На протяжении многих лет работала в Большом театре Нина Ивановна Гусельникова, наделенная мягким лирико-колоратурным сопрано. Мы часто выступали с ней в одних и тех же операх, где она исполняла роли Антониды, Людмилы, Джильды и была очень приятной партнершей.
Хорошим лирико-колоратурным сопрано обладала и Галина Васильевна Белоусова-Шевченко, которая тоже часто оказывалась моей партнершей. Она пела роли Джильды, Антониды, Людмилы и многие другие.
Часто в спектаклях со мной выступала и Татьяна Федоровна Тугаринова Наташа в "Русалке", Ярославна в "Князе Игоре", Лиза в "Пиковой даме", Елизавета в "Доне Карлосе". Очень серьезная певица и хорошая актриса. Жаль, что она очень рано ушла из жизни.
Привлекательной артисткой, покорявшей красивым голосом, была Галина Васильевна Олейниченко - Розина, Царевна Лебедь, Людмила, Антонида, Джильда.
Талантливой актрисой была Нина Ивановна Покровская лирико-драматическое сопрано. Нина Ивановна хорошо держалась на сцене, выразительно фразировала, что помогало ей создавать незабываемые образы Марии в "Мазепе", Гориславы, Ярославны, Елены в "Декабристах". Я пел с ней во всех этих операх и получал большое удовольствие. Мы записали с Покровской "Алеко", где она прекрасно исполнила партию Земфиры.
Запомнился мне и теплый голос Натальи Петровны Соколовой - он лился прямо в душу. К тому же она была прекрасной артисткой, очень глубокой и содержательной. Ее обаяние и необыкновенная проникновенность исполнения доставляли наслаждение. Среди ее лучших ролей - Аида, Лиза, Галька, Елена, Керубино.
Не столь широким репертуаром обладала Евгения Федоровна Смоленская, но голос у нее был крепкий и в то же время очень мягкий. Он помогал ей создавать обаятельные образы Ярославны, Наташи, Лизы, Елены, Аиды.
Моя партнерша по многим операм Леокадия Игнатьевна Масленникова запомнилась мне в ролях Маргариты, Маженки, Даши во "Вражьей силе", Татьяны. У Масленниковой был очень звонкий голос, особенно в верхнем регистре.
И первые, и вторые партии пела Антонина Алексеевна Иванова, обладавшая хорошим звонким лирическим сопрано. Среди ее значительных работ - Тамара, Мария.
И все же самыми лучшими данными, на мой взгляд, обладала Вероника Ивановна Борисенко. Она пленяла своим прелестным голосом-большим, свободным, огромного диапазона. Он звучал просто поразительно. Такие ее партии, как Груня во "Вражьей силе", Любаша, Любава, Марфа, Амнерис, Кончаковна - незабываемы. Но мне кажется, что Вероника Ивановна мало работала над собой и могла бы достичь, благодаря своим замечательным данным, еще большего.
В то же самое время пела в Большом театре и Ирина Николаевна Соколова, низкое меццо-сопрано. Благодаря мальчишеской внешности она очень естественно выглядела в ролях Вани, Ратмира, Леля. Но Ирина Николаевна пела и Ольгу, Маддалену и другие партии.
Много теплых слов мне хочется сказать о своей землячке, иркутянке Варваре Дмитриевне Гагариной, обладательнице очень красивого низкого меццо-сопрано. И внешне она была чрезвычайно привлекательна. Такие роли, как Ольга, Княгиня, Кончаковна, Полина, Весна, Лель, Ваня, Ратмир, прекрасно ей удавались.
Моя сокурсница по училищу имени А. К. Глазунова, где мы когда-то вместе учились, Елена Ивановна Грибова очаровывала в ролях Ольги, Зибеля, Маддалены.
Валентина Федоровна Клепацкая прекрасно исполняла партию Вани в "Иване Сусанине" и была моей партнершей в этой опере, которую мы записали на пластинку. Ей удавались партии Зибеля в "Фаусте", Княгини в "Русалке", Федора в "Борисе Годунове".
Из артисток, исполнявших вторые партии, вспоминаю Марию Николаевну Левину, которая очень хорошо играла роли Няни в "Демоне" и Лариной в "Евгении Онегине". Во многих небольших партиях очень успешно выступали Бася Ароновна Амборская, Ольга Федоровна Инсарова, Тамара Анатольевна Парфененко. Нина Александровна Остроумова была моей партнершей в "Фаусте", где пела Марту, и мы с увлечением проводили с ней комические сцены, которые она очень талантливо играла. Одна из ее запоминающихся ролей - Наина в "Руслане и Людмиле". В ролях Марты и Наины производила большое впечатление Мария Георгиевна Кузнецова.
Все это были яркие характерные актрисы, без которых многие спектакли Большого театра сильно бы проиграли.
