Наиболее обширной территорией, на которой бритты оставались полноправными хозяевами, был (да по сути дела и остается) Уэльс, где до сих пор говорят, пишут, слушают радио и смотрят телевизор на валлийском языке — потомке бриттского. Южнее оставалась еще одна кельтская страна — Корнуолл, где долгое время сохранялся (и сейчас активно возрождается) корнский язык, тоже восходящий к бриттскому. Часть бриттов, как уже было сказано, переселилась по ту сторону Ла-Манша, в Галлию на полуостров Арморика. Переселение было долгим и растянулось как минимум на два века — с пятого по седьмой. Бритты привезли в эту отдаленную и дикую провинцию — эдакий галльский медвежий угол — и свой язык, и новую религию.
Христианство к тому времени было распространено в Галлии почти повсеместно. Исключение составляли совсем уж дикие края. Вот в такую не очень густо заселенную галло-римскими нехристями отсталую область и прибыли переселенцы. Со временем они обжились, освоились. По дошедшим до нас сведениям, заселение западной части полуострова обошлось без особенных конфликтов с немногочисленным местным населением. В восточной части было посложнее найти пустующие земли, и бриттам приходилось применять силу, чтобы укрепиться там. С этих пор Арморика стала называться Малой Британией.
Вот так вкратце можно изложить историческую версию происхождения бретонцев и их языка — единственного островного кельтского языка на континенте, но есть еще версия легендарная, жутковатая. Средневековая бретонская летопись «Хроникон» из Сен-Бриё представляет эти события следующим образом. Будто бы среди бриттских переселенцев был знатный военачальник по имени Конан Мериадек. Вместе со своей дружиной он отвоевал часть земли у жителей Арморики и решил остаться там навсегда. Бриттские воины хотели жениться только на своих соотечественницах, и несколько тысяч девушек отправились на кораблях из Британии в Арморику. Однако их плавание кончилось трагически: поднялась буря, и корабли затонули. Снова собирать девушек и отправлять в опасное путешествие островные бритты не решились, и дружинникам Конана, равно как и ему самому, пришлось выбирать жен из местных красавиц. А для того, чтобы галльские женщины не передали детям свое наречие, каждой из них отрубили язык. С тех пор потомки Конана и говорят по-бретонски. По мнению историков, никакого отношения к подлинным событиям эта легенда не имеет, но времена действительно были жестокие — тогда вполне допускалось покалечить ближнего из каких-то высших стратегических соображений.
Несмотря на то что бриттам пришлось потесниться, в королевствах, располагавшихся на территории современных Уэльса, Корнуолла и Бретани, не наблюдалось какого-то резкого культурного упадка, и последующие века были для этих стран отнюдь не темными. Вспомним эпизод из жития святого Патрика: высадившись в Галлии, юноша оказывается в «пустыне» — дикой безлюдной стране, совершенно не похожей на привычные ему, по всей видимости, довольно плотно заселенные и хорошо обжитые местности.
Поскольку Галлия, Италия и другие, когда-то более богатые и развитые провинции Западной Римской империи утратили былой престиж, жители Великой Британии и Малой Британии стали хранителями и продолжателями традиций римской культуры и при этом гораздо более римлянами по духу, чем их современники, жившие чуть южнее. И святой Патрик, и ему подобные бриттские интеллигенты (каковых было, судя по дошедшим до нас сведениям, немало) считали себя, с одной стороны, бриттами и, собственно, так себя и называли. С другой стороны, каждый культурный бритт владел не только родным языком, но и в обязательном порядке — латинским. На бриттском языке разговаривали в повседневной жизни, общались с представителями власти, а на латинском языке писали книги. Уже упоминавшийся бритт святой Гильда оставил потомкам захватывающее произведение «О погибели Британии» (De Excidio Britanniae), на латинском языке, в лучших традициях римской литературы, с полагающимися для того времени отсылками к библейским историям, но не без бритте кого колорита. Для того чтобы читатель смог составить представление о бриттской литературе того времени (а заодно и о том, какой была тогда Британия), приведу отрывок из книги Гильды в переводе коллеги по МГУ Нины Чехонадской:
«Британия — остров почти на крайней границе [земного] круга — выровнена от юго-запада в направлении запада и северо-западо-запада божественными, как говорят, весами, которые взвешивают всю землю, занимая место ближе к северному полюсу. Она занимает в длину восемьсот миль, в ширину двести, не считая разнообразных мысов с протяженными косами, которые омываются изогнутыми изгибами океана. Она ограждена его весьма обширным и, скажу даже, непроходимым кругом отовсюду, за исключением пролива южного берега, которым плавают в Бельгийскую Галлию. Она орошается устьями двух благородных рек — Тамесиса и Сабрины, словно рукавами, через которые некогда суденышки привозили заморские предметы роскоши, а также другими, меньшими [реками]. Она украшена дважды десятью и дважды четырьмя городами, и многими укреплениями, и полезными сооружениями — стенами, зубчатыми башнями, вратами домов, коньки крыш которых грозными обрывами тянулись ввысь, скрепленные мощной скрепой».
