«В ней все чины и народ почти безграмотны и множеством разноверств и странных мольбищ сходствуют с язычеством, а свирепостью превосходят диких… между собою они безпрестанно дерутся и тиранствуют, находя в книгах своих и крестах что-то неладное и не по нраву каждого».
Казачьему предводителю авторы приписывают такое высказывание:
«В народе московском владычествует самое неключимое рабство и невольничество в высочайшей степени, и что у них, кроме Божьего да царского, ничего собственного нет и быть не может и человеки, по их мыслям, произведены в свет будто для того, чтобы в нем не иметь ничего, а только рабствовать. Самые вельможи и бояре московские титулуются обыкновенно рабами царскими и в просьбах своих всегда пишут они, что бьют ему челом; касательно же посполитова народа, то все они почитаются крепостными».
Автор «Истории русов» выдвигает дикие теории о том, что, например, племя печенегов называлось так от «печеной пищи», которой они питались, что поляне и древляне назывались так из-за мест своего обитания — «степей безлесных», а казаков и хазар так называли якобы «по легкости их коней, уподобляющихся козьему скоку». А потом автор говорит о племени «мосхов». Якобы был такой народ, который пошел от князя Мосоха, «кочевавшего при реке Москве и давшего ей сие название». И вот эти самые московиты или мосхи к русским/русам никакого отношения не имеют. А история их Московского государства — это не история Руси. Согласно «Истории русов», собственно русское племя объединялось вокруг Киева. Но вообще всю историю русского народа автор свел к истории одного лишь казачества. Якобы казаки происходят от казар, которые не отдельный народ, а этакая особая каста воинов, якобы так называли «всех таковых, которые езживали верхом на конях и верблюдах и чинили набеги; а сие название получили, наконец, и все воины славянские, избранные из их же пород для войны и обороны отечества, коему служили в собственном вооружении, комплектуясь и переменяясь так же своими семействами. Но когда во время военное выходили они вне своих пределов, то другие гражданского состояния жители делали им подмогу и для сего положена у них складка общественная или подать, прозвавшаяся наконец с негодованием Дань Казарам. Воины сии, вспомоществуя часто союзникам своим, а паче грекам, в войнах с их неприятелями переименованы от царя греческого Константина Мономаха из Казар Казаками и таковое название навсегда уже у них осталось».
Казаки, по мнению автора, всегда были не какой-то там бесконтрольной шпаной с пограничья, а сразу благородными шляхтичами, рыцарями. И никогда они не жили только на южном пограничье, на краю дикого поля, потому что Малороссия — казачья страна, вся, от края до края. А казачья держава никем и никогда не была покорена, с Польшей или Россией соединялась исключительно добровольно. И конечно, казачьи гетманы — это потомки древних родов, а не разбогатевшие на грабеже и бандитизме полевые командиры:
«По соединении Малой России с державою польскою, первыми в ней гетманами оставлены потомки природных князей русских Светольдов, Ольговичей или Олельковичей и Острожских кои по праву наследства… правительствовали своим народом уже в качестве гетманов и воевод».
Ну и понятное дело, что казаки постоянно воевали то с турками, то с поляками, то с москалями, причем побеждая, например, турок, они практически спасали всю Европу. А если они проигрывали какие-то сражения (а в реальной, невыдуманной, истории это было сплошь и рядом, и казаки вообще, что в московском войске, что в польском, играли роль вспомогательной легкой кавалерии), то, по словам автора, это все было предательство.
Собственно, отсюда берет начало вся сегодняшняя украинская политическая риторика и даже политтехнология. Если где-то не случается перемога, то есть победа, то тут же находятся виноватые во всем зрадники-предатели. Одним словом, история России, по мнению автора «Истории русов», сводилась к истории казачества Малороссийского. Причем написана эта книга была без малейшего намека на научный подход, там нет ссылок на источники, возникает ощущение, что документы, например Великого княжества Литовского, автор никогда не читал. Но самое удивительное, что весь этот антинаучный бред подвергли серьезной, вдумчивой критике только в 70-е годы 19 века. Долгое время, повторюсь, эта книга считалась вполне надежным источником, свидетельствующим о жизни Южной Руси. Что, конечно, не могло не сыграть свою роль в форсировании малороссийского сепаратизма и украинства.
