Ознакомительная версия.
Действительно, в древности, когда климат Центральной Азии был более влажным, эта область могла прокормить большое количество населения. Реки аридной зоны, имеющие постоянный характер, не доставляли неприятностей обитателям их берегов. Кроме того, в предгорьях Алашаня и Наньшаня было много озер, хотя отчасти и зараставших камышом, но служивших прекрасными местами водопоя для скота. Озера эти питались горными ручьями и речками, такими, например, как Эдзин-Гол, Сулэхэ и Данхэ. Здесь развивались скотоводство, облавная охота; эти занятия были не очень трудоемки и обеспечивали людей достаточным количеством мясной пищи.
Большую часть Западная края (Сиюй) занимала пустыня Такла-Макан, деля ее пополам: с севера и с юга ее окаймляли цепочки зеленых оазисов, питавшихся водой, сбегавшей с горных цепей. Крупнейшие из этих оазисов: Хотан, Ташкурган и Яркенд — на юге и Хами, Турфан, Карашар, Куча, Курля, Аксу и Кашгар — на севере. На западе от Яркенда был перевал, который вел в Среднюю Азию, в благословенную Ферганскую долину; от Ташкургана высокий горный перевал вел в Ваханскую долину и в Афганистан, но этот путь был чрезвычайно труден, дорога шла по горным тропинкам и висячим мостам над пропастями, и поэтому ею редко пользовались. Самый удобный путь на запад проходил через Джунгарские ворота, по северной стороне Тяньшаня. Это была та дверь, через которую Срединная Азия общалась с Казахстаном и Средней Азией, т. е. с западным миром.
После того как влажность в Центральной Азии упала на 100–150 мм, многие степные озера высохли, а ручьи ушли в недра земли под раскаленный щебень и песок пустыни Такла-Макан. Оскудела растительность Алашаньской степи, разбежались уцелевшие звери, и человек уже не мог там жить. Горячие вихри занесли песком руины крепостей и храмов, и теперь некоторые ученые даже не хотят верить, что здесь были цветущие места, где ключом била жизнь.
И ныне песчаная пустыня Такла-Макан — одна из самых страшных в мире. Раскаленные солнцем пески совершенно лишены растительности. Бури поднимают в воздух тучи песка и переносят его на огромные расстояния, резко меняя рельеф местности.
Одной из загадок этой удивительной страны является знаменитая Люкчунская впадина, лежащая ниже уровня моря, в которой расположен Турфанский оазис. Эта впадина открыта одновременно двумя экспедициями — М. В. Певцова и братьев Грумм-Гржимайло. Один из них так описывал ее: «Нет другого более знойного уголка в Центральной Азии, чем Турфанская область; зависит же это от орографических особенностей этой страны. В Притяньшанье господствуют два ветра: северо-западный, дующий преимущественно зимой и летом, и северо-восточный — осенью и зимой. От первого Турфан защищен снеговым массивом Богдо-ола, второй перекатывается свободно через пониженную часть Тяньшаня. Оттого климат Турфана очень сух и зимой сравнительно очень суров, а летом очень зноен. Крайности континентального климата здесь увеличиваются. Солнечные лучи всей своей силой накаляют горы Туз и Куш-тау и, отражаясь, значительно возвышают летнюю температуру, которая и без того высока благодаря вечно безоблачному небу, чрезвычайной сухости воздуха и отрицательной высоте места»[306]. Разность давления июля и января здесь равна 30 мм, т. е. наибольшая для всего Земного шара, а средняя температура июля очень близка к температуре Сахары. Воды также мало: на всю котловину четыре убогих ручья.
Казалось бы, в этой безотрадной долине не могла развиться никакая культура. Однако именно здесь существовала цитадель особого восточного варианта среднеазиатской культуры. Г. Е. Грумм-Гржимайло доказал, что первые известные обитатели Турфанской котловины были восточные иранцы[307], вернее согдийцы, знавшие систему кяризного орошения и умевшие оживлять пустыню. До Турфана китайцы смогли добраться лишь во II в. до н. э. и обнаружили там немногочисленный, но самостоятельный народ, который назвали чеши. Чеши и их потомкам принадлежит слава создания городов и храмов, которые ныне пленяют археологов. Однако чеши вряд ли обосновались бы в Турфанском оазисе, если бы там был современный климат. О его значительной влажности в прошлом говорит наличие большой высохшей реки и многих также высохших ручьев. Высохли они уже в историческое время, так как на берегу сухого русла стоят развалины буддийского монастыря[308]. Кроме того, Г. Е. Грумм-Гржимайло нашел к югу от дороги между Хами и Пичаном ряд тростниковых займищ, по-видимому, связанных между собой[309]. Приходится признать, что в условиях континентальной Азии климат играл роль гораздо более активную, нежели в прибрежной Европе.