Красота, да и только!
Однако вот во что превратилась эта прекрасная страна в результате войн с англосаксонскими захватчиками:
«Печальное зрелище! повсюду на улицах, среди камней поверженных башен, стен и святых алтарей лежали тела, покрытые запекшейся красной кровью, словно их раздавил некий чудовищный пресс, и не было для них иных гробниц, кроме развалин домов или внутренностей диких зверей и птиц небесных. Это говорю я с почтением к их святым душам, ибо многие из них поистине были святыми, и души их ангелы вознесли к небесам. И виноградник, некогда добрый, так дичает, что, по словам пророка, сборщики не могут увидеть там ни одной грозди, а жнецы — ни одного колоса.
Иные из оставшихся несчастных были загнаны в горы и безжалостно зарезаны. Другие, изможденные голодом, вышли и покорились врагу, готовые принять вечное рабство за кусок хлеба, если только их не убивали на месте, что уподоблялось наилучшей службе. Некоторые отправлялись за море, громко сетуя, как будто вместо команды гребцам они пели под раздутыми ветром парусами: «Ты отдал нас, как овец, на съедение и рассеял нас между народами». Другие остались на своей земле и, охваченные страхом, вверили свои жизни высоким холмам, укрепленным и неприступным, густым лесам и приморским скалам».
У ирландцев тоже не обошлось без переселений: некоторое количество жителей северной части острова из королевства Дал Риада перебралось за море, на север Британии, где была основана Дал Риада Шотландская. Переселенцев называли скоттами, и те, кто знает английский, легко догадаются, почему на этом языке Шотландия называется Scotland. Скотты вынуждены были соседствовать с исконными жителями северной части Британии — пиктами, и далеко не всегда мирно: в конце концов из ирландского поселения Дал Риада выросло королевство Шотландское, а пикты постепенно исчезли со страниц истории, и воспоминание о них осталось в известной читателю балладе о вересковом меде.
И в Ирландии, и в бриттских королевствах буквально кипела интеллектуальная жизнь: в монастырях создавались литературные произведения, причем не только религиозного содержания. Те самые ирландские саги, где герои дерутся у брода, делят кабана и выносят друг другу мозг в самом буквальном смысле, записали ирландские монахи, которые очень бережно относились к наследию предков. В те времена кельтская церковь жила по своему уставу и не подчинялась римской (позже конечно, римская церковь стала сильнее и смогла подчинить себе кельтскую и установить у бриттов и гойделов свои порядки). Ирландские монахи славились по всему тогдашнему христианскому миру: они не только проживали в монастырях, где создавали изумляющие до сих пор произведения искусства, такие как знаменитая Книга Келлз — Евангелие, украшенное тончайшими и сложнейшими узорами, которыми до сих пор вдохновляются художники.
Монахи ко всему прочему путешествовали по Европе с миссионерской деятельностью, при этом добирались не только до таких относительно ближних стран, как Галлия или Италии. Ирландские миссионеры побывали и на Руси и основали миссию в Киеве. Некоторые отправлялись в дальние паломничества, бывало, добирались до Иерусалима.
При этом паломники жадно впитывали все достижения тогдашней интеллектуальный мысли. В основном, конечно, их интересовало богословие, причем настолько, что некоторые историки полагают, что ирландское богословское учение того времени испытало на себе влияние даже сирийских отцов церкви. А по раннесредневековым европейским меркам Ирландия и Сирия (имеется в виду часть Восточной Римской империи, а не современное государство с таким же названием) — это вообще два противоположных конца изведанного мира. Но тогдашняя интеллигенция, похоже, не очень-то обращала внимание на расстояния и тяготы путешествий: общались и обменивались идеями вовсю. Такое впечатление, что для интеллектуалов того времени не существовало ни расстояний, ни дремучих лесов, ни разбойников на больших дорогах, ни других напастей. Хотя на самом деле всякое бывало — и болели, и умирали в дороге, и разбойникам попадались, и диким зверям на обед… Но, видимо, не так уж часто это происходило, и не таким уж страшным и опасным был мир, раз не особенно искушенным в воинском деле монахам удавалось столько путешествовать.
