и не привела к созданию мирового правительства и транспарентности всего земного шара. В рамках биполярного миропорядка и дихотомии «Восток — Запад» происходил рост взаимозависимости стран, находившихся между двумя соперничающими полюсами: СССР и США.
Интеграционные процессы в рамках западного мира привели к появлению уникального наднационального проекта Европейских сообществ (в дальнейшем — Европейского Союза), который перерос биполярность и стал одним из центров силы на рубеже двух столетий. Тенденция к отказу сперва от таможенных, а затем и иных границ в рамках тех или иных объединений стала характерной чертой конца столетия. Даже в более слабых формах региональная интеграция к концу XX столетия опоясала практически все континенты: НАФТА, МЕРКОСУР, АСЕАН, ШОС. Даже несмотря на развал Восточного блока и самороспуск СЭВ в 1991 г., на его месте возникли субрегиональные образования (Евразийский экономический союз, Вышеградская группа). Интеграционные объединения и интеграционные процессы — важнейший тренд глобального и регионального развития рубежа XX-XXI вв. Растет количество и типовое разнообразие интеграционных блоков, выдвигаются новые интеграционные программы, ширится круг концепций построения интеграционных сообществ различного формата.
Демократизация стала фундаментальной тенденцией политического развития мира в XX в. Этот процесс можно условно разделить на несколько волн. Он способствовал включению в политику огромных масс, развитию демократических институтов и процедур в различных странах и увеличению числа демократических государств.
Однако развитие демократии в XX в. оказалось сопряжено с большими трудностями и носило весьма противоречивый характер.
Первая мировая война, резко усилив недовольство многих народов своим положением, привела к первому массовому разочарованию в демократии. Результатом стало появление антидемократических движений и утверждение авторитарных и тоталитарных режимов.
Это был новый вызов демократии. Особую опасность представлял тоталитаризм: используя недовольство демократией, он оказался способным мобилизовать в свою поддержку громадные массы населения и приходить к власти демократическим путем, через выборы, как в Италии и Германии.
Возникшие тоталитарные режимы не только ликвидировали демократию, они искусно пользовались новейшими средствами массовой информации для манипулирования общественным сознанием, создавали для контроля над массами разнообразные общественные и государственные структуры. Благодаря этому сводилась к минимуму сама возможность организованной борьбы демократических сил с тоталитаризмом.
Развитие тоталитаризма — показатель кризиса демократии. Поиски новых путей ее обновления начались сразу же после Первой мировой войны, однако свелись в 1930-е годы к попыткам создать справедливое и стабильное общество за счет встраивания в рыночную экономику системы государственных социальных гарантий (эта тенденция окончательно оформилась уже после Второй мировой войны). Не последнюю роль в этом сыграл и пример СССР, где государство провозгласило лозунги служения интересам рабочих и крестьян.
Несмотря на дискуссии о характере советской системы социализма в разные периоды истории СССР, речь идет о глобальном влиянии идей социального равенства и справедливости на развитие мира в XX столетии. Примечательно, что многие из декларируемых целей так и не были достигнуты в самом Советском Союзе, но стали настолько привлекательными, что их подхватили социал-демократические партии других стран. Это нашло свое отражение в феномене «государства всеобщего благоденствия», социально ориентированного государства, классическим примером которого стали страны Северной Европы.
Социальная защищенность граждан стала рассматриваться в мире в качестве обязательной составной части демократического порядка. За такую демократию воевали страны антигитлеровской коалиции в годы Второй мировой войны.
Поражение фашизма и нацизма во Второй мировой войне и крушение колониальной системы дали новый импульс преобразованиям. В большинстве освободившихся стран создание демократических систем правления рассматривалось как составная часть модернизации. Однако многочисленные государственные перевороты, установление авторитарных режимов, массовое насилие на этнической или религиозной почве, несоблюдение элементарных прав человека уже в 1970-е годы обусловили скептическое отношение к самой возможности укоренения демократии в Третьем мире.
В 1980-е годы началась волна демократизации в странах Латинской Америки. Утвердились демократические режимы в ряде стран Южной и Юго-Восточной Азии. На 1990-е годы приходится «четвертая волна демократизации», в центре которой оказались постсоветские государства и посткоммунистические страны Восточной Европы; она затронула также Юг Африки и Ближний Восток.
Ф. Фукуяма, учитывая результаты демократизации конца XX столетия, рассуждал на рубеже 1980-1990-х годов о конце истории. Подразумевалось, что в историческом развитии человечество окончательно сделало свой выбор в пользу рыночной экономики и либеральной демократии.
Но сегодня уже вполне очевидно, что современное политическое развитие может идти по множеству разнонаправленных траекторий. Демократизация не является неким нормативным, однолинейным и поступательным процессом.
В условиях глобализации демократические институты в различных странах испытывают большое напряжение. Упрочение демократических процедур часто сопровождается ограничением реального демократического участия и контроля. Дополняющее (и частично оттесняющее) парламентскую демократию функциональное представительство страдает недостаточной сбалансированностью и прозрачностью, а также эгалитарностью.
Отражением всех этих сложностей на уровне гражданского общества во многом является рост политической пассивности, отчуждения от парламентских институтов. Серьезную проблему составляет интеграция в общество маргинализированного меньшинства и особенно растущей массы инокультурных иммигрантов, и в целом — определенное ослабление социальной сплоченности.
Достаточно ли для дальнейшего развития демократии здравого смысла, основанного на признании демократических ценностей, — покажет будущее. В любом случае XXI век станет свидетелем борьбы демократических и антидемократических тенденций не только в глобальном масштабе, но, возможно, в менее драматических формах и в самих странах традиционной демократии.
В предыдущих томах «Всемирной истории» было показано, как благодаря удивительному стечению ряда факторов — «роскоши феодализма» — Запад смог аккумулировать силы для невероятного рывка в своем развитии и выиграть борьбу за мировую гегемонию в негласной конкуренции с Востоком, присвоив себе статус законодателя человеческого прогресса. Что же происходит с Западом в XX столетии? Технологическое превосходство западной цивилизации по-прежнему неоспоримо, однако бремя лидерства начинает давать о себе знать. Огромный разрыв в уровне жизни, истощение ресурсов, демографические вызовы ведут к осознанию пределов развития западной модели, необходимости смены парадигмы развития.
В начале XXI в. угроза регресса, «нового варварства» (иные называют его «новым Средневековьем»), которые стали результатом очевидных демографических и социально-экономических, культурных диспропорций между различными частями света, являются прямым наследием «перекосов» в развитии человечества на протяжении XX в. тяжелым наследством предыдущей эпохи. Если XX в. проходил под знаком борьбы глобальных идеологий, то век XXI начался с роста насилия, экстремизма, религиозного радикализма, терроризма и болезненной перестройки всей системы мироустройства после окончания холодной войны.
Завершение XX в. воспринимается как конец эпохи модерна и вступление в другую, новую эру, лишенную определенных контуров. Это заставляет всерьез задуматься о конце не просто Нового времени, модерна, но и гегемонии западной цивилизации и свойственной ей системы ценностей, включая веру в неизбежность и благотворность прогресса. Перед исторической наукой встают новые задачи.
Чтобы понять современность, необходимо осмыслить истоки происходящих явлений, а сделать это можно, только проанализировав тенденции, вызревавшие