Дирижеры, с которыми я работал
Большую роль в моем актерском становлении и развитии сыграла повседневная работа в театре с выдающимися дирижерами и режиссерами. Я хочу и о них рассказать.
Первая творческая встреча с дирижером, которая произвела на меня очень сильное впечатление, состоялась еще в довоенные годы, когда я был солистом Московской филармонии. Тогда на репетиции "Реквиема" Верди я встретился с одним из самых выдающихся дирижеров того времени - Львом Петровичем Штейнбергом. Он был уже немолод, но держался бодро, подтянуто. Мне запомнились копна его седых волос, пышные усы, живые темно-карие глаза, зажигавшиеся огоньками. Лев Петрович обладал блестящей дирижерской техникой и большим темпераментом. Когда я стал солистом Большого театра, то успел спеть с ним только партию Царя в "Аиде" Верди.
Определяющую же роль в моей судьбе сыграл другой дирижер, один из самых больших мастеров оперного искусства, Самуил Абрамович Самосуд. Этот удивительный музыкант тонко чувствовал не только музыку, но и стиль произведения, прекрасно знал законы сценического искусства и ясно ощущал драматургическое развитие каждого произведения.
Дирижируя, Самосуд никогда не заглушал певцов, стараясь подчинить все исполнение вокальному звучанию, в то время как игра самого оркестра отличалась всегда яркостью, стройностью, филигранностью отделки деталей. Такие постановки Самосуда, как "Иван Сусанин", "Пиковая дама", "Иоланта", "Черевички", забыть невозможно.
Самуил Абрамович светился обаянием. Вся его ладная фигура, благородная осанка, выразительное лицо, обрамленное чуть седеющими волосами, добрый и умный взгляд карих глаз притягивали внимание, очаровывали. Он был очень общительным человеком, приятным, остроумным собеседником, обладавшим чувством теплого юмора. Так же, как и другие музыканты - Голованов, Пазовский,- он часто приходил, в театр, чтобы просто послушать какой-нибудь спектакль, и когда он появлялся в ложе, то в театре сразу возникала напряженная творческая атмосфера. Когда же сам Самуил Абрамович становился за дирижерский пульт и поднимал дирижерскую палочку, все замирало. Только скулы на лице Самосуда приходили в движение, а затем по взмаху его руки начинала литься вдохновенная музыка.
К сожалению, этот огромный мастер очень немного времени проработал в Большом театре, и я с ним ничего не спел, кроме двух опер, которые прозвучали в концертном исполнении - "Тангейзер" Вагнера, где мне была поручена ведущая партия Ландграфа, и "Джоконда" Понкьелли. Здесь я выступил в роли Альвизе.
Когда на смену ушедшему из театра Самосуду пришел Арий Моисеевич Пазовский, то и он сумел завоевать наши сердца. Это был не просто превосходный дирижер, но и замечательный педагог, любивший и понимавший вокал. И старых и молодых актеров он захватывал своей вдумчивой, точной отделкой каждого спектакля. Я начал работать с Пазовским над партией Сусанина и получил от него массу ценных советов, но, к сожалению, не успел тогда довести эту работу до конца и пел Сусанина с другими дирижерами, уже гораздо позже.
Арий Моисеевич казался человеком сумрачным, у него был строгий взгляд, в котором ощущалась большая воля. Дирижерское искусство Пазовского отличалось большой ясностью: у него были очень выразительные руки, разнохарактерные жесты. Иными словами, он обладал замечательной дирижерской техникой. Очень жаль, что он тоже мало проработал у нас в театре. Пошатнувшееся здоровье заставило Пазовского оставить Большой театр.
На смену ему пришел третий могикан Николай Семенович Голованов. Мне запомнилось его круглое широкое лицо с припухлыми губами, слегка вздернутым, довольно мясистым носом, тонкими, будто нарисованными темной краской бровями. Взгляд его был приветлив и одновременно прозорлив. Однако он преображался, как только становился за дирижерский пульт. Теперь перед всеми представал предельно волевой человек. Все подчинялось ему безоговорочно. Блестящая техника сочеталась с огромным темпераментом. Особенно удавалась Голованову русская музыка - Римский-Корсаков, Мусоргский, Рахманинов. Здесь ему, пожалуй, не было равных. Прекрасно звучала под его управлением "Поэма экстаза" Скрябина.
Я пел под руководством Голованова "Хованщину". Опера прошла тогда с огромным успехом. И до сих пор, несмотря на то, что со времени ее постановки прошло уже сорок с лишним лет, спектакль не устарел, не потерял свой свежести и яркости красок. Так добротно он сделан.
С Головановым мне, к сожалению, пришлось встретиться еще раз только на записи "Алеко". Николай Семенович был болен, только что перенес инсульт, поэтому сидел за пультом и дирижировал лишь слегка. Но как все звучало под его управлением! Как записан "Алеко"! И сегодня я не могу слушать эту запись без волнения! Оркестр не просто брал аккорд. Этот аккорд жил, дышал!
