Национальная и глобальная политика
В 1863–1906 гг. финский сословный сейм принял в общей сложности около 400 законов. Большинство из них подготовило почву для формирования гражданского общества и развития капитализма. В ходе разработки реформ сформировались две конкурирующие политические группировки — фенноманы и либералы. Их ведущие представители поочередно задавали тон в Сенате. Основу движения фенноманов составляли, прежде всего, крестьянское сословие и духовенство. Либералы, в свою очередь, опирались на дворянство и бюргерство. Сословия принимали решения независимо друг от друга, и поэтому внутри обеих группировок часто имели место разногласия. Взгляды отдельных сословий на многие основные вопросы определялись узкими групповыми интересами.
Взявший на себя роль лидера фенноманов Ю. В. Снелльман, после Крымской войны назначенный профессором философии, в 1863–1868 гг. занимал пост вице-председателя Сената. Теперь Снелльман выражал очевидную лояльность императору, а взамен получал от российских властей поддержку своей программы перехода общества на финский язык. Русские не верили в то, что финский язык когда-либо сможет развиться до уровня государственного, но они опасались, что главенствующее положение шведского языка в общественной жизни страны делает ее восприимчивой к вредным политическим идеям из Швеции. Таким образом, поддержка русскими властями движения фенноманов, порой носившая активный характер, была следствием первичной цели — заменить шведский язык русским, сделав последний языком финского общества. Во время инспекции российских войск в Финляндии летом 1863 г. Александра II принимала делегация во главе со Снелльманом. От императора последний получил одобрение своего Положения о языках, согласно которому финский язык после 20-летнего переходного периода становился равноправным административным языком.
Эта реформа вновь сделала языковой вопрос политическим яблоком раздора, дав жизнь оформленному фенноманскому движению под лозунгом «Одна нация — один язык». Фенноманы стремились к полному переводу общественной жизни Финляндии на финский язык. Либералы считали подобные меры необоснованными и даже опасными — с учетом положения шведского языка как символа западноевропейского культурного наследия и залога контактов со Скандинавией. Важно отметить, что обеими группировками двигали патриотические и национальные мотивы. Обе группировки спорили о том, что именно было бы наиболее благоприятно для Финляндии, то есть о том, как избежать поглощения страны Российским государством и русской культурой.
Во многих странах Европы XIX в. националисты являлись убежденными либералами, считая, что политическая эмансипация ведет к эмансипации народной. В Финляндии дело обстояло сложнее, так как нерегламентированная политическая эмансипация могла сблизить страну со Швецией, чего не желали ни фенноманы, ни российская администрация. Поэтому финский национализм в той форме, которую представляли фенноманы, отличался ярко выраженной лояльностью по отношению к государству и к власти вообще. В той форме, которую олицетворяли либералы, финский национализм отличался верой в подлинную силу закона — ведь именно закон воспринимался как наилучшая гарантия предотвращения чрезмерной русификации.
В результате этих разногласий возникли противоположные друг другу концепции истории Финляндии и ее государственно-правовых отношений с Россией. Обе группировки считали, что Финляндия к началу 60-х годов XIX в. развилась до уровня государства, но, согласно взглядам фенноманов, этот факт коренился, прежде всего, в том, что национальное самосознание финского народа получило возможность расцвести в период российского владычества. По мнению профессора истории Ирьё Коскинена, ставшего в 70-х годах XIX в. новым лидером фенноманов, а впоследствии также сенатором, шведская эпоха принесла финскому народу продолжительное угнетение и дискриминацию. В таком духе историки-фенноманы принялись описывать всю историю Финляндии. Тогда же, в 70-х годах, националистически настроенная пресса во главе с газетой «Ууси Суометар» заложила основы общегосударственной финноязычной общественности.
