Карловицкий конгресс немаловажен еще и с той точки зрения, что на нем послы иностранных держав воочию увидали, как окрепла и возмужала Россия — теперь ее посланники говорят с друзьями и с врагами уже совершенно другим языком и другим тоном.
Реакция не замедлила последовать. В Москве вскоре работает чуть ли не вдвое больше иностранных резидентов — Европа начинает понимать: игнорировать Россию больше нельзя, это время прошло!
Зато за спиною России, уже и после Карловицкого конгресса, европейские державы усиленно убеждают Турцию прервать перемирие и продолжать войну с московитами… Поражение под Азовом стало для них неплохим уроком. И в конце концов перемирие перерастает в долгожданный мир: 8 августа 1700 года был заключен Константинопольский договор между Россией и Турцией. Это не был «вечный мир», но соглашение о прекращении военных действий сроком на тридцать лет. По этому договору Россия прекращала выплату дани крымскому хану и сохраняла за собой Азов и устье Дона.
Теперь у Петра были развязаны руки, и уже на другой день, 9 августа он официально объявил войну Швеции.
Некоторые историки (причем среди них есть и славянофилы, и западники) упорно называют этот шаг русского царя «нападением на Швецию».
Да, собственно говоря, это было нападение… если воспринимать его как лучший вид обороны. Всем, и в первую очередь самой Швеции, было очевидно, что она не предпринимает никаких агрессивных действий по отношению к России только до тех пор, пока Россия отсиживается за своими болотами и не является для нее серьезным соперником — ни в политическом, ни в экономическом, ни в военном смысле. Это даже если не учитывать того бесспорного факта, что посягнул Петр на русские земли, отнятые некогда этой самой Швецией у России.
Первый поход Северной войны, как и первый азовский поход Петра, закончился неудачей. В октябре 1707 года русские войска осадили город Нарву — сильную шведскую крепость. Осада длилась месяц, и 19 ноября завершилась поражением наших войск. Причин тому все без исключения историки называют две: откровенное предательство Дании, на поддержку которой русский царь серьезно рассчитывал, и ошибку самого Петра. Точнее не ошибку, а вынужденный компромисс: русская армия была еще в стадии формирования, офицерских кадров не хватало, и многие полки были укомплектованы наемными западными офицерами, которые отнюдь не проявили в осаде и штурме крепости ни героизма, ни военного дарования. Действительно геройски дрались элитные гвардейские полки — преображенцы и семеновцы. Но двумя полками крепостей не берут!
Петра эта неудача не обескуражила. Казалось, он предвидел ее возможность. Позднее, в написанной им «Гистории свейской войны» он подвергает анализу это первое испытание новой армии и совершенно трезво оценивает и ее необученность, и просчеты с ее снабжением, даже боеприпасами, а главное — слабость военачальников, набранных из иноземцев. Петр с горькой иронией пишет, что действия армии походили на детскую игру. И далее он пишет о самом себе и что его сие несчастье вынудило отказаться от лени и проявить трудолюбие. Это он-то был ленив?! Ничего себе! Но Петру даже тогда, когда он работал сутками, казалось, что времени для работы мало. (Однако удлинить сутки даже не в царской власти!)
Немедленно принимаются меры к восстановлению сил армии. В Москве был объявлен новый набор. Уже действующая армия в количестве двадцати трех тысяч человек, отступившая от Нарвы, занимает позиции на линии Псков — Новгород, и государь под страхом смерти запрещает отступать дальше этой линии. Эти два города, а также Псково-Печерский монастырь в спешном порядке превращают в крепости — строят укрепления, насыпают валы, подвозят боеприпасы.
Чтобы восстановить потерянную под Нарвой артиллерию, государь бросает новые силы на развитие металлургии — прежде всего на Урале. Но металла катастрофически не хватает. Именно тогда Петр отдает приказ, который наверняка стоил ему немалых нравственных усилий: снять часть колоколов с церквей и перелить их на пушки. Что ж, гром орудий тоже должен был достичь Божьего слуха, коль скоро битва за Россию велась во славу Божию. Петр свято в это верил и колебался недолго…
Зато в наши дни колокола над православными церквями звонят и в Нарве, и в Кронштадте, и в Петербурге.
Прошло чуть больше года, и в конце января 1701 года посол императора Священной империи германской нации господин Плейер отписал в Вену, что армия русских в течение самого краткого времени усилилась втрое.
