Радек раньше ответил нам на это: потому, что она уже "осуществилась". Мы этот ответ рассмотрели. Он совершенно несостоятелен и вдвойне несостоятелен в устах Радека, который стоит на том, что сущность старого ленинского лозунга совсем не в формах власти, а в фактической ликвидации крепостничества путем сотрудничества пролетариата с крестьянством. Ведь этого то, как раз, керенщина и не дала. Отсюда вытекает, что для разрешения наиболее острого сейчас вопроса, именно китайского, экскурсия Радека в наше прошлое вообще ни к чему. Рассуждать надо было не о том, что Троцкий понимал и чего не понимал в 1905 году, а о том, чего не поняли Сталин, Молотов и особенно, Рыков и Каменев в феврале-марте 1917 года (какова была в те дни позиция самого Радека, мне неизвестно). Ибо, если считать, что в двоевластии демократическая диктатура "осуществилась" настолько, чтоб сделать неотложной смену центрального лозунга, тогда необходимо признать, что в Китае "демократическая диктатура" гораздо полнее и законченнее осуществилась в гоминдановском режиме, т. е. в господстве Чан-Кай-Ши и Ван-Тин-Вея с тан-пин-сяновским*1 хвостом. Тем более, значит, обязательна была смена лозунга в Китае. /*1 Чан-Кай-Ши - вождь правого Гоминдана. Ван-Тин-Вей - вождь левого Гоминдана. Тан-Пин-Сян - министр-коммунист, проводивший в Китае политику Сталина-Бухарина./
Но ведь "наследство предыдущих социально-политических формаций" в Китае еще не ликвидировано? Нет, не ликвидировано. А разве оно было ликвидировано у нас к 4-му апреля 1917 г., когда Ленин объявил войну всему верхнему слою "старых большевиков"? Радек противоречит себе безнадежно, путается и мечется из стороны в сторону. Заметим, что он совсем не случайно употребляет сложное описательное выражение насчет "наследства формаций", варьируя его в разных местах и явно избегая более короткого выражения: пережитки феодализма или крепостничества. Почему? Потому, что Радек только вчера еще начисто отрицал эти пережитки, вырывая тем самым всякую почву под лозунгом демократической диктатуры. В докладе своем в Коммунистической Академии Радек говорил:
"Истоки китайской революции не менее глубоки, чем истоки нашей революции 1905 года. Можно сказать с уверенностью, что союз рабочего класса с крестьянством будет там сильнее, чем был у нас в 1905 году, по той простой причине, что они будут бить не по двум классам, а по одному классу буржуазии".
Да, "по той простой причине". Но если пролетариат вместе с крестьянством бьют по одному классу, буржуазии, - не по пережиткам феодализма, а по буржуазии, - то как называется такая революция, позвольте вас спросить? Неужели же демократической? Заметьте, что Радек говорил это не в 1905 г. и даже не в 1909, а в марте 1927 года. Как же тут связать концы с концами? Очень просто. В марте 1927 года Радек тоже сбивался с верного пути, только в другую сторону. В своих тезисах по китайскому вопросу оппозиция внесла коренную поправку в тогдашнюю односторонность Радека. Но в приведенных только что его словах все же было ядро истины: сословия помещиков в Китае почти нет, землевладельцы связаны с капиталистами неизмеримо теснее, чем в царской России, удельный вес аграрного вопроса в Китае поэтому гораздо меньше, чем в царской России; зато огромное место занимает национально-освободительная задача. Соответственно с этим способность китайского крестьянства к самостоятельной революционно-политической борьбе за демократическое обновление страны никак уж не может быть выше, чем у русского крестьянства. Это нашло, в частности, свое выражение в том, что ни до 1925 г. ни за три года китайской революции в Китае вовсе не обнаружилось народнической партии, которая написала бы аграрный переворот на своем знамени. Все это в совокупности показывает, что для Китая, уже оставившего позади опыт 1925-1927 г. г., формула демократической диктатуры представляет собой реакционную ловушку, еще более опасную, чем у нас после февральской революции.
И другая экскурсия Радека в прошлое, еще более отдаленное, также немилосердно оборачивается против него. На этот раз дело идет о лозунге перманентной революции, выдвинутом Марксом в 1850 г.
"У Маркса - пишет Радек - не было лозунга демократической диктатуры, а у Ленина он сделался политическим стержнем с 1905 по 17 г. и вошел, как составная часть в его концепцию революции во всех (?!) странах начинающегося (?) капиталистического развития".
