Всем известно, что Анна Иоанновна вместе с Бироном нагоняла страху доносами, казнями, пытками, ссылками и зверскими сумасбродными увеселениями. Один из историков пишет: «Лихие ветры качали великую страну, забирали тысячи жизней, возводили и низвергали веселых фаворитов». Всюду свирепствовала тайная полиция, один за другим следовали смертные приговоры. В короткий срок Канцелярия тайных розыскных дел набрала чрезвычайную силу и вскоре сделалась своеобразным символом эпохи. Анна постоянно боялась заговоров, угрожавших ее правлению, поэтому злоупотребления этого ведомства были огромны. Двусмысленного слова или превратно понятого жеста часто было достаточно для того, чтобы угодить в застенок, а то и вовсе бесследно исчезнуть. Всех сосланных при Анне в Сибирь насчитывалось свыше 20 тысяч человек; из них «более 5 тысяч было таких, о которых нельзя было сыскать никакого следа, так как зачастую ссылали без всякой записи в надлежащем месте и с переменой имен ссыльных, не сообщая о том даже Тайной канцелярии. Казненных считали до 1000 человек, не включая сюда умерших при следствии и казненных тайно, которых было немало».
Тем не менее, в царствование Анны наблюдается дальнейшее усиление относительной самостоятельности абсолютистской власти. Этому способствовали преобразования системы государственного управления. Начались они под знаком возврата к заветам Петра I: 4 марта 1730 года последовал манифест об упразднении Верховного тайного совета и восстановлении Правительствующего сената «на таком основании и в такой силе, как при Петре Великом был».
Однако вскоре был создан небольшой по составу совет при императрице, получивший в указе от 18 октября 1731 года название Кабинета министров. В него вошли А. И. Остерман, граф Г. И. Головкин и князь А. М. Черкасский; после смерти Головкина его последовательно заменяли П. И. Ягужинский, А. П. Волынский и А. П. Бестужев-Рюмин. По сути дела, Кабинет явился прямым преемником Верховного тайного совета.
Была продолжена линия на подчинение церкви государству и превращение священнослужителей в послушный самодержавию специфический род чиновничества. Так, 15 апреля 1738 года из ведомства
Синода была изъята Коллегия экономии, которая передавалась Сенату. Вместе с ней туда же передавались существовавшие при Синоде приказы Дворцовый и Казенный. По сути, Синод стал бюрократическим учреждением, которое могло содержаться жалованьем из государственной казны.
Итак, Верховный тайный совет упразднили, Сенат заработал снова, Синод тоже оживили, а через год исполнилась мечта покойного Петра Великого – был учрежден Кадетский корпус. И даже по Москве установили через 20 сажен стеклянные фонари на конопляном масле! Получалось, что легкомысленная племянница восстанавливает порядки дядюшки, забытые его женой и внуком. Анна Иоанновна и ее курляндцы внешне правили и воевали, как Петр Великий, и с аналогичными результатами. Возможно, дело было в «немецком», европейском влиянии на российский обиход. Ибо Миних был продолжением Гордона и Лефорта, придворные «машкарады» – развитием потешных ассамблей.
В общем, внутренняя и внешняя политика России времен Анны Иоанновны в целом была направлена на продолжение линии Петра I. Царствование Анны Иоанновны отмечено подъемом российской промышленности, прежде всего металлургической, вышедшей на первое место в мире по производству чугуна. Со второй половины 1730-х годов началась постепенная передача казенных предприятий в частные руки, что было закреплено Берг-регламентом (1739), стимулировавшим частное предпринимательство.
Так что портрет «необразованной, ленивой, вздорной, мстительной и крайне расточительной царицы, предпочитавшей проводить время в бесконечных увеселениях», возможно, не совсем правдив. Точнее, быть может, она была и мстительна, и вздорна, и малообразованна, и где-то ленива, и действительно расточительна, но эти характеристики далеко не исчерпывают сложный характер императрицы Анны Иоанновны.
Так же как до сих пор сохраняются противоречивые мнения по поводу государственной деятельности Анны Иоанновны, так же разноречивы и оценки деятельности ее фаворита Бирона. Все злоупотребления власти при них патриотические представители российского общества позже стали связывать с так называемым «засильем немцев при русском дворе», назвав это явление бироновщиной. Но архивные материалы и исследования историков не подтверждают той роли Бирона и курляндских придворных в расхищениях казны, казнях и репрессиях, какую ему приписали позднее литераторы в XIX веке.
