местной промышленности. Наибольшей популярностью, наряду с вином, пользовались сукна ремесленников Труа, Провена, Реймса и других городов Шампани.
Ранняя коммерциализация разительно изменила структуру общества. Кутюм Труа, установивший равенство в разделе наследства и приводивший к разделу любой сеньории на 50—100 частей уже в четвертом поколении, подорвал силы дворянства. Обедневшие дворяне пытались улучшить свое положение замужеством дочерей за богатыми ротюрье, однако хотя тот же кутюм провозглашал возможность аноблирования по женской линии, статус детей от таких браков менялся мало. «Отбросив ложный стыд, они в конце концов становились коммерсантами», «устраивались по своей доброй милости у прилавка и совершали политес перед вилланами», как иронизировал Мишле. В потоке своих разноплеменных покупателей торговцы благородного происхождения не могли установить генеалогию и спорить о церемониале. «Ранняя деградация феодальности с гротескной трансформацией рыцарей в лавочников» была мало привлекательной, но так, «мало-помалу начиналось равенство».
Если общественный статус благородного сословия снижался, то статус местных торговцев и ремесленников повышался. Индустрия Шампани была «глубоко плебейской»: изготовление пряжи, тканей, головных уборов, выделка кожи (из Труа происходили кожевники запечатлевшего себя в событиях Революции парижского пригорода Сен-Марсо). Но эти скромные товары были нужны всем и приносили богатство краю. И граф Шампани отнюдь не тяготился дружбой с торговцами. А папа Урбан IV (1261–1264), который был сыном сапожника из Труа, в строившейся в городе базилике Сент-Урбан распорядился изобразить на гобелене своего отца за изготовлением башмаков [183].
Однако Шампань – область исторических и экономических контрастов. В середине ХIХ в. она после яркой и жизнеобильной Бургундии произвела на Мишле неблагоприятное впечатление. От самого рельефа гладкой равнины (отсюда, видимо, и название Шампань, champ – поле) на него повеяло «прискорбным прозаизмом». Животные хилые, минералы и растения однообразны. «Унылые речушки струят свои белесые воды между двумя рядами молодых тополей. Дома, несмотря на молодость, ветхи от рождения; главная задача защитить хоть немного их хрупкое существование, покрыв, насколько можно, шифером, по меньшей мере, его заменителем из дерева; под этим лжешифером, под этой крышей… грязь и нищета».
«Из таких домов нельзя создать прекрасные города. Шалон ничуть не веселее окружающих долин. Труа почти столь же некрасив, как и индустриален. Реймс печален. В величественном просторе его улиц дома кажутся еще ниже; некогда город буржуа и священников, собрат Тура (по значению архиепископства. – А.Г.) выглядит
