— …положительно все! Велите мне дать любое дело и я буду на месте… До революции я был приказчиком на Волге по ссыпке хлеба, а потому понимаю всю коммерцию…
И он долго и скучно рассказывает мне, захлебываясь от переполняющегося все его нутро самовосхищения, всякий вздор. И желание резко оборвать его и сказать ему: "пошел вон, гадина!" растет во мне с неудержимой силой.
— А кроме того, товарищ Соломон, — понижая голос, говорить он, — если нужно кого либо или что либо выследить (патетический удар себя в грудь), вот он я… Нитко… Только прикажите, и я тонко и незаметно все сделаю… Я незаменим для приемок… каких угодно товаров…
Ломаю голову, куда его назначить?… Увы, откомандировать его я не могу: ведь он такой "серьезный" товарищ…
Вспоминаю, что у меня имеется еще ответственный, никчемный лодырь, Юзбашев, и решаю прикомандировать Нитко к нему в помощь для технических приeмов. Зову Юзбашева, знакомлю их и объявляю о назначении. Жена его… но она совершенно безграмотная портниха, еврейка, даже плохо говорящая по-русски. Помещаю ее в канцелярию складывать бумаги и писать адреса на конвертах.
Проходит несколько дней. Ко мне является Нитко. Вид у него, по обыкновению, гнусный, и эта гнусность еще резче проявляется на его лице, ибо сегодня он ликует, и вид у него крайне таинственный. Он сообщает мне, чтов канцелярии неблагополучно: там зреет контрреволюция.. Мне некогда. Я вызываю Маковецкого, note 131передаю ему Нитко и поручаю расследовать… Расследование окончено и Маковецкий приходит ко мне с докладом. Он едва сдерживается от обуревающего его хохота.
— Да, Георгий Александрович, — говорить он, — действительно "контрреволющя", ха-ха-ха!.. Но, знаете, — вдруг бросая веселый тон, с глубоким отвращением продолжает он, — в сущности, ужасная мерзость… По заявлению Нитко, я позвал его жену, эту безграмотную портниху, так как это она то и уловила контрреволюцию. Ничего не делая в канцелярии по полной своей безграмотности, она занимается подслушиванием И вот, она услыхала, как одна сотрудница сказала другой, что в Париже начинают носить "ужасно" короткие юбки, и обе дамы поговорили немного на эту тему. "Вы понимаете, товарищ Маковецкий", говорит она мне "я так возмутилась этим… в служебное время и такие буржуйские разговоры… я и рассказала Исааку (ее муж), чтобы он доложил об этом товарищу Соломону…" Я пытался, было, ее урезонить, куда тебе! Кричит: "Мы с мужем этого дела так не оставим! Если здесь не обратят внимания, мы напишем в Москву"… Что же делать, Георгий Александрович, ведь донесут…
— Что делать, Ипполит Николаевич? — отвтил я. — Да плюньте, и больше ничего, пусть пишут, чорт с ними…
Спустя некоторое время у меня была назначена приемка двух тысяч тонн бертолетовой соли. Согласно техническим требованиям, упомянутым в договоре, эта соль должна была заключать в себе 98% чистой бертолетовой соли, т. е., не иметь более 2% разных примесей. Я поручил произвести приемку Юзбашеву который просил позволения взять с собой в помощь Нитко. Я note 132преподал Юзбашеву все необходимые правила. Приемка была простая и, закончив ее, Юзбашев рапортовал мне, что, явившись к месту приемки, он констатировал, что вся соль находилась в стольких то бочках такого то веса каждая, что он вскрыл столько то бочек, а потом вновь их опечатал (если не ошибаюсь, 5% всех бочек), взял из каждой по такому то количеству проб, смешал их в одну общую пробу и, опечатав ее, передал для анализа в государственную лабораторию. К рапорту Юзбашев прилагал удостоверение лаборатории, из которого было видно, что предъявленная для анализа бертолетовая соль содержит в себе посторонних примесей всего около 0,3 % почему он, Юзбашев, и полагал, что можно принять всю партию соли и передать Транспортному Отделу для отправки ее в Москву. Я утвердил своею подписью приемочный акт и велел передать его Фенькеви для дальнейшего исполнения, а копию в бухгалтерию.
Чуть ли не в тот же день, или на следующий, ко мне явился Нитко. Он весь — одно ликующее торжество, одна многозначительность и таинственность…
Ему-де необходимо поговорить со мной по крайне важному неотложному "государственному" делу…
— Вот, товарищ Соломон, — говорить он с тайным злорадством, — вот, каковы наши партийные товарищи…
— В чем дло?