Одни историки говорят о том, что именно во времена правления Анны Иоанновны «немцы посыпались в Россию, точно сор из дырявого мешка», и что засилье немцев на высших государственных должностях возмущало русское дворянство. Другие сходятся во мнении, что иностранцы «посыпались» еще задолго до царствования Анны и их количество никогда не было устрашающим для русского народа. С незапамятных времен иностранные специалисты приезжали работать в Россию, и особенно широко двери страны открыл для них Петр Великий. Не будем забывать, что многие приказы Анны Иоанновны были направлены не на защиту интересов иностранцев, а, напротив, защищали русских. Так, например, именно при Анне было устранено болезненное для русских офицеров различие в жалованье: они стали получать столько же, сколько иностранцы, а не в два раза меньше, как было при Петре I.
Таким образом, бироновщина не ставила иностранцев в какие-то особые сказочные условия. Внутреннее положение страны в это время в литературе тоже характеризуется как весьма драматичное: «Народное, а с ним и государственное хозяйство, – писал Ключевский, – расстраивалось. Торговля упала». Однако данные многих других историков, в особенности современных, доказывают обратное, а именно: что представления об упадке торговли ни на чем не основаны. Внешняя политика России в царствование Анны не претерпела существенных перемен по сравнению с Петровской эпохи и не была отступлением от принципов царя-преобразователя.
Русских дворян беспокоило не «засилье иноземцев», а усиление при Анне Иоанновне бесконтрольной власти и иноземных, и русских «сильных персон», олигархические притязания части знати. В центре борьбы, которая шла внутри дворянского сословия, стоял, следовательно, не национальный, а политический вопрос. В правление Анны Иоанновны дворянство почувствовало силу – ему было возвращено право распоряжения вотчинами, которое разрешало делить свои имения между всеми детьми. Отныне все имения признавались полной собственностью своих владельцев.
Сбор подушной подати с крепостных был передан их владельцам. Помещик теперь был обязан наблюдать за поведением своих крепостных. Кроме того, правительство обязало помещиков кормить своих крестьян в неурожайные годы. Таким образом, можно заключить, что в целом абсолютистское государство проводило продворянскую политику – дворянство являлось его социальной опорой.
Время правления Анны Иоанновны было временем жестокой борьбы возле трона. В борьбе участвовали ее всесильный фаворит Бирон, фельдмаршал Б. Х. Миних, все тот же Остерман, бывший при Анне Иоанновне фактическим руководителем русской внешней политики, и новое лицо – Артемий Петрович Волынский. 1738 год стал годом возвышения князя Волынского. До тех пор он, обычный царедворец средней руки, имел не самые важные должности. И вот, благодаря поддержке Бирона, он попал в кабинет-министры. Сам Волынский считал, что обязан должностью своей родословной: род его происходил от князя Дмитрия Михайловича Волынского-Боброка, женатого на родной сестре великого князя Дмитрия Донского. Но Бирон при назначении Волынского в Кабинет руководствовался не его родословной, а его способностями. Когда иноземные послы спрашивали герцога, почему он именно на Волынском остановил свой выбор, то Бирон отвечал: «Волынский – это одна из лучших русских голов». На наш взгляд, в личности Волынского соединились все хорошие и дурные стороны его времени. Жизнь при царском дворе то возносила его светлую голову высоко, то роняла низко – до тех пор, пока не вознесла окончательно – на шест у места казни.
Но пока Волынский делил власть с Бироном, Остерманом и Минихом, Волынский начал с того, что расширил Кабинет министров частным созывом «генеральных собраний», на которые приглашались сенаторы, президенты коллегий и другие сановники, и сосредоточил в своих руках все дела Кабинета: через год после его назначения в кабинет-министры он стал единственным докладчиком у императрицы по делам Кабинета. Он попытался влиять на управление страной, и тут-то министры не захотели видеть в нем равного себе, если не больше. На него начали собирать компромат. В скором времени выяснилось, что претендует он не просто на место у кормушки, но и на «хозяйское место».
Еще в 1731 году во время пребывания в Москве Волынский сблизился с несколькими образованными людьми: морским офицером Ф. И. Самойловым, придворным архитектором П. М. Еропкиным и горными инженерами А. Ф. Хрущевым и В. Н. Татищевым. Друзья Волынского собирались у него в доме на Мойке. В дружеских беседах высказывались мечты о будущем, разные соображения и планы об улучшении государственных порядков, обсуждались (а частенько и осуждались) разные государственные мероприятия – действия правительственных лиц и самой императрицы. В этих разговорах давалась резкая характеристика правителей-немцев, в особенности Бирона и Остермана, изливалась желчь на родовитых русских людей, исполнявших роли шутов при дворе Анны Иоанновны. Волынский много рассуждал о браке Анны Леопольдовны и о наследовании престола после ее смерти.
