Императорский титул унаследовал весь очень сложный царский титул, изменявшийся в его историческом развитии по мере присоединения к Российскому царству все новых и новых территорий.
Так, Александр I стал после завоевания Финляндии «царем Финляндским», а после присоединения Польши – «царем Польским». Из века в век сначала царский, а затем императорский титул усложнялся, не утрачивая ни одного из своих элементов, и в наиболее сложной и наиболее полной форме дошел до 1917 года.
Персидский поход
После окончания Северной войны, длившейся двадцать один год, казалось, что наконец-то на русскую землю пришел, если уж не вечный, то, во всяком случае, многолетний мир.
Однако мир этот оказался очень недолгим. Уже следующим летом Петр начал войну с Персией (Ираном), отправив по Волге и через Каспий к Тереку 274 корабля с 22 000 солдат и 6000 матросов. Туда же по суше двинулись 49 000 регулярной конницы, казаков и калмыков.
Вот как описывает начало этого похода С. А. Чистякова: «Турки могли воспользоваться положением Персии и отхватить у нее берега Каспийского моря, что вовсе не входило в расчеты Петра, и он решился действовать энергичнее. Генералу Матюшкину, заведовавшему постройкою судов на верховьях Волги, дано было приказание приготовить их к 20 мая и доставить в Нижний Новгород. Отсюда император вместе с императрицей Екатериной Алексеевной и гвардия прибыли водою по Оке в Нижний, а 30-го числа все суда подняли якорь и поплыли вниз по Волге, к Астрахани.
18 июля Петр с пехотою отплыл из Астрахани, а конница пошла сухим путем к Дербенту. Граф Апраксин как генерал-адмирал начальствовал над флотом, а государь на своей яхте ехал в передовом отряде. Императрица с придворными дамами осталась в Астрахани. 27 июля, в день Гангудской победы, флотилия была в Астрабадском заливе, и Петр нетерпеливо спешил первым вступить на берег; за мелководьем ни один бот не мог подойти к берегу; матросы соскочили в воду и на доске понесли императора. Вступив на твердую землю, он внимательно осмотрел местность и приказал на береговом возвышении немедленно заложить укрепление.
Оставив в новом укреплении отряд для охранения судов, Петр сухим путем пошел к Дербенту, разослав наперед манифесты, в которых приглашал окрестных владельцев подчиниться без борьбы. Первый пример показал владелец Тарк Адиль-Гирей; он представился императору и объявил, что и прежде любил русских и вперед будет служить им верно. Петр поблагодарил его; в тот же день с поклоном явился султан Аксайский с двумя другими владетельными князьями. Они перед императором пали на колени и объявили готовность принять подданство; 12 августа русское войско с распущенными знаменами и барабанным боем подошли к Таркам (ныне город Махачкала, столица Дагестана. – В. Б.).
16 августа войско пошло дальше, к Дербенту. К султану утемишскому Махмуду послали трех казаков с письмом; но султан велел умертвить посланных и с 10 тысячами войска неожиданно напал на русских, но был разбит, и местечко Утемиш, его столица, и до шести окрестных деревень были сожжены. Пример этот подействовал и на Дербент; он не сопротивлялся; дербентский наиб встретил императора за версту от Дербента, пал на колени и поднес Петру два серебряных ключа от города. Жители Дербента приняли русских ласково и гостеприимно, как Петр говорит в своем письме к Сенату: „как бы своих выручили после долгой осады“. Между тем, из Баку пришло тоже известие, что жители изъявили покорность, и император отправил туда гарнизон».
После взятия Дербента 23 августа 1722 года в Петербурге был подписан мирный договор с Персией, по которому России отходили южное и западное побережья Каспия с городами Дербентом и Баку и провинциями Астрабад, Гилян и Мазендаран.
«Устав о наследии престола» и коронация Екатерины
Екатерина родила двенадцать детей, но в живых остались всего восемь, да и из них шестеро умерли либо во младенчестве, либо прожив не более шести лет. До совершеннолетия дожили лишь две дочери – Анна и Елизавета, – но вторая из них оказалась бесплодной.
Когда Петру пошел пятидесятый год, вопрос о наследовании престола стал весьма злободневным. Он, не имея наследника-сына и не желая, чтобы престол перешел к Петру Алексеевичу, издал «Устав о наследии престола», по которому царствующий государь мог отдавать после себя престол кому угодно из родственников, игнорируя права по рождению. Устав был издан 5 февраля 1722 года, однако лишь 15 ноября 1723 года появился манифест о предстоящей коронации Екатерины. И хотя в нем не говорилось, что именно Екатерина становится наследницей престола, было ясно, что Петр тем самым делает важный шаг на пути к реализации «Устава о наследии престола» в пользу своей жены.
