Как видим, защитники достаточно бездарно потеряли часть необходимых во время осады припасов еще до наступления таковой. И это в тех условиях, когда буквально несколько недель спустя в венгерской столице начался голод.
Капитан Дьёзё Бениовски
Иван Хинди прекрасно представлял, что ожидает в ближайшем будущем город, а потому еще 24 декабря 1944 года выслал из Будапешта собственную семью и семью своего деверя генерал-майора Энё Рёдера.
То, что Пфеффер-Вильденбрух знал о возможном развитии событий, говорит хотя бы тот факт, что 22 декабря, то есть тогда, когда об окружении венгерской столицы еще не велось речи, он потребовал от немецкого командования наладить снабжение Будапешта с воздуха. В полдень 23 декабря 1944 года лейтенант Биро, адъютант командира 10-й пехотной дивизии, получил от командования корпуса приказ усилить агитационную и разъяснительную работу. Начальник штаба Дьёзё Бениовски в 10 часов вечера лично посетил Пилишсентиван и проверил боеготовность всех подразделений. На следующий день высланные вперед патрули в первой половине дня сообщали о появлении советских частей у деревень, расположенных по берегам речушки Жамбекер. Внезапности прорыва мало соответствовали действия подразделения квартирмейстера 1-й танковой дивизии, которое на тот момент оказалось в Пашарете. Сам квартирмейстер исходил из того, что к 24 декабря в направлении Хювёшвёльдья (Холодной долины) должны быть направлены противотанковые орудия и самоходные артиллерийские установки. В то же самое время из Холодной долины в направлении Сенной площади (Сенаплац) устремилось множество венгерских и немецких легковых автомобилей. Вдобавок ко всему Пфеффер-Вильденбрух приказал всем находившимся в Будапеште частям снабжения и подразделениям 13-й танковой дивизии срочно покинуть город. Все это наглядно показывает, что для немецко-венгерского командования окружение Будапешта не было неожиданностью. Добавим ко всему этому то, что 23 декабря на высотах Будадьёндье, которые находились рядом с шоссе, ведущим в Будекаси, в двух местах были установлены батареи немецкой противотанковой артиллерии. Также Верховное командование сухопутных сил Германии отдало приказ о формировании особого подразделения. Оно должно было состоять из минеров военно-морского флота. Их должны были срочно перебросить из Любека в Венгрию. Главной задачей этого нового подразделения должна была стать не только подготовка взрыва мостов Будапешта и Грана, но частичное минирование Дуная. Непосредственно на Рождество 1944 года эта команда, руководимая обер-лейтенантом Тегетхоффом, находилась уже поблизости с Венгрией, в Вене. Из этого сообщения видно, что даже Верховное командование сухопутных сил Германии не строило никаких иллюзий относительно судьбы венгерской столицы.
Показательно, что в то же самое время между немецким и венгерским командованием, а точнее штабами Пфеффера-Вильденбруха и Ивана Хинди, не происходило никакого обсуждения относительно планов ведения боев в условиях окружения. Причины подобной военной сонности можно было бы найти в бюрократическом духе, в недоверии Пфеффера-Вильденбруха к венграм, в растущей с октября 1944 года антипатии к немецким структурам со стороны Ивана Хинди. Кроме этого не стоило забывать, что Иван Хинди с самого начала был лишен каких-либо военных функций и полномочий, он должен был заниматься исключительно административной работой. Сам же Пфеффер-Вильденбрух в общении со своим венгерским «коллегой» вел себя снисходительно. Немец не считал необходимым сообщать Хинди даже какие-то крохотные сведения, представляющие оперативную значимость. Есть множество признаков того, что венгерскому генералу опостылела война, и ему было уже все равно, что произойдет с Будапештом, в котором хозяйничали немцы.
Между тем ночью 23 декабря советские войска форсировали Дунай в районе Надьтетени. После этого они начали развертывать боевые порядки на восточном, Будайском берегу. Немецкое командование с показательным безразличием восприняло сообщение об этом. Впрочем, надо отметить, что еще прошлым вечером в тот район была направлена танковая группа из состава моторизованной дивизии «фельдхеррнхалле». На следующий день этим войскам удалось отбить у Красной Армии Тёрёкбалинт (Гросструвал). В тот момент недостающие танки заменялись артиллерийскими орудиями типа «Хуммель» («Шмель»). Впрочем, у этих орудий было достаточно слабое фронтальное бронирование. Вторая половина данной боевой группы, состоявшая из двух батальонов и артиллерийского дивизиона, объединившись с остатками 13-й танковой дивизии, смогла прорвать северный фланг советских позиций и уйти от угрожавшего ей окружения. Вахтенный батальон «Будапешт», который к тому времени не представлял реальной боевой силы, был удален из окрестностей Чёмёри. Он был направлен также в Хювёшвёльдья (Холодную долину).
