С другой стороны, два основных явления последнего времени с исключительной резкостью и рельефностью сигнализировали крах сталинской политики. Провал заготовок показал, куда ведет крестьянская политика; а Шахтинское дело наглядно показало, как бюрократический режим раскрывает дверь контрреволюции. Все это вместе и вызвало поворот. Но говорить о левом курсе еще рано. Война только объявлена, но борьба, еще на началась. Антипролетарские элементы еще не дали ответа. Как пойдет дело, когда этот ответ последует, — вот вопрос, который позволит судить о том, каков курс. Какова наша роль? Реакция со стороны рабочего класса протекает в стихийных, а поэтому в наиболее опасных и вредных формах. Если мы не можем ее возглавить, она либо будет раздавлена, либо может зайти дальше, чем мы хотим, и будет возглавлена другими.
Мы должны сделать все, что от нас зависит, чтобы оформить и организовать начавшуюся активность пролетариата. Поэтому именно теперь при «левом» курсе надо работать не меньше, а больше, чем при откровенно правом. Ближайшее время будет решительным для революции в целом. При резко обострившихся противоречиях в стране политика зигзагов становится все более невозможной (я говорю не о тактическом и стратегическом маневрировании, а о болтании между классами). Либо, наконец, будет взят правильный курс, либо революция гигантскими шагами пойдет под уклон. В первом случае мы должны организованно восстановить свое положение в партии и тем обеспечить этот курс, во втором — мы должны будем разделаться с иллюзиями и организованно продолжать борьбу. И в том и в другом случае мы должны быть максимально активны и организованны. Вы, конечно, понимаете, как трудно при здешней оторванности наметить себе перспективу, и понимаете, с каким нетерпением я буду ждать ответа. Адрес, по которому мне можно писать, имеется у московских товарищей и в Париже.
* * *
Дорогие товарищи!
Пользуюсь случаем. Предъявитель сего передаст вам подробно все о местных делах. Учтите все и наладьте пересылку информации и материалов. Хорошо, если бы удалось наладить и пересылку статей. Считаю необходимым сообщить кратко свою позицию по основным вопросам. Я считаю абсолютно неправильной вашу установку по отношению к органам немцев. Возражать против организационного оформления группы — значит толкать ее на распад. Мы должны были бы на собственном опыте понять, что значит невнимание к организационным вопросам. Другое дело — выставление списков. Это означало бы повторять в расширенном масштабе альтонскую ошибку. Я полагаю, что если бы мы заняли правильную позицию к организационному оформлению, нам легко удалось бы убедить их отказаться от списков, тем более, что, я думаю, они ограничатся лишь угрозами и не будут скандалиться. Во всяком случае, реагировать, как Радек, вредно. Если его заявление не есть шаг к отходу, то это -анархическая вредная выходка. Как бы мы ни относились к немцам и каковы бы ни были наши разногласия, они все-таки единственная группа, которая политически грамотно и в основном правильно освещает положение в СССР. При той обстановке, которую мы имеем сейчас, швыряться ими не стоит. То же относится и к Тр[эну], который в организационных вопросах согласен с нами. С Сюзан, по-моему, надо кончать, если мы с ней имеем какие-нибудь дела. Она вместе с Саф[аровым], за которым она идет, является источником разложения и все равно уйдет.
Несколько слов о моей позиции по нашим внутренним делам. Мы одержали идейную победу, хотя мы разбиты, как никогда. Реакция со стороны рабочего класса, которую мы ожидали, пришла, но в форме, которую мы предвидеть не могли. Когда мы пытались оформить эту реакцию политически, пролетариат нас не поддержал и дал нас разбить. А затем он стал реагировать единственным способом, который остался у него,— забастовкой. С другой стороны, основные два явления последнего времени сигнализировали исключительно ярко крах ст[алинской] политики: провал хлебозаготовок и Шахтинское дело. Самое опасное с нашей стороны—успокоиться и прекратить борьбу на том основании, что партия, мол, повела нашу линию. Многие отойдут от нас на этой почве — одни искренне, другие — потому, что они найдут в этой концепции повод, которого они ждали для приличного «идейного» отхода. Вывод надо делать как раз обратный: больше, чем когда бы то ни было, усилить активность. Левого курса еще нет; есть только декларации. Посмотрим, что будет, когда кулак даст свой ответ.
Если мы действительно хотим обеспечить левый курс и восстановить свое положение в партии, мы должны сделать все, что можно при нынешних условиях для того, чтобы возглавить начавшуюся реакцию рабочего класса. Если мы этого не сможем сделать, то либо рабочий класс будет снова и надолго разбит, либо движение перельет через наши головы и его возглавит кто-либо другой. Это — та линия, которую я провожу здесь теперь. Вы понимаете, как мне важно знать ваше мнение по всем этим вопросам при здешней оторванности. Снова прошу сделать все, чтобы наладить связь. О моем личном положении вам расскажет податель.
Всего доброго. Жму руку.
