Ознакомительная версия.
Если вы думаете, что самая поразительная фигура в истории географических открытий — Христофор Колумб или Марко Поло, значит, вы не слышали про Иду Пфайфер. Эта женщина покорила мое воображение парадоксальностью судьбы и загадочным устройством души.
Если ограничиться лишь чтением биографических очерков, рассказывающих об Иде, можно прослезиться от восторга. Если же…
Но нет, сначала давайте прослезимся от восторга.
Родилась Ида в 1797 году в Вене. Выйдя замуж, переселилась в Лемберг, нынешний Львов, где много-много лет жила тоскливой, зевотно заурядной жизнью — как тысячи и тысячи других тогдашних немок: киндер-кюхе-кирхе. Нелюбимый муж, который был намного старше; вечное безденежье; тяжкий и неблагодарный домашний труд — и ни минуты времени на себя.
Наверное, Ида Пфайфер засохла и состарилась бы, как говорится, «не приходя в сознание». Но однажды случилось чудо.
Она отправилась к родственникам в Триест, подлечить морским воздухом больного ребенка, и впервые увидела большие парусники в порту. У Иды появилась мечта: сесть на такой корабль и поплыть куда глаза глядят. Путешествовать по дальним странам, где живут совсем другие люди и вообще всё по-другому. Мечта была совершенно несбыточной, даже идиотской. Какие у львовской домохозяйки середины XIX века могли быть путешествия? Чего ради? И на какие шиши? Смешно говорить.
У многих «маленьких людей» бывают нелепые фантазии, которые никогда не осуществятся. Но Ида Пфайфер была слеплена из особенного теста.
Главным для нее, как для всякой истинной немки, было чувство долга. Поэтому прежде всего она сполна расплатилась по жизненным обязательствам: подождала, пока состарится и умрет муж; взрастила и пристроила детей. Зато после этого почувствовала себя абсолютно свободной и воспользовалась свободой на тысячу процентов.
В 1842 году, сорока пяти лет от роду, Ида Пфайфер кардинально изменила свою жизнь. Она села на корабль, плывущий в Константинополь, и потом путешествовала почти без остановки. До самой смерти.
Ида в походном снаряжении
Росту она была маленького, тощая, сутулая. Отличалась завидным здоровьем и верблюжьей выносливостью. Она и ела как верблюд: могла по много дней обходиться без пищи, а при случае, особенно если на дармовщинку, проявляла чудеса прожорливости. Денег у сухонькой фрау было кот наплакал, она берегла каждую монетку. Всюду, где возможно, норовила пристроиться бесплатно. Где нельзя — бешено торговалась, сбивала цену.
Главным принципом, по которому она выстраивала свои невообразимые маршруты, была, как сказали бы теперь, «халява». Найдется добрый капитан, который пустит скромную тетеньку на корабль, — отлично. Она садится и плывет, куда Бог послал. Но с одним условием: это должно быть место, где прежде мало кто бывал (из европейцев, разумеется, — все прочие тогда не считались).
В общей сложности Ида проплыла по морям больше 200 тысяч километров и еще 30 тысяч километров преодолела сушей, в основном на своих двоих. Дважды обогнула она земной шар, побывала во множестве невероятных мест. В некоторых — первой из белых людей. Например, у охотников за головами на Борнео и у каннибалов Суматры. Последние хотели ее слопать и уже приготовились осуществить свое кровожадное намерение, но Ида произнесла заранее заготовленную фразу на туземном языке: «Не надо меня есть, я старая и жесткая». Людоеды расхохотались и позвали смешную чудачку к себе в гости.
Ида была невероятно смелой и настырной. Одна, безо всякой охраны, почти без денег, она отправлялась в места, откуда живым никто еще не возвращался. И ничего, как-то обходилось.
Некоторые из ее приключений
Свои впечатления Ида старательно записывала, а записки издавала — чтобы заработать деньги на следующее путешествие. Никаких научных целей она не преследовала и особенных открытий не сделала, но Французское и Прусское географические общества приняли храбрую даму в постоянные члены. Британское хотело, но не смогло — туда не пускали женщин.
Всё это выглядит славно, любопытно и очень мило. Если только (вы ведь помните, что в начале моего рассказа было «если» с многоточием)… если только не ознакомиться с обширными записками госпожи Пфайфер.
Это озадачивающее чтение.
