246
"Было бы неправильно забыть, что, что после первых поражений на фронте Сталин посчитал, что это конец. В одном из разговоров в те дни он сказал: "Всё, что сделал Ленин, мы просрали". После этого Сталин долгое время не руководил военными операциями и пререстал вообще что-либо делать. Он вернулся к активной деятельности только когда несколько членов политбюро пришли к нему и сказали, что необходимо принять ряд мер для приведения в порядок ситуации на фронте".
Хрущёв, который находился в Киеве, когда началась война, сочинил историю в своих мемуарах, что Берия говорил ему, что Сталин смирился с поражением и заперся на своей даче в отчаянии.
Другая версия об этом частном инциденте приведена в мемуарах Анастаса Микояна, сталинского министра торговли. Согласно Микояну, члены политбюро приехали на сталинскую дачу и сказали своему спрятавшемуся вождю, что они хотят образовать Государственный Комитет Обороны, в который хотят его включить. Инициаторами этого действа были Берия и Молотов. Однако, как заявляют Рой и Жорес Медведевы, это неправдоподобная история. Молотов и Берия были наиболее близкими членами сталинского круга и не стали бы бросать вызов так прямолинейно. По свидетельству Якова Чадаева, возвращаясь к микояновской истории, члены политбюро приехали повидать Сталина на его дачу, и Молотов попросил его вернуться к работе. Однако чадаевское мнение об этом инциденте не является мнением очевидца, но основано на слухах. Чадаевский прямой репортаж в мемуарах о Сталине во время первых нескольких дней войны создаёт (Стр.90)впечатление, что поведение диктатора было крайне противоречивым: он, с одной стороны, сильный и решительный, с другой – молчаливый и спотыкающийся. К тому же, в интервью 1992 года Чадаев сообщил следующее, в ответ на вопрос о сталинском поведении в первые месяцы войны: "В дни кризиса, в критической ситуации на фронте, Сталин контролировал себя в целом очень хорошо, демонстрировал уверенность и спокойствие, и великую работоспособность". Другие мемуары свидетельствуют, включая ответ Молотова на вопрос об эпизоде на даче: "Сталин был в очень взволнованном состоянии. Он не ругался, но и не был совершенно спокоен. Я бы не сказал, что он потерял голоау. Он страдал, но не показывал вида. Несомненно, это был для него самый трудный момент. Говорить, что он не страдал, неверно. Но он не показывал, каково ему было на самом деле… Как обычно, он работал днём и ночью, и никогда не терял голову, или дар речи. Как он вёл себя? Как обычно, достойно". Согласно Жукову: "Сталин был очень волевым и не трусом. Только однажды я видел его несколько подавленным. Это было в конце дня 22 июня 1941 года, когда его надежда, что войны удастся избежать, была разбита. После 22 июня 1941 года и всю войну Сталин твёрдо руководил страной…". Когда Лазаря Кагановича, другого члена политбюро, спросили, правда ли, что Сталин растерялся в момент начала войны, он ответил: "Это ложь!" Молотов и Каганович были твердолобыми сторонниками Сталина, тогда как Хрущёв и Микоян были ренегатами, и в 50-х годах начали антисталинскую борьбу. Жуков был "репрессирован" Сталиным после войны, потом восстановлен, и участвовал вместе с Хрущёвым в устранении Берии, но был затем отстранён Хрущёвым.
Возможно лучшая информация о сталинской реакции на немецкое вторжение, это свидетельства современников о его действиях в первые дни войны. Согласно записям в его дневнике, когда началась война, Сталин беседовал с членами военного совета и политическими вождями. В первые дни войны от Сталина требовалось много решений. В день начала войны он подписал 20 различных декретов и приказов. 23 июня он учредил Ставку (главную квартиру) Главнокомандующего, включавшую политиков и военных, под председательством наркома обороны Тимошенко, для надзора за стратегическим управлением войной. 24 июня было приняты решения учредить совет по эвакуации, для организации эвакуации людей и материалов из зоны военных действий, и создать Советское информационное бюро (Совинформ) для координирования и руководства военной пропагандой. 29 июня Сталин выпустил срочную директиву о партийных и государственных организациях во фронтовой зоне, приказав им защищать до последней капли крови каждый дюйм советской земли. Снабжение и тыловые территории Красной Армии должны быть полностью защищены, и все предатели, и паникёры должны немедленно привлекаться к суду военного трибунала. Партизанские отряды должны быть сформированы на оккупированной врагом территории и, (Стр.91)в случае отступления армии, должна применяться тактика выжженой земли. Врагу не должны доставаться дороги, железнодорожные пути, заводы, склады с продовольствием, ничего, чем может воспользоваться враг. Эта инструкция базировалась на тексте выступления Сталина по радио с обращением к советским людям, прозвучавшего несколькими днями позже.
