Обстановка убийства и участие в нем Раймунда изложены в послании весьма сбивчиво: говорится, что ни просьбы, ни мольбы аббата святого Эгидия, ни настояния консулов и горожан не могли смягчить безумный гнев графа, а затем утверждается, что убийцы сопровождали легата к переправе через Рону помимо желания графа и к его огорчению. Тем не менее папа утверждает, что Раймунд считается виновником убийства на основании «несомненных улик». Ввиду всего этого граф предавался анафеме, все его вассалы и союзники освобождались апостольской властью от присяги верности, и всем католикам разрешалось не только преследовать его, но и занимать и удерживать за собой его владения.
Немедленно Иннокентий обратился к королям Франции и Арагона с требованием двинуть армии против погрязшего в грехах Юга.
«Далеко на севере, в Париже», Филипп Август размышлял над предложением папы. Этому монарху были свойственны неожиданные действия и необычные решения, порожденные извилистостью мысли. Беспощадный и прагматичный, он всегда делал то, что нужно для его выгоды, как бы гадко оно ни было. Ему едва исполнилось пятнадцать лет, когда он принял несколько строгих указов против павликан. По свидетельству апологета короля Гийома Бретонского, «он не позволял никому жить вопреки законам церковным, никому, кто бы осмелился чем-либо оскорблять католическую религию, никому, кто пытался бы отрицать таинства». Однако сейчас Филипп не спешил раздавить мерзкую ересь. Он был занят чрезвычайно важной для самого существования Французского королевства войной с Англией и не собирался дробить свои силы. Впрочем, он согласился не мешать вооружаться для богоугодного дела своим подданным.
Мать Раймунда VI была родной теткой Филиппа II, то есть сеньоры приходились друг другу кузенами, но родство в подобных случаях ничего не значило.
Король не хотел таскать каштаны из огня для Иннокентия; более того, он намеревался заставить его самого сделать всю черную работу. «Осудите его как еретика. Только тогда у вас будет право вынести приговор и приглашать меня, сюзерена графа, для того, чтобы законно конфисковать домены моего вассала», — якобы ответил французский король папе.
Иннокентию пришлось взять на себя высшее руководство крестовым походом через назначенных им легатов. И хотя не папа планировал военные действия, именно он обеспечивал успех кампании.
Из всех областей Западной Европы — из Иль-де-Франса, Бургундии, Лотарингии, Шампани, Австрии, из далекой Венгрии почти фантастической Славонии — в Лион собирались крестоносцы. Весь христианский мир отправлялся в поход против Тулузы и Прованса, чтобы уничтожить повод для смут, печаливший и унижавший мать — католическую церковь на протяжении последних трех поколений.
На их благих побуждениях заметен был значительный налет практицизма.
Крестовый поход как спасительное средство заменял монастырь, и это имело огромную важность для рыцаря. Дворянин со своими вкусами и образом жизни находился в непримиримом противоречии с церковными требованиями и в конечном итоге с самим собой, поскольку он был человеком верующим. Все, чем он жил, церковь осуждала и проклинала. Его любимым, почти единственным занятием была война, а церковь запрещала даже турниры и лишала христианского погребения убитых на таком состязании. Рыцари проводили жизнь в пирах, не хотели знать никаких ограничений своему произволу, а церковь требовала от них поста, воздержания и всяческого послушания. Рыцарь считал эти требования справедливыми, страшно боялся ада и сплошь да рядом в конце жизни шел в монастырь. Но крутая дисциплина реформированного монашества была противна дворянину, состарившемуся в боях и попойках. Старый грешник редко умирал благочестивым иноком.
Крестовый поход давал возможность спастись войной, то есть тем, что рыцарь любил более всего на свете. Кроме того, он избавлял от кредиторов. К материальным выгодам борьбы против альбигойцев — военной добыче и захвату земель — присоединялись загробные блага. Легкий поход на близкий цветущий край с безоружным богатым населением был приравнен по заслугам к трудным и опасным путешествиям на Восток с его воинственным фанатичным народом. «Пальма мученичества за веру стала всем доступна».
В IX в. благочестивая Европа начала «охотиться» за реликвиями, связанными с земной жизнью Христа. Своего апогея этот процесс достиг в XIII в., когда Людовик Святой привёз в Париж из Константинополя и поместил в построенной для этой цели Святой капелле ряд орудий Страстей, чья подлинность мало у кого вызывала сомнение.