В противоположность фенноманам, либералы обратились к концепции деятеля 30-х годов Исраэля Вассера, согласно которой Боргоский сейм 1809 г, был декларацией государственной унии. Либералы подчеркивали значение шведских законов XVIII в. и вообще шведского наследия в Финляндии. Глашатаями либеральных идей стали журналист Аугуст Шауман и профессор государственного права Лео Мехелин, неоднократно занимавший пост сенатора. Шауман, возглавлявший либеральную фалангу еще во время Крымской войны, энергично распространял через газеты «Хельсингфорс Дагблад» (Helsingfors Dagblad, «Гельсингфорсская ежедневная газета») и «Хуфвудстадсбладет» (Hufvudstadsbladet, «Вестник столицы») идею о том, что Финляндия соединена с Россией лишь посредством личной унии с императором. Эту же мысль выдвигал Мехелин в своей французской обзорной статье 1886 г., посвященной форме правления и администрации Великого княжества. Статья вскоре вышла в русском переводе, с критическими комментариями. Так было положено начало финляндско-российскому расколу, который в 1899 г. перерос в открытый конфликт и в дальнейшем влиял на политическую жизнь Финляндии — вплоть до 1917 г.
Наступление движения фенноманов на общественной арене вызвало внутриполитические цепные реакции. В 70-х годах XIX в. ряд открыто прошведски настроенных ученых, так называемых шведоманов, потребовал более энергичных мер по поддержке и сохранению шведского языка в общественной жизни. Наиболее радикальные шведоманы утверждали, что шведскоязычные слои населения страны составляют особую нацию, но большинство шведоманов склонны были воспринимать шведский язык как элемент сохранения культуры. В 80-х годах XIX в. либералам не удалось сплотиться в партию, нейтральную в языковом отношении, но теперь многие из них объединились со шведоманами в шведскую партию, основу которой составило дворянство и бюргерство. В свою очередь в среде фенноманов в 80-х годах выделилась группа молодежи под руководством лидера студенческого движения Лаури Кивекяса, требовавшего более решительных мер по претворению в жизнь программы перехода общества на финский язык. В 90-х годах XIX в. возникли две политические группировки, младофинны и социалисты, в дальнейшем игравшие центральную роль на политической арене.
В конечном счете, актуальную политическую ситуацию определяло отношение российских императоров к Великому княжеству. Александр II строил свою бюрократическую автократию с помощью все более профессиональных советников, отвечавших за функционирование империи в целом. Поэтому он склонялся к единообразным решениям. После убийства Александра II русскими экстремистами в 1881 г. политика интеграции постепенно усилилась. Сын покойного Александр III решил ужесточить внутриполитический контроль. В то же время Россия сталкивалась с растущими проблемами во внешней политике. Объединение Германии в 1871 г. происходило при поддержке России, но после распада германско-российского альянса в 80-х годах возникла угроза войны между странами. В результате Санкт-Петербург из-за своего географического положения казался все более уязвимым, а роль Финляндии как военной буферной зоны возрастала.
К тому же Россия, подобно другим европейским великим державам, превратилась в период с 1870 по 1910 г. в империю, интересы которой простирались далеко за пределы Европы. Колонии западных держав росли, в первую очередь в Африке и в Юго-Восточной Азии. Россия же, завершив покорение Сибири, составила в 90-х годах конкуренцию западным странам в вопросе контроля над Китаем. Важной предпосылкой международной гонки колониальных завоеваний стал ряд технических изобретений: железная дорога, телеграф и электричество. В сочетании с возросшей боеспособностью европейских военно-морских и сухопутных сил эти новации давали колонизаторам такой перевес, что у коренного населения не было шансов им противостоять. Существовали также подспудные движущие силы неевропейского характера. Соединенные Штаты Америки и Япония всерьез соперничали со странами Европы. Поднимала голову ответная политическая оппозиция в колониях, что требовало от колонизаторов усиления военного присутствия и повышения боеготовности.
С учетом таких сдвигов в большой политике терпимость российской администрации в отношении сепаратных решений для Финляндии не могла не уменьшиться — тем более что славянофильские газеты в России все более громогласно обвиняли Финляндию в осознанном сепаратизме. Отрицать последнее было трудно: это становилось очевидно всякому, кто знал политическую элиту страны и ее гражданское общество. Понимал это и Алек- сандр III. В своем заверении правителя он обещал сохранить прежние основные законы в Финляндии, но мысль о том, что ее жители стали воспринимать свою страну как отдельное государство, ему претила. В 1889 г. финский Сенат выступил с рядом сепаратных предложений для Финляндии в дополнение ко всероссийскому указу о таможнях. Император саркастически осведомился, не принадлежит ли Россия Финляндии — или все-таки наоборот. Годом позже была упразднена собственная почта Финляндии. В то же время началась подготовка к интеграции финской армии в вооруженные силы империи.