Ваш Ю.
8 мая 1928 г.
Прилагаемое письмецо прошу передать, по возможности скорее, Старику.
Богуславский. Телеграмма Троцкому. 8 мая
БОГУСЛАВСКИЙ — ТРОЦКОМУ
Ответ 155.
Алма-Ата, Троцкому, из Новосибирска.
8 мая.
Беспокоюсь [в связи с] отсутствием ответа [на] мои два письма. Телеграфируйте Кузнецкая 8 [о] здоровье [и] быте. Привет, Богуславский
Богдасаров. Телеграмма Троцкому. 8 мая
БОГДАСАРОВ — ТРОЦКОМУ
Алма-Ата, Троцкому, из Баку.
8 мая.
Почему не отвечаете [на] посланную мою телеграмму. Сообщите [о] здоровье. Сердечный привет. Богдасаров
Л. Троцкий. Телеграмма Богдасарову. [9 мая]
ТРОЦКИЙ — БОГДАСАРОВУ
[9 мая.]
Спасибо, аптечку получил, заболел малярией, форма не тяжелая. Троцкий
Ф. Юдин. Письмо Троцкому. 11-12 мая
Здравствуйте, уважаемый Лев Давидович!
Вот уже несколько дней, как я приехал к месту ссылки в Ачинск. Оппозиционная колония, а нас тут шесть человек, производит печальное впечатление. Нет спайки, нет элементарных товарищеских отношений.
Такое состояние колонии — не случайно. Тон соответствующий, вернее, не соответствующий, дал С[афаров].
Я был у него на днях, и мы беседовали около четырех часов. Если отбросить чисто внешнюю часть вежливого приема и прочую мишуру, то создается впечатление, что ты сидел на активе Ленинград[ской] орг[анизации] времен 1923 -1924 гг., с той только разницей, что на активе вряд ли подавали бесплатно кофе. Слово «троцкизм» (ну и далось им это словечко) не сходит у него с уст.
Прежде всего, я прочел два заявления С[афарова], одно — Четвертому пленуму ИККИ[198], другое — последнему пленуму ЦКК.
Когда читаешь заявление в ЦКК, чувствуется, что С[афаров] сделал шаг «вперед». Правда, он еще поругивает 3[иновьева] и К[аменева] за их беспринципность и пр., но тон заявления, дух его уже не тот.
Указывая ЦКК на ряд опасностей в стране, идущих справа и с которыми, по его мнению, нужно бороться, С[афаров] вместе с тем считает, и в этом сказывается его движение «вперед», не меньшей опасностью идущее слева «заигрывание в двух документах, опубликованных в «Правде» 15 января с полуменьшевистскими, авантюристическими попутчиками типа Суварина». Он далее считает губительным для дела Ленинской оппозиции блок с Греком, «этим прямым предателем революции». Не менее вредной Сафаров считает политику Рут [Фишер]—Маслова—Урбанса и, конечно, вполне солидарен с телеграммой Р[адека].
«Гвоздь» заявления заключается в том, что считает нужным бороться и с теми представителями из группы 1923 г., которые ныне добиваются пересмотра решений Пятого Конгресса К[оммунистического] И[нтернационала], которые он, С[афаров], считает абсолютно правильными и которые (в заявлении сказано, «некоторые из них») мечтают о второй партии, а это и есть рецидив троцкизма 1923 года. Совершенно понятно, что вначале беседа носила «рекогносцировочный» характер, поскольку С[афаров] старался выяснить наши (я был еще с одним товарищем) настроения и взгляды.
Философия его нынешней политической позиции проста: все разногласия, всю неправильную политическую линию ЦК он сводит к вопросу о руководстве, но под «особым» углом зрения. Эту проблему, как увидите ниже, он разрешает весьма «удачно».
Начинает он свои рассуждения, как полагается «большому вождю», с оценки международного положения.
1. Относительная стабилизация капитализма трещит по всем швам. На первых порах в отношении к СССР это скажется в экономической блокаде, а затем — в прямой интервенции против Советского Союза.
2. Перед лицом подобной опасности, точнее — катастрофы, нельзя ставить вопрос о руководстве ВКП так, как его ставила оппозиция до XV съезда. Хочет или не хочет нынешнее руководство, оно вынуждено будет вести революционную войну за СССР, за сохранение диктатуры пролетариата. О гражданском мире внутри СССР в случае войны не может быть и речи. Залог именно такой политики партии, по мнению С[афарова], кроется в Революционности Российского Рабочего Класса, в большевистских традициях партии и т. д. Революционный подъем рабочего класса будет таким же, каким мы его наблюдали в 1919-1921 гг. Короче. Революционность рабочего класса ставит предел сползанию вправо. (Бухаринская трактовка роста кулака при диктатуре пролетариата.) В таком случае, рассуждает он далее, каждый оппозиционер обязан будет отказаться от своих взглядов, «начихать на них», отказаться от критики политической линии ЦК и взять винтовку для защиты СССР.