В утренние часы 24 декабря жандармерия из Будакеси передала в штаб венгерского корпуса, располагавшегося в монастыре Нотр-Дам де Сион, что перед деревенькой были замечены первые советские танки. Приблизительно в то же самое время подполковник Сёдьени, командир группы ПВО «Юг», не знавший о сообщении венгерской жандармерии, направил своего адъютанта лейтенанта Пинтера в Будакеси, чтобы разведать на месте возможности использования для обороны венгерской столицы зенитной артиллерии. К 10 часам утра лейтенанту, ехавшему на машине, удалось пробраться через западный элитный квартал до седловины горы Сепьюхасне. Он так вспоминал об этих событиях: «Там неожиданно меня остановил какой-то старший лейтенант. Я вышел из машины. Он спросил меня, куда я направляюсь. Я ответил, что в Будакеси, чтобы осмотреть позиции. Было где-то пол-одиннадцатого утра. «Ты не сможешь туда попасть, — сказал он. — Разве ты не знаешь, что находишься на передовой?» — «Как это?» — спросил я. «Поворачивай назад, а то за тобой находятся СС»… Старший лейтенант попросил отдать ему пару ручных гранат, так как у него не было даже пистолета».
В 10 часов 30 минут перед седловиной горы Сепьюхасне появились первые советские солдаты. Не встретив серьезного сопротивления, к полудню русские танки стали медленно приближаться по идущей вниз дороге к перекрестку, где начиналась улица Хидкути (сейчас улица Хювёльдьи). Они остановились у заправочной станции, которая располагалась как раз перед трамвайным парком, и стали заправляться из венгерских автомобильных цистерн. Видя подобную ситуацию, немецкие солдаты пытались предпринять контратаку, чтобы отбить бензин. Завязался тяжелый бой. Пока шла перестрелка, бензин вытекал прямо на землю.
Между тем к Будакеси подтянулась советская пехота. Часть красноармейцев пыталась следовать по улице прямо за танками, но со временем она отстала. Другая часть устремилась по дороге в Маккошмариа через Будакесийский лес в направлении Швабской горы (Шваб-хедь). Почти сразу же после полудня части Красной Армии атаковали позиции зенитной артиллерии, установленной на Чиллеберке. Атака была предпринята так, что орудия не могли стрелять по нападавшим красноармейцам. В итоге венгерские зенитчики вытащили артиллерийские затворы и отступили. Как рассказывали свидетели, советский авангард, вооруженный пистолетами-пулеметами, смог затесаться среди пассажиров, которые ожидали на Швабской горе пригородный поезд (там располагалась конечная станция зубчатой железной дороги). Вместе с испуганными и озадаченными гражданскими лицами советские солдаты погрузились в несколько вагонов.
Военное командование предполагало, что в ближайшее время стоило ожидать русское наступление. Но оно не смогло свести воедино поступавшие к нему сведения наблюдателей и разведчиков, что в итоге для немецко-венгерских частей имело роковые последствия.
Если обратиться к судьбе лейтенанта Пинтера, то он, сделав изрядный крюк, смог все-таки выехать на улицу Хидкути. Он увидел 88-миллиметровую пушку, установленную рядом с аптекой перед трамвайным депо «Сепилона». Судя по всему, из нее удалось подбить один из советских танков. Поодаль стояло еще четыре советских танка, которые, казалось, только и ждали момента, чтобы ринуться по улицам Будакеси. Чуть подальше на улице Тарогато располагались немецкие позиции. Они активно обстреливались советской артиллерией. Немцам удалось связаться с командованием дивизии «Фельдхеррнхалле», они просили подкрепления, но на другой стороне провода заверили, что опасаться нечего. Среди сражавшихся оказался водитель венгерской санитарной машины, которая осталась чуть западнее. Он заверял, что его транспорт был обстрелян советскими танками. Ему отказывались верить. Когда кто-то позвонил еще в штаб дивизии, то ему порекомендовали «не распространять панические фантазии». Тому, что «фантазии» были реальностью рушившихся домов, которые обстреливались советскими танками, на другой стороне провода отказывались верить. Внезапно после одного из орудийных выстрелов связь прервалась.