— Да вот, хотя бы товарищ Юзбашев… Мы были с ним на приемке бертолетовой соли… Ну-с, он брал пробы, а я хе-хе, следом за ним в свою очередь брал тоже пробы из тех же бочек… А потом я тоже дал сделать анализ в лабораторию… Хи-хи-хи! — злорадно тонким смешком засмеялся он. — Вот, note 133позвольте вам представить копию удостоверения об анализе. А подлинник я при рапорте с препровождением копии приемочного акта товарища Юзбашева с вашей утвердительной резолюцией, вчера вечером отправил с курьером в Москву…
Я прочел копию этого анализа и у меня что называется, волосы стали дыбом. Лаборатория (частная, но все таки лаборатория) удостоверяла, что в представленной пробе (смешанной из проб, взятых из разных бочек, напоминаю читателю) заключалось чистой бертолетовой соли только 76,25%, а остальные 23,75% представляли собою примеси, ничего общего с бертолетовой солью не имевшие, подробного анализа каковых примесей не было заказано сделать, но и на взгляд представляющих собою разные нечистоты и воду…
В каком то ужасе я посмотрел на Нитко.Он скромно, но ехидно торжествовал.
— Вот-с, томно - сокрушенным голосом проговорил он, — а вы, товарищ Соломон, изволили еще вчера утвердить приемочный акт… Надо полагать, в Москве очень удивятся… хе-хе-хе…
Я по телефону тотчас же сделал необходимые распоряжения остановить отправку, приостановить производство расчета с поставщиком, и вызвал к себе Юзбашева.
— Вот, какие вам беспокойства, — сокрушенно качая головой с притворным чувством, сказал Нитко, которого я поторопился отпустить, чтобы, говорю по правде, не видеть его гнусной физиономии перед собой.
Пришел Юзбашев. Ничего не говоря, я показал ему анализ Нитко. Он был поражен и сразу же вспотел и покраснел.
— Невозможно,— едва-едва пролепеталон.
note 134— Чего там невозможно, — оборвал я его. — Вот здесь анализ…
И я дал ему распоряжение сейчас же в сопровождении одного ( не помню именно, кого) из сотрудников и в присутствии поставщиков взять вторично пробы и, с соблюдением всех формальностей, разделив их пополам, одну часть передать в государственную лабораторию, а другую в частную. Пока производились эти проверочные анализы, я просто места себе не находил. А донос Нитко уже возымел свое действие: пошли из Москвы срочные запросы, замечания… Мне приходилось отвечать… О "преступной" поставке узнало и военное ведомство… Начались междуведомственные трения, суматоха, паника…
Но вот прибыли анализы из обеих лабораторий Они были почти тождественны: одна лаборатория установила 99,70%, а другая — 99,75% чистой бертолетовой соли… Предоставляю читателю судить, что я переживал эти дни, и не только я, но и мои сотрудники: работала канцелярия, машинистки, телеграф, шифровальщик… И едва были получены эти анализы, как я поспешил вызвать к прямому проводу Москву и сообщить о результатах проверки…
Из Москвы меня просили произвести строгое расследование, по чьей вине произошла эта склока.
Я вызвал Нитко и накинулся на него.
— Ничего не знаю… вот хоть побожиться, —забыв о безбожии, жалобно повторил он.
Но я стал настойчиво его допрашивать. И в конце концов докопался до самой подноготной. Оказалось, что следуя за Юзбашевым, он, крадучись от него, брал пробы из тех же бочек, но не прямо из бочек, а он подбирал, просыпавшуюся при note 135откупоривании бочек, бертолетовую соль с пола. Бочки находились в таможенных складах. Пол был покрыть сором, грязью и талым снегом, и просыпавшаяся соль смешивалась со всем этим… Я думаю, остальное ясно и я могу не оканчивать этой истории…
Я сообщил о результатах моего расследования в Москву и просил убрать от меня этого прохвоста. Но его оставили у меня и он, хотя и присмирев несколько, продолжал всем надоедать и вызывать всеобщее негодование. Сколько я помню, я отделался от него только тем, что откомандировал "за ненадобностью" его жену, а тогда и он уехал с нею. Но его ревельские проделки не повлияли на его карьеру, — ведь «быль молодцу не в укор», и я слышал, что в Москве он получил какое то очень высокое назначение.
Не лучше обстояло дело с другими командированными на службу лицами. Вот, например, некто Вальтер. Он явился с командировочным удостоверением Наркомвнешторга, но тут же по секрету сообщил мне, что, в сущности, он командирован ко мне "товарищем Феликсом" (т. е. Дзержинским) для исследования "корней и нитей" контрреволюции и для надзора за эмигрантами.