22 июня день начался в сталинском кабинете в 5.45 утра, когда Молотов вернулся со встречи с Шуленбургом с известием об объявлении Германией войны. Одним из первых решений было то, что Молотов, раньше Сталина, выступил по радио в полдень с обращением к народу. Согласно Молотову, Сталин решил подождать, пока ситуация не прояснится, прежде, чем выступать со своей речью перед страной. Молотовские наброски речи были отредактированы Сталиным весьма существенно. Он значительно расширил содержание речи. Первое, Молотов сообщал, что говорит от имени Сталина, и затем призывал к необходимости сплотиться вокруг Сталина. Второе, ясно заявил, что Советский Союз не нарушал пакт о ненападении с Германией никоим образом. Третье, Молотов сделал ударение на том, что война против Советского Союза начата не немецкими рабочими, крестьянами, или интеллигенцией, а немецкими фашистами,, которые также поработили Францию, Польшу… и другие страны. Четвёртое, Молотов сравнил гитлеровское вторжение в Россию с наполеоновским и призвал к патриотической войне в защиту отечества. Сталинские исправления были очень велики, составляя большинство достопамятных направлений выступления. Это включало оборот речи, появившийся в молотовском обращении и ставший затем одним из главных пропагандистских лозунгов во время войны: "Наше дело правое. Враг будет разбит. Победа будет за нами".
Другим ранним визитёром сталинского кабинета в этот день был лидер Коминтерна Георгий Димтров, который записал в своём дневнике:
"В 7.00 утра я был вызван в Кремль… Поразительное спокойствие, решимость, доверие Сталина и всех других… Коминтерн сейчас явно не способен к действиям. Партии на местах принимают меры для защиты СССР. Ставить вопрос о социалистической революции невозможно. Советский народ начинает патриотическую войну против фашистской Германии. Фашизм, который поработил много народов и склонен порабощать далее, должен быть разгромлен".
В сталинском кабинете в этот день был заместитель комиссара иностранных дел Андрей Вышинский, который отвечал за развитие дипломатических отношений. Он принёс некоторые хорошие новости. Из лондона Майский передал по телеграфу заверения секретаря министерства иностранных дел Антона (Энтони) Идена, что Британия будет сражаться, и что вопрос о сепаратном мире с Германией не ставится. Слухи о миссии Гесса опровергнуты. Иден также информировал Майского, что (Стр.92)Черчилль будет говорить в этот вечер по радио о немецком нападении и об англо-советских отношениях. Речь Черчилля по радио принесла Сталину значительное облегчение:
"Небыло бОльшего противника коммунизма, чем я, за последние 25 лет. Я не буду говорить ни слова из того, что могу сказать об этом. Но всё это растаяло перед представлением, что сейчас разворачивается. Прошлое с этими преступлениями, глупостями и трагедиями сгорело… Мы имеем одну цель и "билет в один конец", бесповоротное намерение уничтожить Гитлера, и его нацистский режим. Ничто не свернёт нас с этого пути, ничто… Из этого следует, что мы окажем любую помощь России (какую можем) и русским людям… Если Гитлер воображает, что его нападение на Советскую Россию разъединит цели, или ослабит усилия Великих Демократий, которые приняли решение о его уничтожении, то он жестоко ошибается… Его вторжение в Россию есть не более, чем прелюдия к попытке вторжения на Британские острова… Опасность для России есть опасность для нас и опасность для США… в любых сражениях вместе с русскими будут сердца всех свободных людей, и народов на каждом полушарии Земли".
США оставались демонстративно нейтральными, но оказывали большую помощь Британии. На пресс-конференции в Белом доме 24 июня Рузвельт объявил, что эта политика будет распространена на Советский Союз. 12 июля Британия и Советский Союз подписали договор о совместных действиях в войне против Германии, и обещали, что никогда не вступят в сепаратные переговоры с Гитлером о перемирии, или о мирном договоре. В конце июля Рузвельт прислал своего личного представителя Гарри Гопкинса в Москву для переговоров со Сталиным об американской помощи Советам в военных действиях. В начале августа два государства обменялись нотами, в которых США обещали помощь СССР военными материалами. В конце сентября лорд Бивербрук, британский министр снабжения, прибыл в Москву с Авереллом Гарриманом, представителем Рузвельта по ленд-лизу в Лондоне, для подписания формального договора об англо-американской помощи России.
