Ознакомительная версия.
Нельзя не отметить, что среди нападавших на села и деревни было немало попросту деклассированных элементов, убийц и садистов, пытавших женщин и детей. Однако не они составляли большинство. Многолюдство «разбойных команд» – прямое следствие ухудшения положения крестьян, искавших спасения от повинностей, рекрутчины, многочисленных карательных отрядов, рассылаемых по стране властями.
Примечательно и типично сообщение о случае в Старицком уезде Московской губернии. Придя в сельцо Обувково летом 1710 года, разбойники «преловили работавших на полях 4 крестьян и, положа их на плахи, ломали им руки и ноги пополам, и потом троих из них, привязав к дереву, разстреляли из фузей до смерти, а четвертаго покинули живого, говоря: за то, де, вас побиваем до смерти, что помещик ваш бьет челом о сыщиках и ездит с ними сам, но сколько, де, ему не ездить, а будет у нас в руках; тело его обрежем, да по полю собакам размечем». Разграбления, поджоги помещичьих усадеб, убийства и пытки их обитателей были, несомненно, свидетельством не только мести, но и более серьезных, социальных противоречий.
С особой силой они проявились в Булавинском восстании, вспыхнувшем как раз в наиболее тяжелый период отступления русской армии в Белоруссии и на Украине. Восстание, которое начал в октябре 1707 года донской атаман Кондратий Булавин, отразило в себе всю остроту социальной ситуации, возникшей в стране к концу первого, самого тяжелого периода Северной войны. Верхнее течение Дона и его притоков издавна было местом поселения беглых крестьян из центральных районов России. Как верховья питали тихий Дон водой, так и эти беглые мужики составляли неисчерпаемый источник казачества на Дону. Казачество, как бы зажиточно оно ни жило, обладало развитым корпоративным сознанием, исходным элементом которого было представление о праве любого человека найти себе убежище на земле вольного Дона, стать казаком. Всякое нарушение этого исконного права Москвой встречало ожесточенное сопротивление казачьей демократической республики.
К 1707 году поток беглых из центра настолько усилился, что правительство, получая многочисленные жалобы владельцев беглецов и донесения окраинных городов об усилении разбоев и передвижениях масс беглых, предприняло в общем-то обычную для тех времен полицейскую акцию: отправило летом 1707 года отряды «сыщика» князя Ю. В. Долгорукого, которому было предписано освидетельствовать и вывезти беглых крестьян с Дона в Россию под конвоем. Долгорукий действовал согласно указу, но с особой жестокостью. Его отряды, как писал Булавин кубанским казакам, «многия станицы огнем выжгли и многих старожилых казаков кнутом били, губы и носы резали и младенцев по деревьям вешали, также женска пола и девичья брали к себе для блудного помышления на постели». По-видимому, действия Долгорукого имели большой общественный резонанс и стали той искрой в пороховом погребе, которая и привела к взрыву в ночь на 9 октября Булавин с двумя сотнями человек окружил место ночлега Долгорукого и перебил весь его отряд. Вскоре были уничтожены и другие отряды сыщиков, а стоящие во главе их офицеры казнены. После непродолжительного перерыва в феврале 1708 года восстание запылало с новой силой. Эту силу ему придавала связь, установленная между булавинцами и Запорожской Сечью, а также весьма эффективная пропаганда среди крестьян Тамбовского, Воронежского, Борисоглебского и иных южнорусских уездов. Булавин рассылал в ближние и дальние места «прелестные» письма с призывом к крестьянам, ко всем страждущим от властей и официальной веры присоединиться к повстанцам. Воззвания призывали не подчиняться властям, «перевесть» бояр, воевод, подьячих, помещиков.
Петр оказался в очень сложном положении, ибо его армия под непрерывным давлением шведов отступала через Белоруссию и Украину и возникла реальная опасность оказаться между двух огней. Поэтому царь с начала апреля 1708 года предпринял самые активные действия по локализации восстания и его удушению. Командиром карательного отряда был назначен В. В. Долгорукий – брат убитого Булавиным «сыщика». Выбор этот был не случаен, хотя Петр предупреждал его о необходимости осторожного обращения с народом, «дабы, как есть простой народ, оне того не помнили, что ты станешь мстить смерть брата своего, что уже ныне не без молвы меж них». Реально же Долгорукий мог удовлетворить свое чувство мести, не преступая данной ему инструкции от 12 апреля 1708 года: «Понеже сии воры все на лошадях и зело лехкая конница, того для невозможно будет оных с регулярною конницею и пехотою достичь, и для того только за ними таких же посылать по разсуждению. Самому же ходить по тем городкам и деревням (из которых главной Пристанной городок на Хапре), которыя пристают к ворофству, и оныя жечь без остатку, а людей рубить, а заводчикоф на колесы и колья, дабы сим удобнее оторвать охоту к приставанью… воровства у людей, ибо сия сарынь кроме жесточи не может унята быть».
