После знакомства обитателей Мценской пересыльной тюрьмы с этими идеями среди них начались шумные дебаты о будущем строе России. Одни во главе с Сажиным отстаивали анархистские идеи устройства общества; другие, и в их числе Войноральский, высказывались за идеи Лаврова.
Но наибольший интерес у бывших "централистов" вызывала деятельность народнических организаций. Летом 1878 г. была основательно подработана программа организации "Земля и воля". В ней не только провозглашались требования передать всю землю в руки крестьян с равномерным ее распределением, но и указывалось на разрушающее влияние капитализма на крестьянскую общину. Поэтому признавалась необходимость скорейшего насильственного переворота. В этих целях подтверждалась выдвинутая ранее задача объединения революционных сил, причем пропаганда среди крестьян рекомендовалась при устройстве постоянных землевольческих поселений. В среде рабочих признавалась целесообразной пропаганда о переходе фабрик и заводов из рук капиталистов в распоряжение рабочих производительных общин. Впервые подчеркивалась необходимость стачечной борьбы рабочих. Но все-таки рабочие не рассматривались как главная движущая сила революции; на них возлагались надежды как на революционных пропагандистов в крестьянской среде. Был принят устав построения организации на началах конспирации, централизации и строгого приема новых членов. Создание такой единой централизованной организации было важным достижением народников в деле объединения революционных сил. С октября 1878 г. стала выходить газета "Земля и воля", широко освещавшая развернувшуюся антиправительственную борьбу.
В ряде крупных забастовок народники помогли рабочим выдвинуть и оформить требования, выстоять в стачечной борьбе, наладить сбор средств в пользу бастующих. Так, в январе 1878 г. рабочие патронного завода в Петербурге устроили политическую демонстрацию в знак протеста против гибели своих товарищей во время взрыва на этом заводе по вине хозяев. Когда же полиция попыталась арестовать оратора, то по примеру Г. В. Плеханова, одного из активнейших тогда землевольцев, все участники демонстрации бросились на полицейских и освободили его. Это был наглядный пример силы объединенных действий.
К началу 1878 г. стало заметным возрастание интереса землевольцев во главе с Плехановым к пропагандистской деятельности среди рабочих и студенчества, к таким формам протеста, как стачка и демонстрация. Их участие в этой борьбе -- написание и распространение прокламаций, сбор средств для стачечников, обращения к обществу, к рабочим, к молодежи, призывающие к борьбе с самодержавием.
В конце 1878 г. возникла революционная организация "Северный союз русских рабочих" во главе со С. Н. Халтуриным и В. П. Обнорским. В программе организации был поставлен вопрос о создании общерусской организации рабочих. Союз руководил стачечной борьбой рабочих, успел выпустить нелегальный листок, но в марте 1880 г. редакция была разгромлена, и вскоре союз прекратил свое существование.
Землевольцы проводили пропагандистскую работу среди учащейся молодежи и активизировали студенческое движение. Оно становилось важным фактором революционной борьбы. Среди студентов распространялись листовки и прокламации. В одной из землевольческих прокламаций говорилось: "Над русской молодежью стоят городовые и жандармы, заглядывающие ей в душу, и определяют степень ее честности и гражданственности. Самых честных из этой молодежи душат в казематах без суда и следствия".
Деятельность среди городских слоев населения захватила землевольцев. Это отвлекало силы от работы в деревне. Реально осталось всего два землевольческих поселения -- новосаратовское и тамбовское.
В декабре 1877 г. умер великий русский поэт Н. А. Некрасов. В Петербурге состоялась грандиозная демонстрация на его похоронах. Присутствовавшие восторженно встретили слова, сказанные Ф. М. Достоевским о значении Некрасова для России и о народе, выступающем на арену истории. Землевольцы устроили сходку в честь Некрасова. Читали его стихи. Особенно проникновенно звучали строки:
Иди в огонь за честь отчизны, за убежденья,
за любовь,
Иди и гибни безупречно. Умрешь недаром:
Дело вечно, когда под ним струится кровь.
Однажды, когда зашел разговор о Некрасове в "Мценской гостинице", кто-то принес стихи Феликса Волховского, посвященные Некрасову. Войноральский попросил показать ему эти стихи и, пробежав их быстро глазами, начал читать:
Пусть лагерь довольных и сытых
В утеху и радость себе
В речах своих зло-ядовитых
Пророчит забвенье тебе!
В часы и труда, и досуга,
В час радости редкой народ
Родного поэта и друга
Сердечные песни поет.