Поэтому, когда в мае 1724 года в главном храме России – Успенском соборе Московского Кремля – состоялась коронация Екатерины, французский посол Кампредон особо отметил следующее: «над царицей совершен был, против обыкновения, обряд помазания так, что этим она признана правительницей и государыней после смерти императора, своего супруга». Императорскую корону на голову Екатерины возложил сам Петр.
Послекоронационный пассаж с императрицей
Вот что писал в своих «Рассказах о российском дворе» по этому поводу Франц Вильбуа: «Именно в это время, через три месяца после коронования, один непредвиденный случай открыл и установил происхождение этой государыни. Вот как это произошло. Некий крестьянин, конюх на одном из постоялых дворов в Курляндии, будучи пьяным, поссорился с другими подобными ему людьми, такими же пьяными. На этом постоялом дворе находился в то время чрезвычайный польский посланник, который ехал из Москвы в Дрезден и оказался свидетелем этой ссоры. Он слышал, как один из этих пьяниц, переругиваясь с другими, бормотал сквозь зубы, что, если бы он захотел сказать лишь одно слово, у него были бы достаточно могущественные родственники, чтобы заставить их раскаяться в своей дерзости. Посланник, удивленный речами этого пьяницы, справился о его имени и о том, кем он мог быть. Ему ответили, что это польский крестьянин, конюх, и что зовут его Карл Скавронский. Он посмотрел внимательно на этого мужлана и по мере того, как его рассматривал, находил в его грубых чертах сходство с чертами императрицы Екатерины, хотя ее черты были такими изящными, что ни один художник не мог бы их схватить.
Пораженный таким сходством, а также речами этого крестьянина, он написал о нем письмо не то в шутливой, не то в насмешливой форме тут же, на месте, и отправил это письмо одному из своих друзей при русском дворе. Не знаю, каким путем, но это письмо попало в руки царя. Он нашел необходимые сведения о царице на своих записных дощечках, послал их губернатору Риги князю Репнину и приказал ему, не говоря с какою целью, разыскать человека по имени Карл Скавронский, придумать какой-нибудь предлог, чтобы заставить его приехать в Ригу, схватить его, не причиняя, однако, ему никакого зла, и послать его с надежной охраной в полицейское отделение при суде в качестве ответчика по судебному делу, начатому против него в Риге. Князь Репнин в точности исполнил приказание царя. К нему привели Карла Скавронского. Он сделал вид, что составляет против него судебный акт по обвинению его в том, что он затеял спор, и послал его в суд под хорошей охраной, якобы имея обвиняющие его сведения.
Прибыв в суд, этот человек предстал перед полицейским генерал-лейтенантом, который, согласно указанию царя, затягивал его дело, откладывая со дня на день, чтобы иметь время получше рассмотреть этого человека и дать точный отчет о тех наблюдениях, которые сделает. Этот несчастный приходил в отчаяние, не видя конца своему делу. Он не подозревал о том, что около него находились специально подготовленные люди, которые старались заставить его побольше рассказать о себе, чтобы потом на основании этих сведений провести тайное расследование в Курляндии.
Благодаря этому было установлено совершенно точно, что этот человек являлся братом императрицы Екатерины. Когда царь в этом совершенно убедился, то Карлу Скавронскому внушили, что, поскольку он не смог добиться справедливости от генерал-лейтенанта, то должен подать ходатайство самому царю. Ему обещали для этой цели заручиться протекцией таких людей, которые не только найдут для него способ поговорить с царем, но подтвердят также справедливость его дела.
Те, кто осуществлял эту маленькую интригу, спросили у царя, когда и где хочет он увидеть этого человека. Он ответил, что в такой-то день он будет обедать инкогнито у одного из своих дворецких по имени Шепелев, и приказал, чтобы Карл Скавронский оказался там к концу обеда. Это было исполнено. Когда наступило время, этот человек украдкой был введен в комнату, где находился царь. Царь принял его просьбу, и у него было достаточно времени, чтобы рассмотреть просителя, пока ему как будто бы объясняли суть дела. Государь воспользовался этим случаем, чтобы задать Скавронскому ряд вопросов. Его ответы, хотя и несколько запутанные, показали царю довольно ясно, что этот человек был, несомненно, братом Екатерины. Когда его любопытство на этот счет было полностью удовлетворено, царь внезапно покинул этого крестьянина, сказав ему, что посмотрит, что можно для него сделать, и чтобы он явился на другой день в тот же час.