Историки отмечают, что если для Петра Нарва стала уроком, проверкой сил, то совершенно роковые последствия она имела для его противника — шведского короля Карла XII. Юный монарх, совсем недавно вступивший на престол, от природы честолюбивый и самонадеянный, возгордился своей победой до такой степени, как если бы уже въехал на белом коне в Кремль. Он мнил себя уж по меньшей мере Александром Македонским и рвался в дальнейшие сражения. При этом вслух говорил о русской армии и русском государе с презрением и издевкой: «Нет никакого удовольствия биться с русскими, потому что они не сопротивляются, как другие, а бегут»[35].
«Великой победой» Карла XII тут же возгордилась вся Европа. Во всех странах радовались ей, превозносили ее и сильно преувеличивали, раздувая и без того непомерную гордыню Карла, то есть упорно толкая его к гибели…
Шведского короля объявили героем, хотя вел он себя достаточно подло: когда было заключено соглашение об отступлении русских войск от Нарвы, было условлено, что они отступят с оружием и знаменами. Но стоило уйти из лагеря семеновцам и преображенцам, которые навели на шведов страху, как те совершили нападение на оставшиеся части и захватили в плен нескольких офицеров.
Столь же «благородно» Карл поступил и с гражданскими представителями России. Едва была объявлена война, как король приказал арестовать русского посла в Швеции и, более того, — всех русских торговцев, которые имели несчастье там находиться. Это в то время как Петр разрешил шведам покинуть Россию.
Карл XII одерживает еще две победы, но уже не над русскими: его полки побеждают в Дании и наносят поражение саксонцам под Ригой. О юном монархе начинают слагать легенды и называют его «непобедимым». А он уже мечтает о безграничных просторах России, уже мысленно примеряет русскую шапку Мономаха… Ну-ну!
С конца 1701 года русская армия начинает побеждать. Русские берут одну за другой шведские крепости Нотебург (переименованный в Шлиссельбург) и Ниеншанц, завоевывают Ингрию, возвращают старинные русские города Ям и Копорье. В мае 1703 года Петр закладывает в устье Невы свою новую столицу и начинает строительство русского балтийского флота. В июле 1704 года шведы теряют крепость Дерпт, в августе русские берут Нарву!
Собственно, это было уже достижение поставленной цели, и если бы в это время Карл XII захотел заключить с Россией мирный договор, признав ее завоевания, ему бы это удалось.
Но он и не помышлял о мире, будучи уверен, что успехи Петра временные, и ему еще удастся нанести русским сокрушительное поражение.
Швеция впервые столкнулась с Россией по-настоящему сильной. С новой Россией, которая твердо предъявила права на свои некогда отнятые у нее земли.
Трудно сказать, понимал ли Карл XII, что это новое государство выросло всего за несколько лет и стимулировать этот небывалый его рост сумел фактически один человек, русский царь, своим неуемным гением изменивший не только положение вещей в России, но и всю расстановку сил в Европе.
Как бы то ни было, для шведов Петр I становится врагом номер один и, судя по всему, для других европейских стран тоже. Они всей душой были на стороне шведов, и когда русская армия начала наносить им поражения, всерьез обозлились и даже испугались.
Но вряд ли кто-либо из западных политиков представлял себе весь масштаб происходящего. По-настоящему им предстоит понять высоту взлета России после Полтавы, которая была уже не за горами.
Нет никаких данных о том, были ли предприняты уже в то время какие-либо попытки со стороны западных недругов России с целью уничтожить русского государя. По логике вещей уже тогда многие могли понять, как опасен Петр и насколько опаснее он становится для своих противников с каждым годом.
Однако даже если бы у западных политиков и зрел какой-то коварный план, по той или иной причине не осуществленный, до нас сведения о нем не дошли.
Вместе с ушедшим в небытие XVII веком от Петра ушли двое его самых преданных сподвижников. 2 марта 1699 года умер адмирал Лефорт. Ему было всего сорок пять лет, и эта нежданная кончина стала тяжким ударом для молодого царя.
За гробом своего преданного друга он шел рыдая и не пытался этого скрыть. Среди иных бояр нашлось несколько человек, которым, как видно, были безразличны заслуги знаменитого полководца и его верное служение России в течение многих лет. Они, решив, что царь в горе своем ничего не видит и никого не замечает, попытались уйти с поминок «по иноземцу». Но Петр отлично все видел. В гневе вскочив с места, он приказал боярам вернуться. «Какие ненавистники! — воскликнул царь. — Верность Франца Яковлевича пребудет в сердце моем, доколе я жив буду, и по смерти понесу ее с собой в могилу!»