Однако среди этих высокочтимых орудий Страстей, которые выставлялись в различных храмах Европы, отсутствовала чаша, из которой вкушал Иисус на Тайной вечере. Это обстоятельство подстегнуло толки и предания о её местонахождении.
В противовес Парижу, который «монополизировал» многие святыни христианства, часть современной Франции, принадлежавшая английской короне, выдвинула легенду о чаше, которая скрыта где-то на просторах Британии.
В средневековых романах о Парсифале плавный герой ищет и находит волшебный замок Мунсальвеш, в котором под охраной таинственных рыцарей хранится Грааль. В некоторых описаниях Грааль весьма напоминает неиссякаемый сосуд из более древних кельтских легенд, который по своей функции сходен с аналогичными предметами в мифологии других индоевропейских народов, в частности с рогом изобилия.
Начиная с Робера де Борона пребывание Иосифа Аримафейского в Британии стали связывать с Гластонберийским холмом. В 1190 г. монахи Гластонберийского аббатства объявили об обнаружении саркофагов короля Артура и его супруги Гвиневры. В 1278 г. прошла торжественная церемония их перезахоронения, на которой присутствовали король Эдуард I с супругой. С тех пор Грааль в воображении позднейших поколений англичан был неразрывно связан с Гластонбери.
Пока же тысячи крестоносцев лелеяли сокровенную надежду обрести Грааль, сокрытый где-то на Юге и посредством его овладеть всеми благами мира.
Не меньшим количеством слухов и легенд были окружены таинственные и всемогущие Хранители Грааля. Им приписывались необыкновенные возможности и сверхчеловеческое могущество. Чтобы его сокрушить, вместе с рыцарями Креста, возглавляемые папскими легатами, двигались толпы архиепископов, епископов, священников и монахов. Благочестивые пастыри мирно соседствовали с отрядами разбойников, которые надеялись крупно поживиться в богатых южных городах; никому не казалось неуместным их присутствие в крестоносном воинстве.
24 июня 1209 г. огромная Христова рать выступила в поход.
Иннокентий советовал своим легатам следовать наставлениям апостола: «Я был хитер и коварством вас взял», объясняя, что это коварство «скорее надо было назвать благоразумием и стараться отделившихся от единства церкви поодиночке поражать». В силу этого он рекомендовал не начинать с графа Тулузского, а сначала, «с помощью искусного притворства вводя его в заблуждение, сокрушить прочих еретиков, чтобы предотвратить соединение сил этого Левиафана с его союзниками, причем было бы тем труднее побороть этих слуг Антихриста, чем большее упорство придало бы такое скопление их». Эта была та самая древнеримская политика, которая выражалась лозунгом: Divide et impera — «Разделяй и властвуй».
В Средние века сражения в строевом порядке велись редко. Большая часть кампаний представляла собой перестрелки, набеги и грабежи, разбойничьи налеты, нападения на города с целью получения трофеев. Во время осад баллисты и катапульты позволяли посылать каменные ядра и зажигательные снаряды поверх стен.
Кавалерия состояла частично из тяжелых конников, частично из легко вооруженных всадников.
Война прежде всего должна была быть рентабельной. Поэтому военные операции несли больше разрушений, чем смертей: за пленного всегда можно было получить выкуп, в то время как мертвый враг не давал ничего.
Капитуляция подразумевала, что местное население не будут трогать, оно может сохранить свое имущество, свои законы, религию и церкви. Последние два пункта к катарам не относились. Люди должны лишь подчиниться воле победителя, в обмен на защиту, которую он предоставлял, обязаны платить налоги, а также дополнительные пошлины и больше не воевать против него. Горожане не имели права строить новые храмы и обращать колеблющихся в свою веру. Тех, кто оказывал сопротивление, ждали плен и конфискация имущества. Бежавшие тоже теряли свое добро.
Первая проба сил кротчайшей католической церкви в Окситании произошла еще при Раймунде V и папе Александре III. В начале 1181 г. он послал на Юг своего кардинала-легата. Требовалось искоренить заблуждения отступников в области Альбижуа, если потребуется — силой оружия. Как ударную воинскую силу предполагалось использовать резервы южных сеньоров, не зараженных еретическими идеями.
