— Вот, сволочь, прет без роздыху, — ругался Кульвинский. — Когда только у Гудериана иссякнут силы?
— Когда выбьем у него танки, — произнес комбриг. — Постарайся, Павел Васильевич, как можно скорее довести приказ до командиров частей и подразделений.
— Будет сделано!
Катуков торопился укрепиться на новых оборонительных позициях, на постройку которых была отпущена только одна ночь: утром противник может ударить еще более крупными силами.
И точно. Едва рассвело, как ожил фронт. Немцы повели наступление, стараясь в первую очередь сковать действия 4–й танковой бригады. Особенно упорно ломились они к деревне Фарафоново, где держала оборону рота легких танков и мотострелки. Как бы нужна была сейчас авиация для прикрытия! Увы, ее не было. Противник же группами до 17 самолетов бомбил наши боевые порядки. Зенитный дивизион не в состоянии был обеспечить всю глубину обороны с воздуха.
И все же, получив достойный отпор, немцы в середине дня 10 октября прекратили атаки.
— Выдохлись фрицы, что ли? — высказал предположение Бойко. — Что—то у них не клеится?
Катуков не разделял оптимистического тона своего комиссара. Немцы атаковали, но их атаки были лишь видимостью, отвлекающим маневром. Комбриг прищурил глаза:
— Сто против одного: противник где—то замышляет новую каверзу.
Погода ухудшалась с каждым днем. Распутица затрудняла продвижение войск, но Гудериану все же удалось протолкнуть 4–ю танковую дивизию Лангермана к Мценску. 2–я танковая армия за последние недели боев потеряла значительную часть своей техники. Русские «тридцатьчетверки» успешно жгли немецкие «Т—III» и «T—IV». Генерал Гудериан вынужден был признать, что борьба с русскими танками «Т–34» складывалась не в его пользу, подбить этот танк сложно, надо поразить мотор через жалюзи с тыльной стороны, а «для этого требовалось большое искусство». Да и пехота, наступая с фронта, при поддержке танков «наносила массированные удары по нашим флангам. Они кое—чему уже научились».
Выезжая к месту боев, командующий 2–й танковой армией не раз мог убедиться в превосходстве «тридцатьчетверок». Убедился он и в другом — «исчезли перспективы на быстрый и непрерывный успех».
Генерал даже написал доклад командованию группы армий «Центр» о сложившейся обстановке, предложил направить на фронт комиссию, в состав которой должны войти представители Министерства вооружения и танкостроительных фирм, конструкторы танков, с тем чтобы, осмотрев на поле боя русские и немецкие танки, решить вопрос об изменении конструкции танков «T—IV» и об ускорении производства крупных противотанковых пушек, способных пробивать броню танка «Т–34». Такая комиссия прибыла из Берлина во второй половине ноября 1941 года.
Неудачи на фронте безусловно сказывались на настроении не только немецких солдат, но и офицеров, многие из которых воевали в Польше, Франции, Бельгии, Голландии. Они помнят, как без особых хлопот прорывали «линию Мажино», как форсировали реку Маас. Это была своего рода прогулка по Франции. Сам Гудериан об этих боях писал так:
«Наступление 1–го пехотного полка и слева от него пехотного полка «Великая Германия» протекало, как на инспекторском смотре в учебном лагере. Французская артиллерия была почти полностью подавлена постоянным воздействием пикирующих бомбардировщиков. Бетонированные сооружения на берегу Мааса выведены из строя огнем противотанковых и зенитных пушек, пулеметы противника подавлены нашим тяжелым оружием и артиллерией. Пехота наступала на совершенно открытой местности, которая представляла собой широкий луг, однако, несмотря на это, потери были весьма незначительны. До наступления темноты удалось глубоко вклиниться в полосу укреплений противника. Войска получили приказ продолжать наступление всю ночь, и я был уверен, что они выполнят этот важнейший приказ».[45]
А теперь у какой—то небольшой русской речки Зуша, к которой с большим трудом по раскисшим дорогам удалось подтянуть 3–ю и 4–ю танковые дивизии, наступление снова задерживается. Проклятая русская зима!
Потеснив батальон Тульского оружейно—технического училища, танковые войска Гудериана при поддержке мотопехоты двинулись по левому берегу Зуши к Мценску, до которого было немногим более четырех километров. На этом участке фронта главной целью стал Мценск.
