С сельского населения производился набор во вспомогательное войско «посошных людей», которые упоминаются впервые тогда же, когда и пищальники, т. е. в 1506–1508 и 1512 гг.[551] Набирались они с сохи по человеку и получали по рублю «найма».
В связи с возросшим значением огнестрельного вооружения появился новый дворцовый чин — оружничего, которому стали подведомственны «доспех» (т. е. вооружение) и «мастера» (т. е. оружейники)[552]. Значение этой должности ясно уже из того, что на нее назначались представители старинных служилых фамилий, хотя и менее знатных, чем боярские. В 1508–1512 гг. эту должность исполнял Андрей Михайлович Салтыков, с 1513 г. — Никита Иванович Карпов[553].
К мерам, имевшим прямое отношение к обороне русских городов и созданию посохи, нужно отнести создание института городовых приказчиков. Впервые они упомянуты во Владимире в грамоте Василия III от 11 августа 1511 г.[554] Позднее, присоединив Смоленск, Василий III «устроил» город «приказчики городовыми, детьми боярскими». Городовые приказчики, вербовавшиеся из городовых детей боярских, фактически ограничивали компетенцию наместников и волостелей. Именно им был подведомствен сбор посошных людей, управление городовыми пищальниками и все «городовое дело» (строительство городских укреплений и пр.). Городовые приказчики играли и крупную роль великокняжеских форпостов в борьбе с удельной децентрализацией[555].
Уже в первые годы правления Василия III усиливается податной гнет[556]. Вместо старой натуральной повинности — «яма» вводятся «ямские деньги» на организацию ямской службы в общегосударственном масштабе (впервые в грамоте 1500 г.). Вместо обязанности быть проводниками и ямщиками («гонять» подводы) население феодальных вотчин начинает платить «прогонные деньги». В 1513 г. впервые упоминается совсем новая подать — «примет», шедшая на строительство осадных сооружений («Примет» как военноосадное сооружение применялся при осаде Смоленска). Связь появления этого налога с начавшимися смоленскими войнами несомненна.
Наряду с военными податями правительство Василия III обращало большое внимание на дипломатическую подготовку грядущей войны с Великим княжеством Литовским.
Готовясь к активной борьбе на Западе, оно сумело стабилизировать положение на юге и востоке страны.
21 июля 1510 г. из Крыма в Москву воротилось посольство В. Г. Морозова. Вместе с ним приехали царица Нур-Салтан и Сагиб-Гирей (сын Менгли-Гирея). Дальнее путешествие царица предприняла для того, чтобы навестить своих детей — Мухаммед-Эмина и Абдул-Латифа. Через месяц (20 августа) она была отпущена к первому из своих сыновей в Казань с гонцом Василия III, старым дьяком Иваном Кобяком. Здесь она пробыла почти год. Нур-Салтан вернулась в Москву только 22 июня 1511 г., а в конце этого года (5 декабря) отпущена была в сопровождении посольства окольничего М. В. Тучкова к себе в Крым[557]. Полтора года мирных отношений с Крымом были прямым результатом поездки крымской царицы.
Если у Василия III с Крымом отношения были вполне дружелюбные, то этого нельзя сказать о Сигизмунде. Осенью 1510 г. Менгли-Гирей со своими сыновьями и 50-тысячным войском совершили опустошительное вторжение в земли Великого княжества Литовского[558]. В то же время московское правительство продолжало укрепление восточных рубежей и в 1511 г. завершило строительство мощной крепости Нижнего Новгорода[559].
Несколько задержали осуществление намеченных планов непредвиденные обстоятельства. В августе 1510 г. стояла «паводь великая» («много портило мельниц и прудов»). Той же зимою «мор бысть на Москве и по всей земле».
В том же году (1509/10 г.) произошло тридцатидневное землетрясение. Наконец, в зиму 1511/12 г. «бысть дорого жито по всей земли Русстей, и многие люди з гладу мерли»[560].
В 1511 г. Василий III урегулировал отношения и с одним из своих могущественных вассалов, прикрывавших южные рубежи России, — с князем новгород-северским Василием Шемячичем. Этого князя оговорил его «сосед» князь Стародубский Василий Семенович, сообщивший московскому государю, что Шемячич якобы «уряжается» (собирается) переходить на службу к польскому королю. 18 января 1511 г. Шемячичу из Москвы были посланы три грамоты. Согласно одной (написанной от имени Василия III), с новгород-северского князя торжественно снимались всякие обвинения, возведенные В. Стародубским. В другой и третьей — содержался вызов Шемячича в Москву, причем митрополит торжественно гарантировал его безопасность[561]. Воспользовался ли этой грамотой Шемячич и побывал ли он в Москве, остается неясным. Во всяком случае в годы Смоленской войны он активно участвует в военных действиях против Сигизмунда.
