не менее, сохраняли культурную самостоятельность в течение долгого времени. Непрекращающиеся мятежи или тяжелые осады могли приводить к показательному подавлению, в худших случаях оборачивавшемуся политицидом, за которым следовали депортации.
Вавилонское восстание, длившееся пять лет, вызвало пятнадцатимесячную осаду, закончившуюся в 689 г. до н. э., когда ассирийское войско Синаххериба взяло штурмом Вавилон. Улицы были заполнены трупами, те, кто остался в живых, подверглись изгнанию, а город обращен в руины. В других вавилонских городах некоторые из вождей восстания подверглись пыткам, с них была живьем содрана кожа и срезано мясо. Край подвергся разорению, а урожай сожжен, что обрекало население на голодную смерть. Одним из мотивов такого жестокого подавления была месть, так как сын Синаххериба погиб в результате неверности вавилонян. Но за этим варварством стояла и прагматичная политика — надо было запугать других подданных, чтобы им неповадно было восставать. Такая тактика принесла плоды. В Вавилонии больше не было восстаний до 652 г., после которого депортации в небольших масштабах были сочтены достаточным наказанием. То же самое произошло и после следующего восстания, произошедшего в 627 г. Для ознаменования подобных событий ассирийцы устанавливали барельефы и высекали надписи, где указывались уровень применяемых репрессий и их причина. Отсюда следует, что эти действия носили показательный характер.
Известно, что иудейский царь Езекия понял, что совершил большую ошибку, присоединившись к одному из восстаний. Его сообщники предали его и заключили сделку с Синаххерибом. Оставшись в изоляции в Иерусалиме, Езекия наблюдал, как ассирийские войска захватывают другие города в его царстве и подходят к столице. Ассирийский военачальник предложил иудеям выбор (он говорил по-еврейски, чтобы защитники города могли его понять) — продолжать борьбу и погибнуть или перестать подчиняться Езекии:
Не слушайте Езекии. Ибо так говорит царь Ассирийский: примиритесь со мною и выйдите ко мне, и пусть каждый ест [плоды] виноградной лозы своей и смоковницы своей, и пусть каждый пьет воду из своего колодезя, пока я не приду и не возьму вас в землю такую же, как и ваша земля, в землю хлеба и вина, в землю плодов и виноградников, в землю масличных дерев и меда, и будете жить, и не умрете (4 Цар. 18: 31–32).
Он предлагал повстанцам традиционную ассирийскую альтернативу: смерть или принудительное выселение. Ассирийцы специализировались на выселениях. Всего они переселили, возможно, более миллиона человек. Однако эти депортации включали сравнительно малое число смертных случаев, в отличие от большинства депортаций Современности, обсуждаемых в этой книге, — от «долины слез» индейцев чероки до чеченцев, депортированных последними царями и Сталиным, и еврейских маршей смерти 1945 г. На ассирийских барельефах показано, как воины гонят депортируемых, но по дороге местные власти обязаны были их кормить и давать им жилье. На месте прибытия их расселяли семейными группами в сельской местности или городах, где они имели возможность заниматься работой, соответствующей их профессиональным навыкам, в большинстве случаев в том же свободном или полусвободном статусе, как и местные жители. Эта политика носила целерациональный характер. С помощью депортаций уничтожались непокорные государства, а не народы. Элиты и воинов могли убивать или порабощать, а изображения богов непокорной страны разбивать в целях уничтожения идеологии соответствующих государств. Но люди представляли собой ценный ресурс, и депортации способствовали восстановлению Ассирии. Постоянные войны приводили к уменьшению числа населения, особенно в основных районах, где происходили битвы и набирались люди в войско. Предпочтение отдавалось людям, имеющим квалификацию, требующуюся для экономики, которые могли восполнить квалифицированную рабочую силу. Со временем они могли смешаться с местным населением, но, как пишет Одед (Oded, 1979: 86), отношение к человеку в Ассирии определялось прежде всего его политической принадлежностью и территорией, на которой он жил, а не его этнонациональной идентичностью. Политику ассирийских царей по отношению к покоренному населению определяла, скорее, потребность в территориальном единстве, а не в национальной чистоте.
Вопреки тому, что обычно думают, даже самые воинственные из древних империй не проводили этнических чисток (Becking, 1992: 61–93; Frame, 1992; Gallagher, 1999; Grayson, 1982; Yamada, 2000).
Я показал, что макроэтничность и этническое сознание в древности были редкостью. Большие общества управлялись с помощью «горизонтальной» ассимиляции аристократии, носившей классовый характер. Покоренные элиты растворялись в культурной идентичности новых правителей, так что макроэтническая идентичность ограничивалась правящим классом. Массовое насилие присутствовало, но почти никогда не выражалось в чистке целых народов.
РЕЛИГИИ СПАСЕНИЯ:
НАРОДЫ ДУШИ (НО НЕ ТЕЛА)
Положение начало меняться с появлением религий спасения, обещавших членство в одной и той же религиозной общине представителям всех общественных классов и областей. Монотеизм еще более усилил эту динамику: все должны были поклоняться одному и тому же Богу с помощью одних и тех же ритуалов. Главы государств начали получать титулы «защитник веры», «католическое величество» и т. д. Христос проповедовал спасение для всех и, казалось бы, предпочитал бедных и угнетенных богачам и правителям. Безусловно, церкви и государства извратили эту идею даже по отношению к душам, а в секулярной сфере никакого равенства и не было. Государства принадлежали не народам, а князьям и аристократам. Демократизации подверглись души, а не тела, и они же могли приобретать этническую идентичность. В исламе было больше дифференциации и больше терпимости. В индуизме классы, статусы и этнические группы превратились в мелкие касты, поскольку религия носила синкретический характер и принимала в пантеон местные божества. Подобно буддизму, индуизм удерживал дистанцию между священным и секулярным, религией и государством. Христианство превратилось в наименее толерантную из мировых религий спасения (Moore, 2000). Оно практиковало чистки по религиозному принципу, убивая людей за то, кем они являются, а не за то, где они находятся (Smith, 1997: 233).
Тем не менее основными меньшинствами, предназначенными для чистки, были не этнические группы, а христианские еретики, мусульмане, прокаженные и иудеи. Часто их обвиняли в нечистоте, которую они якобы распространяли в пределах государства. Мусульман иногда карикатурно изображали в качестве собак и волков; евреев представляли в виде свиней и утверждали, что они приносят в жертву христианских младенцев. Большинство ересей было распространено в определенных регионах, и их носителей с известной натяжкой можно назвать этническими меньшинствами. Но все потенциальные жертвы могли обратиться в «истинную» веру.
Альбигойцы в Южной Франции приняли катарскую ересь в конце XII — начале XIII века. Большую роль при этом играли обиды, специфические для определенных областей и городов. Альбигойцев отлучали от общины, подавляли и отменяли по отношению к ним моральные обязательства. По сообщениям средневековых хроник, при взятии их твердыни в Безье было убито большинство жителей города, в котором проживало 8000 человек — мужчины,
