Петербургский двор давно уже искал удобного случая с честью отделаться от областей, завоеванных Петром у Персии и стоивших государству более расходов, нежели было от них выгоды, особенно как в них погибло множество народу. Наконец средство было найдено. Двор вступил в переговоры по этому предмету с испаганским двором и уступил области взамен многих разных льгот по торговле. Но так как Тамас-Кули-хан намеревался возобновить войну с турками, то одною из статей договора Россия обязывалась содержать в крае свои гарнизоны еще несколько лет; таким образом императрица оставила некоторые города за собою до 1734 г. Россия принуждена была содержать в этих областях до 30 человек гарнизонного войска, и не проходило года, чтобы не встретилась надобность пополнять их более чем наполовину, потому что непривычный для русских климат страны производил между ними такую смертность, что они умирали как мухи. Рассчитано, что с 1722 г., когда Петр начал войну, во время выхода войск из Персии погибло до 130 000 человек. Спустя несколько времени по заключении договора Шах-Надир объявил войну туркам и осадил город Ардебиль, но осада его не подвигалась. Тогда главнокомандующий русскими войсками в Персии генерал Левашев по приказанию двора послал шаху нескольких артиллерийских и инженерных офицеров для управления осадой; город хотел уже сдаться, когда Левашев предложил свое посредничество; обе стороны приняли его. Он выхлопотал свободный выход турецкому гарнизону и отправку его в принадлежащую Порте крепость Шамаху. Этим генерал Левашев заслужил большую благодарность обеих сторон. Во все время, что русские офицеры находились в персидском лагере, они носили персидское платье, чтобы турки их не узнали.
Около этого времени у России возник спор с Польшей. Эта республика решила разделить герцогство Курляндское на воеводства после смерти владетельного герцога, и это дело предстояло обсудить сейму. Однако императрица велела объявить, что она ни за что не потерпит этого разделения, а так как она имела притязание на Курляндию относительно своей вдовьей части, то располагала сохранить за тамошним дворянством право выбирать герцога в случае смерти царствующего, если бы этот умер бездетным. Ее посланник в Варшаве представлял там несколько записок по означенному предмету, но так как русскому двору казалось, что на представления его не обращают должного внимания, то и было приказано нескольким полкам двинуться к границам Польши для поддержки требований посланника. Однако после некоторых переговоров дело это уладилось; войска были вызваны обратно в квартиры, но не слишком удалились от границы. Еще по другой причине войско было двинуто к границам Польши. Примас и фамилия Потоцких опасались покушения короля на польскую вольность, так как он во многих случаях поступал в противность Pactis conventis (заключенным соглашениям – лат.); между прочим, он хотел назначить графа Понятовского коронным гетманом до открытия сейма. Поэтому они послали бельского воеводу из фамилии Потоцких же к русскому двору просить защиты императрицы против короля. Когда же, спустя несколько месяцев этот государь умер, то те же войска, которые двинулись было к границе против него, теперь вступили в Польшу, чтобы утвердить сына его на престоле.
Вода и пламень: пожары и наводнения в Петербурге, 1710–1740 годы
Фридрих-Христиан Вебер, Педер фон Хавен
При Анне Иоанновне в Петербурге развернулось строительство военных городков – слобод. Началось все еще при Екатерине I, которая в 1726 году распорядилась отвести Преображенскому и Семеновскому полкам земли по Большой першпективной дороге (впоследствии – Невский проспект), неподалеку от Адмиралтейства. В декабре 1739 года императрица Анна Иоанновна повелела строить гвардейские полковые слободы на Московской стороне, за Фонтанкой. В указе говорилось: «Вместо казармов строить полковые слободы, дабы солдаты с вещею выгодой с женами своими жить, а дети их сбережены и при полковых школах обучены и воспитаны быть могли». Слобода Преображенского полка располагалась позади Литейного двора, Семеновского – за Фонтанкой, Измайловского – за Калинкиной деревней; впоследствии Измайловскому полку отвели участок, ограниченный нынешними Московским и Лермонтовским проспектами, Фонтанкой и Обводным каналом. Именно из этих слобод позднее развились городские районы, а имена полков сохранились в названиях улиц; в частности, Измайловский проспект своим названием обязан Измайловскому полку.