Но славы твоей он не сгубит -
Народ охраняет ее.
Народ и лелеет и любит
Великое имя твое!
Поет, проклинал недолю,
Судьбы своей каторжный кнут,
И рвется он к свету, на волю,
Куда твои песни зовут.
Войноральский кончил читать, и все зааплодировали, просили еще что-нибудь почитать.
Товарищи устроились вокруг стола в комнате, называемой "Форум", Войноральский продолжил:
-- Я позволю себе прочитать еще два небольших стихотворения Феликса Волховского, написанные в сатирической манере. Первое называется "Гармония".
Как мудро в этом свете.
Как гармонии полно!
(Жаль при том, что мысли эти
Не усвоил я давно.)
Для того, чей взгляд не шире
Ленты орденской -- простор
Предоставлен в полной мере,
Чтоб расширить кругозор...
Для того же, чьи стремленья
Чересчур уж широки,
Небольшое помещенье
И... надежные замки.
А второе совсем короткое:
Пусть я в тюрьме, пускай я связан,
Все ж остается мне мой смех;
И им я доконаю тех,
Кому веревками обязан.
Дружный смех, улыбки товарищей были наградой Войноральскому.
Эстафету у Войноральского подхватил Дмитрии Рогачев:
-- А я вам прочту более раннее стихотворение Волховского. Правда, я помню его не до конца. Называется оно "Судьба русского поэта".
Глядишь, глядишь, как правду душат,
Как человека бьют ослы,
Как мысль и энергию глушат.
А тупости поют хвалы.
Глядишь на все обиды эти.
Глотаешь со слезами их...
Но есть всему предел на свете -
И вот скуешь железный стих!
В него положить ты всю душу,
Он -- наболевший сердца крик,
Он -- кровь, забившая наружу
Из-под ножа, что в грудь проник...
Дальше, к сожалению, не помню.
Ковалик предложил:
-- Давайте я прочту что-нибудь из стихов Синегуба. Вот, например, это, написанное в тюрьме:
Проходят года... свод темницы моей
Висит и висит надо мною:
Цепь тянется серых бессмысленных дней
Со снедающей душу тоскою...
Как тяжко безмолвны -- сырой каземат.
Окошко, решетка густая,
Железная дверь и угрюмый солдат.
Шагающий возле, скучая.
В окошко бесстрастное небо глядит
И видит, как здесь я тоскую,
Как сырость могилы мой мозг леденит
И силу мою молодую!
Бессильным свидетелем здесь я стою.
Свидетелем казни ужасной:
Бесследно хоронят здесь юность мою.
Намучивши мукой напрасной.
Пока Ковалик читал, Войноральский, вслушиваясь в эти строчки, напоминавшие ему жуткую обстановку "одиночки", думал о том, что поэты находили в своих стихах отдушину, чтобы выразить все, что накопилось на душе, что мучает и терзает ее. Но кроме того, они черпают в поэзии силы для поддержания своей веры и мужества, для продолжения борьбы.
Ковалик закончил чтение. Наступила тишина. Все как бы вновь ощутили себя в ненавистных казематах и задумались над тем, что их ждет впереди, в суровой Сибири. Виташевский, самый молодой и очень впечатлительный юноша, сидел мрачный. Он безнадежно обхватил опущенную голову руками, в глазах у него было выражение тоски. Войноральский заметил это и, неожиданно нарушай тишину, громко произнес:
-- Что-то мы забыли одного поэта, нашего мужественного борца, члена Интернационала, видного землевольца, а теперь и народовольца Николая Морозова. Он сейчас борется на свободе, но, даже и сидя в тюрьме, он не позволял ни себе, ни другим терять веры в победу. Я прочту, если позволите, отрывок из одного его стихотворения, написанного в заключении:
Проклятие! Пишу стихи в тюрьме.
Когда нас ждет не слово -- дело!
Да, жить одной мечтою надоело.
Бесплодно пьется мысль в моем уме.
Когда в борьбе с неправдой злою
Стремится нее живое,
Когда повсюду гнет тупой
Да рабство вековое.
Тогда нет сил в тюрьме сидеть
И песни о неволе петь.
Тогда, поэт, бросай перо скорей
И меч бери, чтоб биться за свободу.
Стесненному неволею народу
Ты не поможешь песнею своей.
Настроение собравшихся под воздействием уверенного, мужественного голоса Войноральского поднялось. Раздались голоса: "И из Сибири можно уйти!"