Глава 6
Рождение украинства из духа польской пропаганды
«Итак, украинцы клевещут на общерусский язык; малороссы отлично его понимают, когда говорят с ними о предмете, не выходящем за пределы их понимания. Вот истину должен я сказать все, что хохломаны выдумали сейчас такой, якобы, малорусский язык, что я, природный малоросс, не могу и 10 строчек прочесть малороссийской газеты «Рада», чтобы «ихний» новый язык не послать к дьяволу. Ничего не могу разобрать, о чем газета толкует. Словом, «украинский» нынешний язык для истинных малороссов непонятен: это не язык Тараса Григорьевича Шевченко, Котляревского и Квитко-Основьяненко, который ясен, понятен и простому мужику, и интеллигенту, а такой, какого еще никогда не было на свете. Этот язык нарочито придуман, дабы разъединить русских людей, т. е. расколоть их на две половины, и чтобы, таким образом, каждая из них враждовала одна с другой».
Василий Васильевич Розанов. Голос малоросса о неомалороссах. «Новое Время». 1914 годЕсли бы польская политическая элита начала 19 века знала значение слова политтехнология, то она, без всяких сомнений, не просто сосредоточилась бы на системе образования в Малороссии, но попыталась бы и сочинить особый, малороссийский язык, чтобы уж окончательно утвердить отличие русских от малороссов. Вот, смотрите, даже язык у них свой, на русский не похожий. Собственно, с этого ведь и начинается идентичность любого народа — с истории и языка.
Полякам в этом смысле не хватило дальновидности, они принялись сочинять особую «украинскую» культуру и поэзию. А потом в 1830 году вспыхнуло польское восстание, и, конечно, после его подавления в 1831 году от польской системы образования молодежи мало что осталось. И большинство идеологов малороссийского сепаратизма были вынуждены бежать в Галицию, на территорию Австрии. И как мы позже увидим, именно они принесли туда сами термины «украинец» и «украинский».
Украинский язык за поляков начали сочинять сами русские, точнее малороссы. Собственно, поначалу никто и речи не вел о каком-то особом украинском языке, говорили лишь о малороссийском наречии. Сейчас многим трудно представить, что в 18–19 веках, да даже и в начале 20-го, в России социальное разделение было не только имущественным, но и языковым. То есть был русский литературный язык, который считался общепринятым — среди всего образованного класса, язык этот, конечно, был понятен и бедным крестьянам, и заводским рабочим. Но вместе с тем в каждой области, в каждом регионе был свой народный диалект, которым пользовались местные жители, местное необразованное население. В Малороссии как раз и говорили, как было принято считать, на малороссийском наречии русского языка, в Поморье — на своем, свой говор был и в Сибири.
О диалектических особенностях различных говоров писал еще Ломоносов, выделяя в русском языке три разговорных наречия — северное, московское и малороссийское. При этом Ломоносов подчеркивал, что различия между русскими говорами, несмотря на обширность ареала расселения народа, значительно меньшие, нежели между немецкими диалектами. По сути, все это прекратилось только после победы социалистической революции, когда по всей России принялись ликвидировать безграмотность. И вот тогда, и только тогда, литературный язык стал общеприменяемой нормой — кроме созданной большевиками Украины, где под контролем Сталина внедрялся «украинский» язык. Но об этом позже.
В 19 же веке попытки обособить малороссийское наречие, признать его отличным от русского казались чем-то диким, как если бы сегодня кто-то попытался объявить, скажем, новгородский или псковский говор отдельным языком. Российский журналист, революционер и этнограф Василий Кельсиев, посетивший в 1868 году Галицию и видевший, как там искусственно создается украинский язык, — эти события крайне подробно будут рассмотрены в следующих главах, — писал в своей книге «Галичина и Молдавия»:
«… Из языка хохлов так же легко создать особый язык, как из языка пошехонцев, богомазов архангельских кровельщиков и т. д., и т. д. создать особое наречие. Назначьте мне любой великорусский уезд — через полгода я разовью вам наречие этого уезда в особый литературный язык, ничем не похожий на наш общерусский; я докажу вам, что в этом, избранном вами уезде, мужик вовсе не так говорит, как мы пишем; я вам поставлю такие ходимши и ушедши, эвтот, энтот и эстот, что всякую грясть за пояс заткну — стало бы только охоты».