Поскольку город изначально был деревянным, да и каменное строительство затронуло лишь центральную часть, пожары являлись настоящим бедствием. С 1710 года, когда огонь уничтожил первую церковь Пресвятой Живоначальной Троицы и гостиный двор, пожары в Петербурге случались с пугающей регулярностью; в 1718 году, к примеру, сильнейший пожар уничтожил здания Сената и Военной коллегии.
Для борьбы с огнем принимались разнообразные меры: так, еще Петр Великий распорядился войскам оказывать помощь при тушении пожаров, в 1713 году горожанам вменили в обязанность принимать участие в тушении огня, в 1720 году был опубликован указ, запрещавший «подлому народу» строить бани, а в 1722 году была создана городская пожарная команда.
О том, как обстояли дела в борьбе с огнем при Петре I, читаем у Ф.-Х. Вебера.
Хотя весь город – деревянный, а крыши покрыты, в частности, легко загорающимися тонкой дранкой и щепой, тем не менее редко сгорает больше двух домов, даже если они стоят вплотную друг к другу. Ибо от огня приняты столь хорошие меры, что можно не опасаться большого ущерба. Эти меры в основном таковы. Во-первых, на башнях денно и нощно стоят сторожа, которые, заметив огонь, тотчас начинают бить в колокола особым звоном. Этому звону вторят на других колокольнях, и сразу же по всему городу бьют в барабаны пожарную тревогу. Как только это случилось, отовсюду сбегаются несколько сот и даже тысяч плотников (каких полно во всех местах города) с топорами в руках [так спешно], будто у них горят волосы на голове. Дело в том, что все плотники, как и солдаты, под страхом сурового наказания обязаны мгновенно явиться на место. Его царское величество, если находится в городе, обычно первым оказывается на пожаре, или же князь Меншиков, или комендант крепости, или некоторые генералы и высокие офицеры.
Поскольку же в таких случаях больше зависит от хорошего командира, чем от сотни работников, то происходит следующее. Соседние дома по обе стороны от уже горящих мигом организованно сносят. А так как тем временем прибывают и большие пожарные насосы, то не только огонь с необыкновенной быстротой полностью гасится, но часто наполовину спасают и уже загоревшиеся дома. Его царское величество обычно находится среди рабочих, в самом нужном месте с топором в руке забирается на полусгоревшие дома и действует так, что у смотрящих на это порой мороз по коже. Благодаря этим мерам и доброму порядку все же редко обращается в пепел больше одного, в крайнем случае нескольких домов (хотя пожары возникают чуть не каждую неделю), сколь бы опасным это ни казалось.
В 1736 году в Петербурге побывал датчанин П. фон Хавен, которому довелось воочию наблюдать пожар на Дворцовой площади.
Возможность для знакомства с епископом мне предоставил Аптекарский сад, где я жил и где епископ имел обыкновение прогуливаться из-за своего недуга. Его смерть все же не отняла у меня удовольствия, получаемого от местоположения моей квартиры. Но после его кончины в Петербурге случилось великое несчастье, более значительное и всеобщее. В середине августа, в полдень, ровно в 12 часов начался пожар, за восемь-девять часов обративший в пепел около тысячи домов. Пожар случился на Дворцовой стороне, где город был застроен наиболее сильно и плотно. Большинство сгоревших домов хотя и были деревянными, но красивы и возведены по принятым у нас правилам строительства.
Средства для тушения пожара
Некий превосходный и заслуживающий доверия автор в своей «Русской истории» сообщает о применяемых в Петербурге средствах тушения пожара, что они столь хороши, как едва ли где-либо еще. Император Петр Алексеевич для этого распределил соответствующие обязанности между всеми высокими и низкими военными и гражданскими служащими. Он сам тоже имел свои обязанности среди этих пожарных и при возникновении пожара всегда являл собой добрый пример остальным, сам участвуя в тушении, и часто с величайшей опасностью для жизни поднимался на дома. Поэтому во все его время, когда тоже были сильные пожары, за один раз никогда не сгорало больше четырех-пяти домов. Упомянутый автор показывает это далее на примере пожара, случившегося в октябре 1718 года.
Эти средства в 1736 году не были упразднены, более того, улучшены весьма полезными предписаниями. Несмотря на это, в считанные часы среди дня и в безветренную погоду, в месте, где не было недостатка в каналах или воде, обратились в пепел около тысячи домов, хотя огонь возник в доме с фундаментными стенами и спустя целый час еще не достиг какого-либо деревянного дома.