Оказывается, любознательной даме ужасно не нравилось всё, что она видела в дальних краях, столь мало напоминавших Вену с Лембергом. Многое (практически всё) вызывало у фрау Пфайфер брезгливость и отвращение. Потому что грязно, неустроенно, некультурно, а главное — неприлично! В особенности, конечно, не нравились ей всякие неевропейцы. Лица их безобразны, цвет кожи постыдно темен, про манеры и говорить нечего. Весь свет будто сговорился испытывать благонравие почтенной особы. Она путешествовала по всем широтам и взирала вокруг с крайним неодобрением.
Мадагаскарцы у нее «еще уродливей негров и малайцев, ибо вбирают в себя безобразие обеих этих рас». Таитяне «непристойны и безнравственны». Индийские танцы и песни вызывают у Иды гадливость. Американские индейцы невыносимо вульгарны. Und so weiter.
Прямо какая-то старуха Шапокляк, высматривающая кого бы еще обложить пообидней.
Вот так, с поджатыми губками и неприязненным прищуром в течение пятнадцати лет изучала она многообразие Божьего мира, в конце концов подорвала свое хваленое здоровье и еле добралась до родной Вены, чтобы умереть там от последствий тропической лихорадки.
Суровая и несправедливая
Объясните мне, какого черта эту ворчливую, всем недовольную особу столько лет мотало по свету? Что за негасимый пламень пылал в ее неприветливой душе? В чем хотела она удостовериться? Что правильно провела свою скучную молодость и что лучше австрийской провинции мест на свете нету? Или же хотела найти где-то далеко несказанную Красоту, померещившуюся ей в силуэтах триестских парусников, но не нашла и от этого на всех осердилась?
Ей-богу не знаю. Тайна.
Прав, прав Митя Карамазов: «Страшно много тайн! Слишком много загадок угнетают на земле человека. Разгадывай как знаешь и вылезай сух из воды».
Роковая женщина: Россия, двадцатый век
06.12.2012
Сильно не люблю «роковых женщин» — как типаж. Живьем мне, правда, таковых встречать не доводилось (лишь какие-то мелкие экземпляры, трущиеся вокруг музыкальных «звезд», тоже не слишком крупных). Но история культуры этими тетеньками довольно густо населена или, точнее говоря, обсижена — потому что они очень похожи на мух: летят на ярких мужчин, как на мед, и жужжат вокруг них, жужжат. «Жжжж, смотрите, я выше этого вашего гения, потому что сижу у него на макушке! Жжжж, смотрите все на меня, а не на него! Жжжж, а кто это там появился такой интересный? Ой, он перспективнее того! Всё, полетела на нового!»
Никого кроме себя «фам-фаталь» любить не умеет. Никакими талантами кроме умения вампирить мужские сердца обычно не обладает. Больше всего от этого паразитического подвида достается людям творческим, потому что у них сердце нараспашку.
Всё это так.
Но правда и то, что роковые женщины придают культурной среде некий блеск и нервное сияние. Кроме того от их укусов художнику больно, а когда художнику больно, он создает произведение искусства. И за это мы должны сказать спасибо всем этим Авдотьям Панаевым, Аполлинариям Сусловым и Лилям Брик. Я их все равно терпеть не могу, но отдаю должное.
Хорошо. Пусть они будут не мухи — пчелы.
А еще я знаю, что, если над лугом (или помойкой — в зависимости от эпохи), именуемым «культурной жизнью» страны, жужжат эти деловитые насекомые, значит, в общем, всё нормально. Солнышко светит, цветы цветут, жизнь продолжается. Ибо когда налетают исторические бури, они не щадят и золотистых пчелок — их быстро уносит злым ветром. Не все же обладают цепкостью и живучестью Лили Юрьевны, благополучно пережившей и пролетарских поэтов, и комкоров.
Недавно, читая воспоминания выдающегося хирурга С. С. Юдина, я наткнулся на имя одной такой «фам-фаталь» — и заинтересовался ее судьбой. Эта разбивательница сердец менее известна, чем Лиля Брик, но отзвуки ее мелодичного жужжания, следы ее любовных перелетов с цветка на цветок остались во многих мемуарах.
Юдин пишет, как во время Первой мировой войны к его приятелю приехала погостить на фронт (уже странно) любовница: «очень красивая блондинка среднего роста, роскошного телосложения, с чарующим грудным голосом». Прекрасная особа поразила Юдина своей раскрепощенностью, смелостью суждений, а еще тем, что повсюду водила на цепи ручного волка (тут, как говорится, и Фрейда не надо).
Десятые годы. Она без волка, но, кажется, с чьим-то сердцем в руке
Ознакомительная версия.