Для подавления восстания были переброшены не только части, находившиеся в распоряжении киевского и азовского губернаторов, но и драгуны с фронта, а также решено было поднять дворянское ополчение на Москве. Примечательно, что настаивавший перед царем о сборе ополчения Долгорукий видел в этом залог успеха не только по военным, но и социальным причинам. 2 июня 1708 года он писал из Острожска Петру: «Прошу, государь, о том, чтоб ваше величество подтвердил своим государским указом, чтобы судьи по доношению моему послали указы, чтобы царедворцы ехали ко мне немедленно, а они, государь, зело нужны на етех воров и на противников. Известно тебе, государю, самому, каковы донские казаки: нерегулярное войско, а царедворцы на них зело способны будут, они сами се, у них люди свои будут, хоть бы казаков против их вчетверо было. И на царедворцов мошно надеетца, на шведов они плохи, а на этот народ зело способны».
К этому моменту восстание достигло апогея: Булавин вступил в столицу Донского края – Черкасск – и был избран на кругу войсковым атаманом. Судя по рассылаемым им грамотам, он рассчитывал на присоединение к восстанию запорожских и кубанских казаков. После бурных дебатов запорожцы прислали к Булавину крупный отряд, принявший участие в военных действиях.
После успехов Булавина в Черкасске стало ясно, что угроза нависла над Азовом и Таганрогом. Летом же повстанцами была, по существу, перерезана Волга. П. М. Апраксин писал Петру «Доношу Вашему величиствию: от последних чисел майя не имели на Волге свободного проезду от детей вселукавого диявола, воровских казаков, как те воры Булавина злодейственного сонмища, пришед з Дону Сиротинской станицы и других городков, с ними ж беглые стрелцы и салдаты, собрався человек с тысечю, майя 13 пришли на Волгу и город Дмитровской на Камышинке взяли без бою, те камышенские своровали, не противились, зложились заодно». Последнее обстоятельство – ненадежность местных гарнизонов, сочувствовавших повстанцам, – очень беспокоило Петра. С тревогой он спрашивал губернатора Азовской губернии И. А. Толстого: «…нет ли какой блазни (соблазна. – Е.А.) у вас меж салдаты, также (от чево, Боже, сохрани), ежели Черкаской не удержитца, имеешь ли надежду на своих солдат?»
Падение Азова и Таганрога было бы для Петра катастрофой, которая могла изменить всю ситуацию на юге России: 6 июля 1708 года булавинцы подступили к Азову, а 8 июля Карл XII, одержав победу над русской армией под Головчином, вступил в Могилев, намереваясь перейти Днепр и двигаться на Украину. Предусмотреть заранее, как поведут себя крымские татары и Османская империя по мере приближения шведов и захвата булавинцами Азова, было невозможно. У Петра были все основания опасаться установления связи между всеми его противниками.
Но в сражении под Азовом казаки потерпели поражение, причем решающую роль сыграла в этом корабельная артиллерия, наносившая большой урон повстанцам. Они отступили, и, воспользовавшись поражением, недовольная Булавиным казачья верхушка начала мятеж в Черкасске. Во время разгоревшегося возле дома Булавина боя атаман погиб при неясных обстоятельствах (или от руки противника, или же, оказавшись в безвыходном положении, – от собственной).
Тогда же правительство решило объявить народу, в среде которого ходили упорные слухи о восстании, происшедшем на Дону, уже как о событии с победным исходом. В этом нельзя не видеть известную традицию политической культуры нашей страны, когда власти, не желая «сеять панику», «огорчать» или «смущать» народ, умалчивали о происходивших драматических событиях вплоть до их благополучного разрешения, чтобы затем громом победного салюта развеять сомнения и соблазны. Так, получив сообщение о гибели Булавина, князь Матвей Гагарин писал в протоколе заседания боярской комиссии, правившей дела на Москве: «Должно быти благодарение принести Богу и пушечной стрельбе быть должно для того, дабы о том уведомилися многий для нынешнего случая ведали, зане сие воровство произошло в слухи многим людям». Но через два дня бояре передумали без указа Петра устраивать фейерверк и решили ограничиться публикацией в «Ведомостях», выдержанной в том же успокоительном духе. Читатели из нее узнали всю многомесячную историю с начала и до благополучного конца: «Донской казак, вор и богоотступник Кондрашка Булавин, умыслил во украинских городех и в донских казаках учинить бунт, собрал к себе несколько воров и единомысленников, и посылал прелестные письма во многие городы и села, призывая к своему воровскому единомыслию, и многие таковые ж воры, и все донские казаки, иные по нужде, а иные по прелести его к нему пристали. И собравшемся многолюдством, ходили по городы и в села, для разорения и призывания иных в свое единомыслие, и того ради царское величество указал послать свои войска, под командою господина Долгорукова, дабы того вора Булавина поймать, и злый их воровский совет разорить. И ныне по писмам из полков, и городов, подлинно ведомость получена: что они воры булавинцы (не во едином месте) многие, и главнейший его товарыщ вор Стенка Драной ко многом своем собрании убит, и единомысленников их не малое число побито. Также и под Саратовом и Азовом посланные его воровские его товарищи с немалым собранием побиты, и, видя, он, Булавин, что не может от войска царского величества уйти, убил сам себя до смерти. А единомысленники его многие побиты, иные же переловлены и сидят окованы. А донские казаки всех городков принесли повинные. И ныне милостию Божиею то Булавина и единомысленников его воровство прииде во искоренение. А в которых числех и где, и сколко их воров побито и переловлено, и то объявлено будет впредь. На Москве, лета господня 1708, июля в 20 день».
Ознакомительная версия.