Оседлые земледельцы устраивали свои поселения в небольших оазисах, например, Заднее Чеши у склона Тяньшаня, Пулэй у озера Баркуль и т. е. Дикими и ненаселенными оставались сыпучие пески в Восточной Джунгарии.
Джунгарию и Семиречье китайские географы знали. На уже упомянутой китайской карте Сиюй (Западный край) изображен относительно точно. На север от Тяньшаня, в Джунгарии, показаны реки Манас и Урунгу, но монгольского Алтая нет. На своем месте озеро Баркуль. На левой половине карты отмечены довольно точно притоки Тарима: Хотандарья, Яркенддарья, Кашгардарья и др. Показано скопление гор на месте Памира и там же истоки большой реки, очевидно, Пянджа, но продолжения его нет. К югу от Памира изображен, по-видимому, исток Инда, но весьма неточно. Западный Тибет не был изведан китайцами. Хребет Цунлин отмечен дважды. Он тянется в широтном направлении и по расположению соответствует Алаю. Хотя Ферганская долина (Давань) отмечена, но Сыр-Дарьи почему-то нет. Чу показана вытекающей из озера Иссык-Куль. Ныне эта река теряется в песках, а на карте в этом месте помечено большое озеро. Река Или совершенно правильно показана впадающей в Балхаш. Этими пределами ограничивались сведения китайского картографа.
Что знали об этом крае западные географы? В «Географии» Птолемея содержатся сведения о «Скифии Заимайской», «Серике» и «Земле Саков», касающиеся тех самых территорий, которые описаны китайцами под названием Сиюй[310]. Подобно китайскому картографу, Птолемей допустил одну ошибку; он считал, что Яксарт (Сыр-Дарья) вытекает с Памира (Комедских гор), и поэтому загнул истоки Яксарта к югу, а Памир передвинул на запад, вследствие чего у него получился разрыв между Памиром и Имайскими горами, отделяющими восточную половину Средней Азии от западной[311]. Только эта ошибка отличает его карту от современных. Названия географические и этнографические у греков и китайцев звучат по-разному, но поддаются отождествлению. В. В. Григорьев удачно сопоставил названия: Хата и Хотан, Сага и Согюй (Яркенд), Хаса и Кашгар (хотя в китайской географии это название появляется только в VII в. н. э.), область Ауксайская и Аксу (китайское Вынь-су). Опираясь на эти отождествления, В. В. Григорьев установил, что Исседон Серский соответствует городу Юйтянь, т. е. Хотану, Исседон Скифский — Куче, А Дмана — Карашару. Ему же принадлежит приоритет в сопоставлении фрунов Страбона и Дионисия Периегета и фруров Плиния с тибетцами-кянами, а ифагуров — с тохарами[312]. По-видимому, совершенно правильно отождествление народа конеедов, помещенного Птолемеем к северу от Ауксайских гор (Тяньшаня), с усунями.
Совокупность сведений восточных и западных авторов позволяет нам восстановить этнографическую и политическую карту бассейна Тарима с достаточной для историка точностью[313]. Край был населен очень редко. Оазисы, отделенные друг от друга пустынями, жили обособленной жизнью. До тех пор, пока китайцы не проложили Великий караванный путь, в Западном крае общение было затруднено. Это усугублялось еще этническим многообразием: кочевые племена были тибетского происхождения, полукочевые — жунского, оседлые земледельцы — тохары — говорили на индоевропейском языке, сходном с фракийско-фригийским и армянским, но на двух весьма несходных диалектах — северном в Турфане и южном в Куче и Карашаре. Тохарские тексты писались индийским алфавитом — брахми. В Хотане и прилегающих к нему с востока предгорьях Алтынтага говорили на архаическом восточноиранском языке, близком к сакскому[314]. Китайцы считали, что хотанцы похожи на них[315], а тохаров относили к иному физическому типу, т. е. к европеоидам[316]. Такое этническое, языковое и культурное разнообразие мешало объединению страны, делало ее легкой добычей как для кочевой державы хуннов, так и для растущей китайской империи. Это учел и использовал император У-ди.
Глубокий перелом, который произошел при У-ди во внешней и внутренней политике Китая, был подготовлен всей историей предыдущих лет и определил катастрофу, наступившую через столетие. Он коснулся всех сторон жизни, но отчетливее всего дал себя знать в области идеологии и внешней политики.
Ознакомительная версия.
