Ознакомительная версия.
А одновременно вдруг выяснилось, что литовцы рассчитывают не только на свои силы и воинское искусство, но и на… измены среди русских. Радзивилл стал распространять воззвание, где Ивана Васильевича называли «бездушным государем без всякого милосердия и права», который «горла ваши берет», а посему дворян приглашали «из неволи» переходить под власть короля. Защитников Тарваста такие перспективы почему-то не прельстили, они храбро приняли бой. Но надежды врагов на боярскую оппозицию в полной мере подтвердились! Осада продолжалась пять недель, и в Прибалтике хватало русских войск. Однако князья Серебряные, Курбский, Курлятев вдруг вспомнили о своем достоинстве и затеяли местничать. Так и спорили о старшинстве, город помощи не получил и был взят. Хотя у Радзивилла сил было совсем не много. Как только царь произвел перестановки и Василий Глинский двинул на литовцев войска, они бросили крепость и отступили, а их арьергард был разбит…
Начало войны с Литвой ставило перед русской дипломатией новые задачи. Первым делом Иван Васильевич попытался вступить в переговоры с Крымом. Если и не добиться прочного мира, то хотя бы частично нейтрализовать его. В декабре 1561 г. написал Девлет-Гирею, что готов заключить мирный договор, заплатить «добрые поминки». Царь отправил в Крым посла Афанасия Нагого с большими суммами денег, заверял, что его «ссорили» с ханом только Адашев, Висковатый и Шереметев, которые уже наказаны. Конечно, это было лишь дипломатической отговоркой — Висковатый и Шереметев никаких наказаний не понесли и оставались на своих постах. Но хан ни на отговорки, ни на реальные предложения, ни даже на деньги не поддался. Уж он-то прекрасно осознавал, что России теперь придется трудно, понадобится перебрасывать войска на запад. А значит, пришло его время. Уже весной 1562 г. он решил испробовать нашу оборону. Погромил села на Северщине, но от Мценска был отбит и отступил.
Причем на южном фронте тоже проявилась измена. Князь Дмитрий Вишневецкий понял, что сногсшибательные перспективы, о которых наплел ему Адашев, рухнули, князем Крымским или Днепровским ему не бывать — и попросился обратно на службу Сигизмунду Король его обласкал, снова дал во владение ряд городов. Но большинство днепровских казаков гетмана не поддержали. Атаманы Савва Балыкчей Черников, Ивашка Пирог Подолянин, Ивашка Бровка и другие объявили, что отказываются ему повиноваться. Казаки созвали раду и выбрали другого гетмана. Им стал князь Богдан Ружинский. Он, как и Вишневецкий, был литовским магнатом, но симпатизировал России, а с татарами имел личные счеты — в крымском плену сгинули его жена и юная дочь. Казаки под началом Ружинского сообщили Ивану Васильевичу что остаются на его службе, и государь отнесся к ним с полным доверием. Выслал жалованье, боеприпасы, и отважные воины возобновили удары по ханским владениям.
А Вишневецкий плохо кончил. Служба королю ему быстро наскучила. Повиноваться кому бы то ни было и выполнять приказы королевских воевод он не желал. Его буйная натура требовала иного. Он собрал отряд казаков, сохранивших ему верность, и ринулся в очередную авантюру. Решил захватить престол Молдавии. Там еще не утихла буза. Василид проявил себя не лучшим правителем. Стал развратничать, вводить западные нравы. Чтобы получить помощь против османов, решил передаться польскому королю. А ко всему прочему, увлекся ересями. Турки на этом умело сыграли, распространяли информацию о его поведении среди подданных. Молдаване восстали и убили Василида. Султан утвердил господарем Стефана. Тут-то и явился Вишневецкий, надеясь свергнуть его. И ошибся, население к нему не примкнуло. Бывший гетман очутился на чужой земле в окружении врагов. В надежде выпутаться он согласился на переговоры, ему гарантировали безопасность, но схватили и выдали султану. Вишневецкого привезли в Стамбул и предали страшной смерти — повесили на остром крюке под ребро.
