Глава X. Рыцарские ордена
1. Аскетический идеал оказывал влияние не только на церковные слои. Он воздействовал и на мирян, и от этого слияния его с идеалом рыцарства получилась своеобразная форма – рыцарские ордена. Не будучи ещё аскетическим и не сливаясь ещё с монашеским, рыцарский идеал был уже идеалом христианским. Рыцари – «cil que Damedieu servent de loïal cuer entier» – те, кто верно служат Господу Богу всем своим честным сердцем – были, по мысли идеологов, защитниками слабых и безоружных, вдов и сирот, защитниками христианства против неверных и еретиков. Стать рыцарем значило «поклясться ни шагу не отступать перед неверными» – «Mieux vaurais être mors que coars appelés» – лучше умереть, нежели заслужить имя труса. Иуда Маккавей однажды во главе сотни встретился с двухтысячным врагом и не убоялся, надеясь на Бога, – «fiance que Dex li aidera» упование на то, что Бог поможет. Миссия защиты паломников в Святую Землю, помощи тем из них, которые, больные или бедные, в ней нуждались, защиты Гроба Господня от неверных вытекала, таким образом, из идеала христианского рыцарства. Благодаря господству аскетического миросозерцания она сочеталась с принесением монашеских обетов, и так возникли рыцарские ордена. В XI веке в Святой Земле появились иоанниты. В начале XII века там возникли храмовники (тамплиеры). В XII же веке создалось много рыцарских орденов, среди них тевтонский и испанские Калатрава и Алькантара. Тогда же каноники святого Элигия, соединясь с появившимся ещё в 1161 году рыцарским орденом святого Иакова, составили Ordo militaris crucigerorum (1171 г.).
Рыцарские ордена не были местным палестинским явлением. При связях Святой Земли с Западом движение должно было передаться в Европу, и в ней, особенно в классической стране рыцарства – во Франции, оно почерпало свои силы. На Западе же христианское рыцарство получило теоретическое обоснование и создался устав одного из значительнейших рыцарских орденов – храмовников. Ранее, чем Иерусалим был завоёван крестоносцами, в нём существовал «госпиталь» (hospitale hierosolymitanum), разросшийся вместе с торжеством христианства в Святой Земле. Стоявший во главе этого госпиталя Герард положил начало братству, первый устав которого был составлен уже его преемником и утверждён Папами Иннокентием II, Евгением III и Луцием III. Устав этот с течением времени пополнялся и изменялся, приняв окончательный свой вид лишь к началу XIV века. Первоначальною задачею братства была помощь больным и паломникам, почему братья и назывались госпиталитами, и защита паломников от разбойников и неверных, что рано выдвинуло боевой, рыцарский элемент ордена. Особенно славился иерусалимский госпиталь, расположенный прямо против Гроба Господня, но вслед за ним появились госпитали и в других городах Востока. Долгое время забота о больных и паломниках стояла на первом месте. Бедные назывались «господами»; сами себя иоанниты называли их «слугами». Милостыня, собранная за день, приносилась вечером в комнату, где находились призреваемые, и складывалась перед ними. Вечером же несешаль дома обходил больных в сопровождении священников братства и приглашал «господ бедных» помолиться за орден, его покровителей и за всех христиан. Но мало-помалу борьба с неверными всё более выдвигала воинскую цель ордена, а благодаря этому росло значение рыцарского элемента: заботу о больных стали предоставлять отодвинутым на второе место братьям, специально посвящавшим себя ей. В 1259 году Папа утвердил сложившееся деление ордена на три слоя: на рыцарей, священников и братьев-госпиталитов. В связи с расширением военных задач ордена у него появились замки и обширные владения, превратившиеся в своего рода орденское государство, павшее вслед за вытеснением христиан из Святой Земли (1291 г.), когда остатки госпиталитов перебрались на Кипр. Здесь они вновь усилились, приобрели Родос и создали новое островное государство, долгое время бывшее оплотом христианства на Востоке. Последним прибежищем теснимых турками госпиталитов была подаренная им в 1530 году Карлом V Мальта, что повело за собою наименование ордена мальтийским.
Орден включал в себя членов разных наций и соответственно им делился на восемь «языков»: Прованс, Овернь, Франция, Италия, Арагон, Англия, Германия и Кастилия. Каждая нация – «язык» – распадалась на приораты, подчинённые приорам и в свою очередь подразделенные на визитируемые главным приором округа. Высшая власть в ордене была поделена между магистром и Собором. И в Палестине, и потом на Кипре орден достиг значительного процветания, ещё увеличившегося, когда в 1311 году ему была передана часть владений уничтоженного ордена храмовников. В начале XIV века доходы иоаннитов в 18–20 раз превосходили доходы французского короля, достигая 35 миллионов франков. Крупное значение имели иоанниты для Церкви, являясь настоящею церковною армией.
