Московская Русь в те времена была центром притяжения огромной исторической ойкумены. Сюда приходили все и здесь принимали всех.
К примеру, все ордынские баскаки после окончательного угасания Орды остались жить в русских городах. Кстати, это еще раз говорит о надуманности «ига» и непримиримости русско-ордынского противостояния. Ну, представьте на самом житейском уровне: если уж так ненавидели татаро-монголов, считали их угнетателями, то уж собирателей дани — баскаков, должны были ненавидеть вдвойне и втройне. И вырезать, повесить и четвертовать тотчас, как кончилась власть Орды. Однако ж — нет. Одна из самых распространенных на Руси фамилий ордынского происхождения — Баскаковы. В каждом городе найдете Баскаковых…
В Москве жить и служить было интересно. Москва уже тогда становилась для народов огромного евразийского пространства столицей мира.
Такой она и осталась поныне. Вот и весь секрет.
Москва погубила град Китеж
Только не надо после этого воображать некий сусальный образ Москвы. Собирательницы, радетельницы, матушки и тому подобное. Централизация — объективный процесс. Жестокий. Каким путем достигалась цель — история не разбирает. Где крестом, а где мечом. Но чаще всего — мечом. Волосы на голове шевелятся, когда читаешь, как при царе Иване III, а затем Иване Грозном расправлялись с новгородской вольностью: забивали палками, пытали, «терзали неисповедимыми муками», поджаривали на огне живьем, а потом бояр, их жен и детей живьем топили в Волхове, привязав детей к матерям…
При расправе с удельными княжествами и городами Московская Русь использовала свое главное преимущество перед остальными русскими княжествами — преимущество в людях, которое получила благодаря политике потомков. Александра Невского, начиная от младшего сына Даниила, внука Ивана и праправнука Дмитрия Донского… А политика ясная и простая — союз с Ордой, дружба и родство с ее ханами.
«Могло пройти еще сто лет и более в Княжеских междоусобиях: чем заключились бы оные? Вероятно, погибелию нашего отечества: Литва, Польша, Венгрия, Швеция могли бы разделить оное; тогда мы утратили бы и государственное бытие и Веру, которые спаслися Москвою; Москва же обязана своим величием Ханам». (Н. Карамзин. «История государства Российского».)
Москва принимала всех. А уходят, как правило, сильнейшие. Слабые, средненькие приспосабливались к литовским порядкам в Смоленске, Курске, Брянске, Минске, Полоцке и других городах. Те, кто не желал смиряться, уходили в Москву. Средний витязь приспосабливался к жизни в Орде, раздираемой смутами, интригами, переворотами. Сильный витязь — уходил служить в Москву. А там все было ясно — почет и вотчины получал не интриган и проныра, а храбрец, который затем передавал вотчины своим сыновьям. Из которых и сложилось потомственное дворянство, класс государевых людей, которые служили не феодалу-боярину, а великому князю. И зависели не от бесчисленных родоплеменных отношений и распрей, а только от великого князя-государя, то есть — от государства.
Опять-таки не значит, что они были хорошие, эти буйные люди. Каков князь — таков и дворянин. Именно их, к примеру, Иван Грозный превратил в опричников. Именно с их помощью изничтожал потомственное боярство. И далеко не случайно в поэме Лермонтова опричнцк зовется — Кирибеевич, потомок какого-то давнего ордынского Кири-бея или Кири-бая.
Все эти пришлые буйные люди, умеющие метко стрелять из лука и рубить врага до пояса, дали потомство и влились в население Московской Руси — Серпухова, Коломны, Мурома, Ростова Великого, Суздаля, Владимира, Юрьева-Польского…
О том, что московские служивые люди резко отличались своими боевыми качествами от прочих, говорит и такой факт, описанный С. М. Соловьевым. В середине XV века Василий Темный пошел в поход на Новгород. Воеводы Оболенский и Басенок в Старой Руссе захватили большую добычу. Отправили ее в ставку великого князя с главной ратью. А сами остались с отрядом в 200 всадников. Тут появилось новгородское войско в 5 тысяч человек. И эта пятитысячная армада была в пух и прах разбита двумястами московскими всадниками. Тяжеловооруженная, на немецкий рыцарский манер, новгородская армия оказалась бессильной против ордынско-московской тактики конного боя.