Лишь «задним числом» Сигизмунд II объявил царю, что он, якобы исчерпав средства к достижению мира, «должен прибегнуть к оружию». Указывал, что русские могут предотвратить войну, но для этого требуется вывести войска из Ливонии, да еще и оплатить все убытки, которые ей нанесли. После отставки Адашева Иван Васильевич нередко отправлял другим монархам личные письма, проявив себя не только хорошим литератором, но и психологом. Как уже отмечалось, Эрика XIV он резко поставил на место, и результат стал именно таким, как требовалось. А Сигизмунду царь написал умно, выверенно, но и хлестко. Конечно, не для того, чтобы блеснуть красноречием или доказывать королю свою правоту. Кому было доказывать-то? Но государь знал, что его ответ прочтут паны, он станет известен в Европе. Поддел Сигизмунда его ложью, предъявил доказательства его «миролюбия» — сведения о переговорах со шведами, грамоту к Девлет-Гирею. И резюмировал: «Итак, уже знаем тебя совершенно и более знать нечего».
Но королю удалось преодолеть сопротивление литовских сторонников мира. Для этого поработало католическое духовенство, папская агентура, Сигизмунда горячо поддержала мелкая шляхта, которой война сулила заработок и добычу. Сейм проголосовал выступить против русских. Тем не менее, боевые действия разворачивались вяло. Шляхта, по своему обыкновению, лихо отплясывала на балах, в пьяном виде бахвалилась перед дамами, но ехать сражаться не спешила. Наличных войск королю хватило лишь для того, чтобы занять отданные ему ливонские города. Несколько литовских отрядов вторглось на русскую территорию. Подступали к Невелю и Опочке, но осаждать их не стали, только разграбили окрестности. В ответ русская конница прошлась, разоряя села, до Витебска, Орши, Шклова. И литовский гетман (главнокомандующий) Ходкевич даже обратился к царским воеводам с весьма своеобразным предложением: давайте, мол, «не тратить» воинов в «бесполезных» боях. Действительно, в набегах отдувались крестьяне, невелика беда. А зачем благородным людям губить друг друга?
Впрочем, и без «джентльменских» соглашений некоторые бояре действовали еще хуже, чем против ливонцев. Вели себя пассивно, от столкновений с противником уклонялись. А в августе 1562 г. князь Курбский, имея 15 тыс. воинов, встретился под Невелем с 4 тыс. литовцев. Вместо того чтобы решительно атаковать и смять врага, он остановился, принялся маневрировать, да так безграмотно, что сам был атакован и разбит в пух и прах. Для Сигизмунда эта победа оказалась очень кстати, чтобы поднять дух подданных, преодолеть их сомнения и опасения. Королевская пропаганда раструбила о ней по всей Литве и Польше, не стесняясь преувеличивать масштабы боя, потери царских войск. Объявлялось о слабости русских, полном неумении воевать.
А вдобавок к плохому командованию среди российской знати начались открытые измены. Удивляться этому, в общем-то, не приходится. Перебегать на сторону казанцев, астраханцев или слабого ордена вряд ли кому-то могло прийти в голову, а на Литву боярская оппозиция ориентировалась уже давно. Вишневецкий стал не последним и не худшим нарушителем присяги. По крайней мере, послужив под царскими знаменами, он не захотел участвовать в войне против русских. Но вслед за ним перекинулись к Сигизмунду знатные вельможи Алексей и Гаврила Черкасские, были приняты на службу и повели подчиненных на вчерашних земляков и сослуживцев. Нашлись и другие предатели…
И при этом неожиданно выяснилось, что царь… не может наказать своих высокопоставленных подданных! По закону сделать этого не в состоянии! По тем самым законам, которыми сам государь хотел утвердить «правду», оградить простых людей от произвола. Но ведь и бояре, советники, не зря участвовали в законотворчестве, корректировали формулировки, исподволь проводили нужные им пунктики. Теперь же оказывалось, что судить знатное лицо может только Боярская дума. Кроме того, действовали право заступничества, закон о взятии на поруки. А боярские роды были связаны друг с другом родством, дружбой, знакомствами. В итоге Иван Васильевич опять столкнулся фактически с саботажем.
Первый раз это проявилось в деле Василия Глинского. Он, правда, не принадлежал к оппозиции. Наоборот, Иван Васильевич приблизил двоюродного брата в 1560 г., когда разогнал «избранную раду» и заменял прежних советников. Чем конкретно провинился Глинский — неизвестно, летописи упоминают лишь сам факт проступка. В данном случае вряд ли речь шла об измене. Возможно, вельможа возгордился своим возвышением, допустил злоупотребления. Или не выполнил какой-то приказ. Царь не заключал его под стражу, не предавал суду, ограничился опалой. Но она была очень короткой, сразу нашлись заступники, с ходатайством обратились церковные иерархи, и в июле 1561 г. Иван Васильевич опалу снял. Глинский принес дополнительную присягу и был прощен.
Ознакомительная версия.
