После короткой передышки Баландин лег подальше от других солдат и немного выдвинулся вперед.
- Только смотрите не засните, - показывая ему сектор наблюдения, сказал Нестеров.
- Будьте покойны, - на этот раз как-то особенно твердо ответил Баландин, продолжая размышлять о том, как бы ему первому увидеть врага.
Глава девятая
Ветер не стихает. Он качает кусты, хлещет ветками по серым обнаженным скалам. У дуба, под которым, притаившись, сидят два человека, мощно дрожит верхушка, поскрипывает высохший треснутый сук. Маленькие птички дубоносы вспархивают и пытаются взвиться в небо, но сильный порыв ветра косо гонит птиц в сторону и давит к кустам. Дуб стоит в ущелье над крутым обрывом, он широко раскинул толстые корявые ветви и, как старый дед, оброс вокруг густой крепкой порослью молодого потомства. На дне ущелья булькает в каменистом русле горный ручеек. Там, внизу, мрачно и тихо. Дуб покачивается, скрипит, словно на кого-то ворчит, сердится...
На противоположном склоне ущелья, в непрерывном шуме леса тают последние солнечные лучи.
- Так что же будем делать? - спрашивает Сапангос.
- Я думаю, надо идти сейчас, пока светло, - давя спиной ствол дуба, отвечает Семион.
- Когда светло, там ходить нельзя, - возражает Сапангос. - Увидят, пропадать будем.
- Ночь темная, ориентироваться трудно, налетим на пограничный наряд, да и место-то не сразу найдешь.
- Я найду, хоть на ощупь, хорошие заметки сделал. Найду, - упрямо твердит Сапангос.
- В этих чертовых скалах заблудиться можно, - возражает Семион. - До сумерек надо взять вещи и местность разведать - надо все рассмотреть.
- Мы и так хорошо местность тут знаем.
- А как же иначе? Сейчас подойдем туда и понаблюдаем еще раз. Если все в порядке, то я сначала пойду один...
- Почему один?
- Вдвоем нельзя... В случае провала ты останешься и уйдешь на явку. Я же плохо знаю местность, а ты тут, как дома...
- Ты, Семион, храбрый человек. Ладно, делай как хочешь, я тебе подчиняюсь.
- Уговор наш помнишь? - дернув поджатой губой, спросил Семион.
- Ты о чем говоришь?
- Я говорю о том, чтобы одна пуля всегда оставалась...
- Сделаем, - вздохнув, ответил Сапангос.
- Живыми мы попадаться не должны, понимаешь?
- Как не понимать!
- Я тебе верю, как брату. Идем...
- Идем.
Семион набросил на плечо ремень с пристегнутым термосом, с которым он никогда не расставался, и взял в руки чемоданчик.
На ветках засуетились, запрыгали витютни, взвизгнула желна, мерным стуком дятел выдалбливал из коры неподатливого червячка.
Вечером, когда солнце утонуло в море, на тропинке около Орлиной скалы показался человек в белой тенниске с чемоданчиком в руках и с висевшим через плечо на ремне термосом. Он возник перед глазами Баландина так неожиданно, словно вынырнул из земли. Остановившись, он огляделся вокруг, поправил серую широкополую, свисавшую на уши панаму. Постояв немного, круто свернул с тропы и присел под кустом черноклена, как раз там, где почти на чистом месте была закопана радиостанция. Здесь была крошечная, густо окруженная кустарником плешинка, на ее краю рос второй приземистый ветвистый черноклен. Дальше шли сплошные заросли. Не спеша, будто присев отдохнуть, человек в панаме снял с плеча термос, поставил его рядом с чемоданчиком, взглянул на ручные часы, закурил. Затянувшись несколько раз подряд, он бросил недокуренную сигаретку в кусты, торопливо прочистил мундштук, еще раз воровато огляделся и тихо вскрикнул голосом птицы. Через минуту в стороне раздался ответный крик-звонкий и резкий. Он сразу же замер в шелестящем порыве ветра.
Крепко натянув на лоб панаму, человек вдруг встал на колени и начал снимать под кустом верхний слой дерна. Беспорядочно раскидав землю, он вытащил из ямы ящик с аппаратурой, небольшой чемодан и поставил их рядом с термосом.
Наблюдая за действиями нарушителя, пограничники замерли в ожидании приказа.
Где-то совсем близко вскрикнула сова и, тяжело взмахивая крыльями, пролетела над головой Баландина. Он лежал под приземистым чернокленом впереди всех и видел, как нарушитель копался в земле и вынимал какие-то ящики. Пролетевшая сова своими шумными крыльями вывела его из оцепенения, он не выдержал и, не дождавшись приказа, сам с яростью в голосе скомандовал:
- Руки вверх!
Подстегнутый неожиданным вскриком, нарушитель вскочил, резким и гибким движением схватил термос.