Опираясь на несколько строк Ленина, Радек объясняет это различие позиций: центральной задачей немецкой революции было национальное объединение, у нас - аграрный переворот. Если не механизировать это противопоставление и соблюдать пропорции, то оно в известных пределах верно. Но как же быть тогда с Китаем? Удельный вес национальной проблемы, по сравнению с аграрной, в Китае, как в полуколониальной стране, неизмеримо больше, чем даже в Германии 1848-1850 гг., ибо в Китае дело идет одновременно и об объединении и об освобождении. Свою перспективу перманентной революции Маркс формулировал, когда в Германии оставались еще все троны, сословие юнкеров владело землею, а верхи буржуазии были лишь допущены в преддверие власти. В Китае монархии нет уже с 1911 г., нет самостоятельного класса помещиков, у власти стоит национально-буржуазный Гоминдан, а крепостнические отношения, можно сказать, химически слились с буржуазной эксплоатацией. Таким образом, сделанное Радеком сопоставление позиций Маркса и Ленина целиком говорит против лозунга демократической диктатуры в Китае.
Однако же, и позицию Маркса Радек берет несерьезно, случайно, эпизодически, ограничиваясь циркуляром 1850 года, где Маркс еще рассматривает крестьянство, как естественного союзника мелко-буржуазной городской демократии. Маркс тогда ждал самостоятельного этапа демократической революции в Германии, т. е. временного прихода к власти городских мелко-буржуазных радикалов, опирающихся на крестьянство. Вот в чем гвоздь! Но ведь этого то как раз и не произошло. И не случайно. Уже в середине прошлого столетия мелко-буржуазная демократия оказалась бессильной совершить свою самостоятельную революцию. И Маркс этот урок учел. 16-го августа 1856 года - через 6 лет после упомянутого циркуляра - Маркс писал Энгельсу:
"Все дело в Германии будет зависеть от возможности поддержать пролетарскую революцию каким либо вторым изданием крестьянской войны. Тогда дело пойдет прекрасно".
Эти замечательные слова, совсем позабытые Радеком, являются поистине драгоценнейшим ключем к октябрьской революции и ко всей занимающей нас проблеме в целом. Перескакивал ли Маркс через аграрный переворот? Нет, как видим, не перескакивал. Считал ли он необходимым сотрудничество пролетариата и крестьянства в ближайшей революции? Да, считал. Допускал ли он возможность руководящей или хотя бы самостоятельной роли крестьянства в революции? Нет, не допускал. Маркс исходил из того, что крестьянство, которому не удалось подпереть буржуазную демократию в самостоятельной демократической революции (по вине буржуазной демократии, а не крестьянства), сможет подпереть пролетариат в пролетарской революции. "Тогда дело пойдет прекрасно". Радек как будто не хочет замечать, что это самое произошло в Октябре, и произошло не плохо.
Применительно к Китаю вытекающие отсюда выводы абсолютно ясны. Спор идет не о решающей роли крестьянства, как союзника, и не об огромном значении аграрного переворота, а о том, возможна ли в Китае самостоятельная аграрно-демократическая революция, или же "новое издание крестьянской войны" подопрет пролетарскую диктатуру. Только так стоит вопрос. Кто его ставит иначе, тот ничему не научился, ничего не понял, тот лишь сбивает и запутывает китайскую компартию.
Для того, чтобы пролетариям стран Востока открыть себе путь к победе, нужно первым делом устранить, отбросить, растоптать и метлой вымести педантски-реакционную сталинско-мартыновскую теорию "стадий" и "ступеней". Большевизм вырос в борьбе с этим вульгарным эволюционизмом. Равняться надо не по априорным маршрутам, а по реальному ходу классовой борьбы. Отбросьте сталинско-куусиненовскую идею: устанавливать очередь для стран разного уровня развития, снабжая их заранее карточками на разные революционные пайки. Равняться надо по реальному ходу классовой борьбы. Неоценимым руководителем в этом является Ленин, только надо брать всего Ленина.
Когда в 1919 г., особенно в связи с организацией Коминтерна, Ленин сводил к единству выводы истекшего периода и придавал им все более законченную теоретическую формулировку, он опыт керенщины и Октября истолковывал так: в буржуазном обществе, с уже развернувшимися классовыми противоречиями, может быть либо диктатура буржуазии, открытая или замаскированная, либо диктатура пролетариата. Никакого промежуточного режима быть не может. Всякая демократия, всякая "диктатура демократии" (иронические кавычки Ленина) будет только прикрытием господства буржуазии, как показал опыт самой отсталой европейской страны, России, в эпоху ее буржуазной революции, т. е. в эпоху, наиболее благоприятную для "диктатуры демократии". Этот вывод был положен Лениным в основу его тезисов о демократии, которые родились только из совокупного опыта февральской и октябрьской революций.