Зимой 1511/12 г. в Казань посланы были окольничий И. Г. Морозов и дьяк Андрей Харламов, которые должны были принять новую присягу на верность Мухаммед-Эмина по шертной грамоте, привезенной в это время послом Шау-сеина-Сеита. Миссия Шаусеина «о крепком миру и о дружбе» была результатом поездки в Казань Нур-Салтан. Возможно, посольство Морозова показалось казанскому царю недостаточно представительным. Мухаммед-Эмин принес присягу, но через своего «человека» — бакшея (переводчика) Бозюку запросил новую миссию, заявив, что «вперед хочет быти с великим князем в крепкой и в вечном миру и в дружбе и в любви», а поэтому просит прислать «своего верного человека». В феврале 1512 г. в Казань был послан конюший И. А. Челяднин — виднейший политический деятель того времени. Мухаммед-Эмин Ивану Андреевичу «тайну свою исповедал чисто и с великим князем в крепкой шерти и в вечном миру, в дружбе и в любви учинился». Челяднин в сопровождении Шаусеина-Сеита в марте вернулся в Москву[562].
В предстоящей войне большое значение должна была иметь расстановка сил в Восточной Европе. Ливония в это время не считала возможным выступать против России. Летом 1512 г. велись переговоры новгородских наместников с ганзейскими городами, правда не приведшие к восстановлению ганзейского двора в Новгороде[563]. С Данией и Швецией у Василия III отношения были вполне дружескими.
Приняв в декабре 1511 г. решение о вступлении в брак с дочерью венгерского магната Яна Запольи Варварой (свадьба их состоялась в начале февраля 1512 г.), польский король и великий князь Литовский Сигизмунд сделался покровителем антигабсбургской коалиции в Венгрии. Это» естественно, заставило Империю искать более тесных контактов с Василием III.
После безуспешных переговоров с Польшей (в 1510 г.) поддержкой России стал интересоваться и Тевтонский орден, опасавшийся начала войны с ним Польши за западные прусские земли. Осенью 1510 г. в Москву штатгальтером Ордена[564] был направлен давний приятель Михаила Глинского саксонец Христофор Шляйниц, который должен был добиться разрешения на приезд ко двору Василия III орденского посольства, а по пути выяснить позицию Москвы на случай возможной орденско-польской войны.
Переговоры в Москве были успешными. Глинский уверил Шляйница, что война России с Великим княжеством Литовским не за горами[565]. В ней был крайне заинтересован и лично князь Михаил, рассчитывавший получить себе в княжение Смоленск[566]. Василий III согласился принять тевтонских послов. В дороге Шляйниц подвергся нападению, в результате чего переписка Василия III и Глинского с Орденом попала к Сигизмунду. Так дипломатическая подготовка России к войне стала известна в Вильно[567]. Польский король также не терял времени. Самой могущественной из его контрмер были переговоры о союзе с Менгли-Гиреем.
На кшгных рубежах Руси становилось неспокойно. Менг-ли-Гирей был практически бессилен удержать тех из своих мурз и сыновей, которые жаждали обогащения за счет грабежей соседей. 28 апреля 1512 г. под Вишневцами литовские и польские войска нанесли тяжелое поражение крым-цам. Эго направило их полки на русские земли. 8 мая в столицу пришла весть о том, что пятеро сыновей хана Менгли-Гирея (в их числе пасынки Нур-Салтан Ахмат-Гирей и Бурнаш-Гирей) пришли на белевские и одоевские места, на Козельск и Алексин. Угрожали татарские войска и Коломне.
Для отпора неожиданному набегу на юг направлена была рать во главе с Д. В. Щеней, М. И. Булгаковым и И. А. Че-лядниным. Козельск обороняли князья И. М. Воротынский и братья Федор и Роман Ивановичи Одоевские[568]. Опасность была столь велика и неожиданна, что великий князь был вынужден прибегнуть к помощи своих удельных братьев. 15 мая в Тарусу был отпущен князь Андрей, в Серпухов — Юрий. В «Рязань» наместником послан князь И. В. Шуйский, а вместе с ним воеводы князь П. С. Ряполовский и Ф. Ю. Кутузов. Речь, очевидно, должна идти не о Рязани (где княжил Иван Иванович Рязанский), а о Перевитске. Посылка туда войск имела целью не только защиту юга от крымского вторжения, но и предотвращение возможной из° мены рязанского князя.