- Руки! - громче прежнего повторил Баландин и нажал спусковой крючок карабина.
Грохнул выстрел.
Еще не успел замереть раскатистый звук, как нарушитель, взмахнув термосом, швырнул его в кусты. Гулкий, тяжелый, ошеломительный взрыв качнул деревья. Вырванный с корнями черноклен, с дымной кучей земли, вместе с телом Баландина отбросило на тропу. Неподалеку в клубящейся пыли застонал Нестеров и еще кто-то. Тут же, в изуродованных кустах, корчилась, выла закиданная землей Гойда.
Лежа в вырытой им ямке, нарушитель хлестко бил по кустам. На предложение Ромашкова бросить оружие ответил выстрелами из автоматического пистолета.
Очередями из автоматов пограничники прижали его к земле. Им было приказано взять врага живым.
Пограничники подползали все ближе и ближе Нарушитель, видя, как все плотнее и плотнее сжимается вокруг него смертельный круг, понял, что его хотят схватить живым. Стреляя наугад, он то вскакивал, то вновь ложился, продолжая бить из пистолета. Второй гранаты у него не оказалось. Вдруг после нескольких выстрелов он затих...
Видя безвыходность положения, нарушитель выстрелил себе в рот. Пользуясь завязавшейся перестрелкой, Сапангос сумел ускользнуть. Опытный, дерзкий, хорошо знающий местность, он, как змея, прополз через несколько цепей и, только в последней натолкнувшись на зазевавшегося молодого солдата, убил его в упор и ушел в горы.
Взрывом гранаты, замаскированной под термос, был убит Баландин. Сержант Нестеров и еще двое солдат оказались контуженными.
Вскоре на место стычки прибыл находившийся неподалеку генерал Никитин.
- Как же это все получилось? - выслушав доклад Маланьина, спросил Никитин.
- Выявили себя раньше времени, товарищ генерал.
- Кто это сделал?
- Говорят, что солдат Баландин не выдержал, крикнул и выстрелил. Он сам и погиб...
- Ну что ж, на мертвых вину валить не будем, - задумчиво проговорил Никитин. - Подполковник Маланьин, распорядитесь насчет похорон солдата. Он погиб на боевом посту. А то, что не выдержал, виноваты и мы - плохо учили. А этого, - показав на труп диверсанта, продолжал Никитин, - сфотографировать, как в таких случаях положено, пленку быстро проявить и доставить мне. Вещи его доставить в штаб.
Глава десятая
Настя прожила в Дубовиках одиннадцать дней. Отпуск заканчивался. Все это время она сильно скучала и даже несколько раз втихомолку всплакнула. И всему виной был капитан Ромашков. При той последней встрече она решила, что капитан считает ее просто глупенькой, легкомысленной девчонкой, способной строить глазки и лейтенанту Пыжикову и чубатому рыбаку Васе. Но ведь для них она никогда не наряжалась в самые лучшие платья, не пела им своих задушевных песен, не прикалывала голубеньких бантиков, а просто ходила в зеленых спортивных брюках, со склянками в руках, смеялась с ними, шутила, а перед ним так только играла словами, на самом же деле всегда робко опускала глаза. А он на нее никакого внимания. Почему? Это больно задевало и тревожило девушку. Вспоминая последнюю встречу, Настя вспыхивала и краснела. Выставилась тогда в окошко, как дурочка, бантики нацепила, а разговаривала как? Трещала, требовала, чтобы ее проводили. Вот же глупая! Петя, тот, конечно, пошел бы, а что толку? Если бы этот строгий нахмуренный капитан мог понять, что у нее на сердце, догадался бы, сколько она о нем думает! Что бы такое придумать, чтобы заставить его хоть немножко потосковать, как она тосковала эти дни в своих Дубовиках? Но теперь ее вдруг потянуло назад, к морю, поближе к заставе. "Приеду, обязательно встречусь в первый же день. Позвоню на заставу, там на заводе у коменданта есть отводная трубка, позвоню и спрошу, например, погоду... Сверю сводки. Они получают свои..."
А что будет дальше - она и сама еще не знала.
Накануне отъезда весь долгий день Настя не находила себе места, слонялась по хате из угла в угол. Пробовала заниматься с сестренкой Валей арифметикой, но была так рассеянна, что не могла вспомнить самые простые правила.
Валя задумчиво грызла карандашик и поначалу терпеливо ждала, когда домашний педагог перелистает весь задачник. Девочке это надоело. Закрыв тетрадь, она взяла из рук сестры свой учебник и решительно заявила:
- Я больше с тобой никогда не буду заниматься. Листаешь задачник и не видишь, що там написано... Только воображаешь, що можешь учить. За целый час мы только одну задачку прошли. И вообще ты стала, как кисель.