О том, что Москва наводила страх на соседей, говорит и сказание о граде Китеже. По легенде, град Китеж стал невидимым в ужасе от нашествия татар. На самом же деле никаких татар давно уже не было. Зато в одном-единственном месте легенды вдруг прорывается антимосковский выпад о «государстве московском», в котором «антихрист царствует… и все его заповеди скверные и нечистые». Там же, в легенде, утверждается, что «сию книгу-летописец мы написали в год 6759 (1250)». Но в 1250 году Москва была малозначительным городком, и уж вовсе далеко ей было до «московского государства». Много, очень много смутного в «Легенде…». Но если учесть, что окончательно сложилась она лишь к XVII–XVIII векам, да еще в среде старообрядцев, первым врагом которых был московский патриарх, то о многом можно догадаться. В. Л. Комарович, самый авторитетный исследователь «Легенды…», полагает, что безымянные авторы под «татарами» зашифровали «москвичей». То есть даже в устных сказаниях боялись открыто выступить против Москвы… Прямо как в давнем стихотворении Владимира Луговского: «Мне страшно назвать даже имя ее — свирепое имя Родины…»
Патриотизм: почему не боролись?
Почему-то так сложилось, что сторонники «теории ига» как раз и причисляют себя к патриотам, называют себя патриотами. Хотя, на самом-то деле, все получается наоборот!
А именно: говорить об иге — значит клеветать на русский народ. Ведь что же получается: триста лет терпели! И — не сопротивлялись! Ведь не было ни одного случая войны с ордынцами, восстания, долгой и постоянной борьбы. Сражения были только в первые два-три года Батыева похода, когда монголы пришли на Русь. А потом — что?.. Известны стычки в 1257 году в Новгороде, в 1262 году в Ростове, Суздале, Устюге, Владимире и Ярославле, вызванные переписью населения для сбора дани. А дань та собиралась как плата Орде за военную помощь в борьбе с крестоносцами. Ну, народу эти тонкости русские князья не объясняли, а всякое сопротивление жестоко пресекали. Затем, через 70 лет, была стычка в Твери. И — все…
Существует теория (Ключевского), что монголы были так ужасны, так потрясли русское сознание, что ни о какой борьбе с ними и речи не могло быть. Опять-таки это возможно в первые годы и несколько десятилетий после. Но ведь потом Русь видела, что и саму Орду сотрясают интриги, что она слаба. Но ни до Куликова поля, ни сто лет после него Русь не делала даже попытки «освободиться от ига». И само «освобождение от ига», датируемое у нас 1480 годом, очень условно. Собственно, освобождаться-то было не от кого. Золотой Орды к тому времени не существовало уже полвека, она распалась на Астраханское, Крымское, Казанское и Сибирское ханства, которые постоянно враждовали между собой и в этой вражде постоянно прибегали к помощи московского князя. А «великое стояние на Угре» было уже не против войск Золотой Орды, а против некоего хана Ахмада, который провозгласил себя главой непонятного образования — Большой Орды и пошел походом на Москву.
То есть получается, что и «освобождения от ига» не было!
И здесь, как нож к горлу, — «патриотический» вопрос. Или ига не было — или русские люди были жалкими созданиями, которые за триста лет иноземного гнета даже одного мало-мальски приличного восстания не подняли?
Никуда не денешься.
О беспомощности русских людей говорить не приходится. Не знаю про другие народы, но русские за свою историю не проиграли ни одной большой войны. Проигрывали сражения, военные кампании, но в конце концов, так или иначе, перемалывали противника, переламывали его…
И если бы они начали против Орды долгую, затяжную войну, тем более — национально-освободительную, то результат ее был бы очевиден. Но ее нет. Значит… Ига не было. А были другие, более сложные отношения, которые наши историки упростили до непримиримого противостояния, до создания образа вечного врага. Почему они это сделали? Потому что нации нужен супостат?! Но это уже — название следующего очерка.
НАЦИИ НУЖЕН СУПОСТАТ?!
Как и почему была искажена история Руси
Одну из моих статей «Литературная газета» предварила признанием, что никто в редакции не ожидал такого количества звонков и писем, такого интереса к истории. Казалось бы, смутные времена, тяжкая жизнь, не до страстей давно минувших лет. Однако…
Не берусь гадать, чем это вызвано. Скорее всего, тем, что это первородный инстинкт человека. Самый благородный инстинкт — стремление к истине.