На КП комбрига Катукова, расположенном в Подмонастырской Слободе, передали сообщение: немцы бросили по шоссе большое количество танков и пехоты, имея намерение окружить бригаду. Вражеский натиск возрастал с каждым часом. Подошел Кульвинский:
— Товарищ полковник, части сражаются в полуокружении. Надо отходить, промедлим — плохо придется!
— Знаю, — спокойно произнес Катуков, глядя в бинокль на автомобильный мост через Зушу, у которого то и дело рвались снаряды. — Приказа об отступлении у нас нет, к тому же противник не даст нам времени на планомерный отвод своих частей. Пока есть возможность, будем драться!
Сдерживать немцев становилось все труднее. Неожиданно танки противника прорвались к Мценску — создалась угроза тылу бригады. Надо было срочно сообщить об этом в штаб корпуса. Михаил Ефимович вызвал начальника связи капитана Г.Е. Подосенова:
— Григорий Ефимович, организуй—ка мне радиосвязь с Лелюшенко, и как можно быстрее.
Выслушав Катукова, комкор приказал продержаться до темноты, приказ на отход бригада получит позже.
Каждый фронтовик знает, что означает слово «продержаться». Если отдается такой приказ, значит, на каком—то участке фронта дела совсем плохие и, чтобы исправить положение, кто—то должен принять на себя неприятельский удар. В данном случае это должна была сделать 4–я танковая бригада.
Разведка донесла, что немцы уже находятся на окраинах Мценска. Вытеснить их небольшими танковыми группами — по три—четыре машины — не удалось. В одном из боев погиб политрук 1–й танковой роты И.А. Лакомов. Его танк сгорел. Зато два других танка, подавив артиллерийские точки врага, дали возможность капитану Дынеру эвакуировать за реку всю материальную часть бригады, находившуюся в Мценске в ремонте.
В течение дня противник подтянул к городу новые танковые и артиллерийские силы, занял отдельные городские кварталы. Катуков понял: прорваться к автомобильному мосту уже невозможно. Нужно было искать другие пути, чтобы переправиться через реку. Зуша в районе Мценска не так широка, но полноводна и стремительна, ее крутые, обрывистые берега могут помешать переправе.
Продумывались разные варианты переправы — наведение моста и поиски брода. В нескольких километрах от города разведчики нашли брод. Однако там находились немцы. Оставалось одно — прорываться через узкий железнодорожный мост. Люди по нему пройдут, а вот как быть с техникой?
На размышление не оставалось времени. Катуков передал по радио донесение комкору: «Занимаю прежнее положение, веду бой в окружении. Выручайте».[46]
Надежда переправить технику по железнодорожному мосту появилась после того, как вернулся с правого берега политрук Завалишин. На своей «тридцатьчетверке» он благополучно прошел по шпалам, беда случилась позже — свалилась гусеница, и он вынужден был пешком идти обратно.
Побеседовав с политруком, Катуков отдал распоряжение саперам сделать на мосту настил из досок, бревен и другого подручного материала, чтобы не застревал между шпалами колесный транспорт. И работа закипела. Правда, работать пришлось вскоре в сплошной темноте — наступила ночь, и качество настила оказалось скверным.
Прикрываясь арьергардами, к переправе стягивались вышедшие из боя батальоны и роты, шли обозы, походные кухни, машины с ранеными. Вначале решено было пропустить колесные машины и артиллерию, затем мотострелковые подразделения. Отход прикрывали танкисты.
Немцы вскоре поняли, что припертые к Зуше советские войска ускользают на глазах, усилили натиск. У моста стали рваться артиллерийские снаряды, отряды вражеских автоматчиков при поддержке танков атаковали непрерывно. Над мостом висели сброшенные на парашютах самолетом—разведчиком осветительные ракеты.
Переправа уже шла несколько часов подряд. Вряд ли кто обращал внимание на погоду, хотя вовсю хлестал холодный дождь. Все стремились попасть на противоположный берег. Настил на мосту, сделанный саперами в темноте и второпях, все же подвел, доски, плохо прикрепленные к шпалам, разъезжались, застревали грузовики. Люди бросались на помощь водителям, почти на руках выносили машины — только бы не останавливаться, иначе гибель.
К Катукову то и дело подходили разведчики, командиры подразделений, докладывали о том, что у железнодорожного вокзала немцы сосредоточили пехоту и артиллерию.
— Бить по станционным помещениям! — приказал комбриг командиру танка сержанту Капотову. — Когда разделаетесь с противником, не забудьте поджечь деревянные здания. Дымовая завеса помешает вести прицельный огонь по мосту.