Аналогично развитие и другого ордена – тамплиеров (Fratres militiae templi, equites templi, pauperes commilitones templi Salomonis). В 1119 году несколько французов, руководимые Гюгом (Hugues de Payns) и Годфруа (Godefroid de Saint-Omer), решились защищать паломников от нападения сарацинов и разбойников, очищать дороги и охранять цистерны. Иерусалимский король предоставил им жилище сначала в своём дворце, потом в расположенном на месте старого Соломонова храма доме каноников. Перед лицом иерусалимского Патриарха принесли они торжественный обет «в послушании, целомудрии и бедности» сражать врагов Христовых. Но орден увеличивался очень медленно, и Гюг принуждён был искать помощи во Франции, где его ожидало полное сочувствие общества, сам граф Шампани Гюг вошёл в число членов ордена, Церкви и, что, может быть, не менее важно, святого Бернарда. Бернард в особом сочинении попытался оправдать существование рыцарских орденов, примирив воинскую деятельность со служением Богу.
«Нет такого закона, – писал Бернард, – который бы запрещал христианину поднимать меч. Евангелие предписывает воинам сдержанность и справедливость, но оно не говорит им: „Бросьте оружие и откажитесь от воинского дела!“». Евангелие запрещает несправедливую войну, особенно между христианами. «Было бы запрещено убивать и язычников, если бы каким-нибудь другим образом можно было помешать их вторжениям и отнять у них возможность притеснять верных. Но ныне лучше их избивать, чтобы меч не висел над головою справедливых и чтобы зло не прельщало несправедливых. Нет для избравших себе воинскую жизнь задачи благороднее, чем рассеять этих жаждущих войны язычников, отбросить этих служителей скверны, мечтающих отнять у христиан сокрытые в Иерусалиме сокровища, осквернить святые места и захватить в наследие святилище Бога. О, да извлекут дети веры оба меча против врагов!». Так рыцарство оправдано. Сам Христос, «вооружившийся не мечом, а бичом, чтобы изгнать из храма продавцов», – прообраз поселившихся на месте Соломонова храма тамплиеров.
Появилось новое рыцарство – воинство Божье (militia Dei). Ему не нужны женственные наряды мирского рыцарства. Три качества необходимы настоящему воину: острое зрение, чтобы не напали на него врасплох, быстрота и готовность к бою. И тамплиеры не носят длинных волос, чтобы свободно глядеть и вперёд, и назад (afin qu'ils puissent ordonéement esguarder devant et derrière). «Они покрыты пылью, темны их панцырь и шлем. Ни серебро, ни золото не украшают их скромного вооружения. Не игре в кости и не праздным забавам посвящены досуги храмовников». Новое рыцарство «заперло двери своих домов для мимов, магов и скоморохов; оно презирает игры, страшится охоты». «Редкие часы досуга посвящаются починке одежды и оружия». Молитвы наполняют день, и «взрывы смеха» сменились святым пением псалмов.
Такие воины – истинные воители Христовы – могут сражаться за дело Господне. Пусть убивают они врагов или гибнут сами. Им нечего бояться. Славно претерпеть смерть за Христа и не преступно убивать других за Него. Христов рыцарь убивает безгрешно и умирает со спокойною совестью. Умирая, он трудится для себя, убивая – для Христа. Недаром носит он меч. Служитель Бога, он – каратель злых и спаситель добрых. Убивая злого, он – не человекоубийца, а «злоубийца» (malicida). Он мститель, служащий Христу, и защитник христианского рода. «Великое счастье умереть в Боге, счастливее тот, кто умирает за Бога!».
Подобными соображениями оправдывался немыслимый и внутренне противоречивый идеал «рыцаря Христова». Его внутренняя противоречивость была недоступна современникам, обнаружившим своим непониманием глубокое чутьё реальности Церкви. Церковь могла утверждать своё существование только силою, и отказаться от неё значило отказаться от торжества христианства, уступить, с одной стороны, язычникам, с которыми боролись рыцарские ордена, с другой – еретикам, которых сжигали инквизиторы. Чтобы выполнять свою миссию и вести к религиозно-нравственному совершенству мир в эту эпоху крови и железа, нужна была и «железная лоза». Князья Церкви и её богословы, близкие к самому источнику христианства – его священным книгам, понимали необходимость борьбы, и искусным сопоставлением текстов Ветхого и Нового Заветов с полною убедительностью доказывали себе и другим примиримость её с учением Христа. И не трудно было опровергнуть утверждение еретиков, что Христос запретил убивать. Еретики ссылались на известный текст Матфея, гл. 5, ст. 21: «Слышали, что сказано древним: не убий, а кто убьёт, подлежит суду. Я же говорю, что всякий, напрасно гневающийся на брата своего, подлежит суду». Если принять воззрение еретиков, следует допустить, что Христос отменил тот самый закон, исполнить который, по собственным же Его словам, Он пришёл. Ближайшее рассмотрение текста разрушает недоумение. Древним было сказано «Не убий» только в применении к обыкновенным людям; властям же было сказано: «Не позволяйте жить преступникам». Фарисеи же, «лукаво излагая закон», говорили, что запрещено только физическое убийство, а «убивать дух не запрещено никому». Христос только подтвердил настоящий смысл закона, запрещающий обыкновенным людям всякое убийство, и физическое, и духовное, молчаливо одобрив убийство, совершаемое властями. Итак, образованные представители Церкви не видели и не чувствовали противоречия между убийством и учением Христа. Что же касается мирян, то, выросшие в нравах своего века, они (за исключением уклоняющихся в ересь) могли почувствовать это противоречие ещё менее. Зато они любили христианство и свою Церковь, и верные сыны её с болью в сердце смотрели на её унижение язычниками, понимая, что только меч может защитить дело Господне.
